и растекается очаг
по тканям, порам бледной кожи,
влипая глубже, будто страх.
Резь одиночья жжёт и режет,
как соляной, густой клинок,
и мозг зудит, себя сам чешет.
Пылает в муках черепок.
Я измолол обиды, грусти
и изжевал весь перец тем,
как жерновами память, чувства,
и из потерь создал тотем.
Ему молюсь, добром венчая.
Слезами множу сталактит.
Но грозы бьют, ветра качают,
и угрожают столб разбить.
Они однажды идол свалят,
какой привалит боль и жар.
Он мне надгробьем лучшим станет
среди камней, деревьев, пар…
Ликёр
Пройдя по питейным домам, ресторанам,
пивным, винокурням и даже дворцам,
побыв в состояниях разных угаров,
и зная секреты любого дельца,
испробовав дюжины вин и портвейнов,
познав коньяки, самогоны и джин,
сварив уже девять рецептов глинтвейна,
я думал, отведал все-все купажи…
Но как сомелье я впервые ошибся!
Нашлась необычная форма искусств!
Как Вакх, Дионис охмелённый, влюбился
в её этикетку и запах, и вкус…
Елене Тукаловой
Хрустальный голос
Твердят, что нет чуда, любви или сказки,
что лжива краса или редкостен дар.
Но вновь отвергаю язычные пляски,
ведь в уши втекает сладчайший нектар.
Тот голос – хрусталь под алмазной огранкой,
ручей-невидимка, что чисто бежит,
иль струны, берущие разные планки,
по ним медиатор живой розовит.
Звучанье его, будто ангельский высказ,
что славным мотивом сплетает союз,
что вводит в усладу, соблазн или искус,
которым сдаюсь, поддаюсь, предаюсь.
Как дикая птаха на ветке, роскошна,
что в образе девушки в нужном ладу.
И я перед ней, будто кот на окошке,
внимающий песне в цветущем саду…