Белая нить

Проклятие!

На душе Олеандра заскреблись силины. Неосязаемое ощущение тревоги распространилось по сознанию со скоростью морового поветрия. Он мельком глянул на приятелей, а затем вознес глаза к сероватым – дождь, что ли, прошел? – клочкам неба, проредившим листву.

Скорее всего, Каладиум и Аспарагус давно прибыли в курганистые земли. И Олеандр ничего, совершенно ничего не смог сделать, чтобы им помешать. Он на ветвях Вечного Древа провалялся, отравленный сонником.

Он тряхнул головой, смаргивая наваждение, явившееся внутреннему взору тенью погибшей Эсфирь. Сглотнул и обнаружил себя сидящим на лавке между хранителей. Один из них, похожий на громадное рыжее дерево, настойчиво тряс его за плечо, которое уже онемело.

– Ну наконец-то, – Зефирантес выдохнул так, словно мгновением ранее залпом оприходовал кувшин вина. – Слушай, ты предупреждай хоть, когда впадаешь в эти свои тяжкие думы.

Нет! Ужель Олеандр сдался?! Ужель даже не попытается уберечь ту, которой обязан жизнью?!

– Зовите Драцену и Рубина! – Он вскочил. – Запрягайте элафия! Мы скачем в курганистые земли!

– Чего?! – охнули Юкка и Зеф, тогда как ноги уже несли Олеандра к главным вратам.

– По дороге расскажу!

– Но…

– Это приказ!

Мимо проносились перепуганные лица собратьев, шарахавшихся от него, как от безумца, размахивавшего топором. Не обращая внимания на доносящиеся в спину выкрики, он подбежал к вратам и настежь их распахнул. В боку нещадно кололо. Мышцы, не разогретые после сна, ныли. Но он все равно рванул к Морионовым скалам, только створки за спиной захлопнулись. Приложил два сомкнутых в кольцо пальца к губам – и день огласил раскатистый свист.

Абутилон дремал на ближайшей поляне, потому вскоре уже Олеандр на бегу запрыгнул ему на спину, и земля под копытами элафия затряслась.

Пусть шанс на успешный исход замысла и невелик – увязающий в трясине, как известно, хватается за травинку. Увидев Палача, Эсфирь могла и улететь, верно? Или спрятаться. Или…

Да мало ли! Вариантов – два мешка!

– Быстрее, Аби! – Олеандр хватанул элафия пятками и направил чуть левее, в объезд светлевшего впереди ручья.

Лесные заросли постепенно разрежались. Иссохшие прутья и листва уступили место высокой траве, хлеставшей по сапогам не хуже кнутов. Обрывки выкриков дриад прилетали в спину под дробный перестук копыт.

При желании Абутилон мог скакать еще быстрее. Но в таком случае он рисковал в кровь изрезать бедра. Поэтому Олеандру приходилось сдерживать норов и почасту замедляться.

В одну из вынужденных остановок глаза выхватили черную точку, плывшую в небе над скальными гребнями.

Эсфирь? Кто бы это ни был, полет его выглядел жутко. Летун вился в воздухе раненой птицей – того и гляди расшибется о камни. Его подбрасывало. Швыряло из стороны в сторону столь лихо, будто он сражался с незримым врагом. Примерно так, помнится, штормило Зефирантеса, когда он впервые испил крепленого вина. И после четвертой или пятой чаши со словами «Что-то лёгонькое оно какое-то» осушил еще с десяток.

Это Эсфирь! В груди Олеандра будто перегнутая ветвь треснула. Засевшая между ребер тревога въелась корнями в сердце. Он приготовился к новому рывку, но взгляд уперся в дерево на краю поляны. Из-за ствола выглядывали зеленый рукав и склоненная голова…

– Гинура? Эй! Ты чего там расселся? Дурно?

Щурясь от слепящего света, Олеандр снова оглядел небосвод. Эсфирь как водой смыло – хотелось надеяться, не лбом в горный выступ. Ведомый дурным предчувствием, он снова окликнул Гинуру. Но ответа не получил. Вернее, получил, но от кого-то иного, чье зеленое око сверкнуло в полумраке ветвей. То был странный булькающий звук, похожий на вздох тонущего.

В тот же миг почва в двух-трех шагах от Гинуры просела. Заволновалась и растеклась волной прямиком к Олеандру. Он дернул рога Аби на себя. Тот попятился. Поздно – бугры обступили их ободом, который закипел, подобно перегретой похлебке. Копыта элафия начали увязать. Он взревел, пытаясь нащупать опору. Дернулся. И встал на дыбы, испуская с цветов облако пыльцы.

Не успев сообразить что к чему, Олеандр потерял равновесие и плашмя рухнул в склизкую жижу.

Лимнада! Осознание сущности нападавшего пришло враз с непониманием, почему дружественное Барклей создание ополчилось на дриада. Вместо вертевшего на уме вопроса из горла вылетел комок слизи. Трепыхания ускоряли погружение в трясину. Любое движение тянуло ко дну. Но Олеандр рискнул перевернуться на бок и вскинуть руку – тело увязло глубже. И виток чар, сорвавшись с пальцев, просвистел мимо запримеченной на дереве лианы.

– Аби, перестать, – шептал он, силясь угомонить охваченного паникой элафия, чьи копыта по бедра засели в болоте. – Пожалуйста, перестать, слышишь? Иначе ты нас утопишь!

Наперекор призыву к успокоению Абутилон вновь поднял рев. Ринулся в сторону и тут же завалился на бок. В лицо Олеандра ударил фонтан зловонных брызг. Перед взором, чудом не пробив висок, пронеслось копыто.

Дриады приближались. Олеандр слышал, потому протянул ладонь к перепуганной морде с глазами-бусинами, приподнял ее над топью.

Помощь подоспела вовремя. Зеф примчался первым. Но в расчет его взять не вышло: разве что в расчет тех, кому голова дарована лишь для того, чтобы зазря болтаться на шее. С криком «Защита наследника – долг жизни!» он на полном скаку понесся к трясине. Его элафия оказался умнее – перед болотом он застыл. Слишком резко. Зеф перелетел через его рога и бочкой плюхнулся в топь.

Драцена дурному примеру не последовала. Ее волей и чарами лозы соскользнули с деревьев. Опутали тела увязших и вытянули их на твердую почву.

– Спасибо. – Олеандр выбрался и плюхнулся лицом в траву, но тут же поднял голову.

Сосредоточился на жужжании прибывших хранителей – они уже вытаскивали из зарослей два бесчувственных тела.

Первое принадлежало Гинуре.

А вот второе… Свалявшиеся в пакли волосы цвета болотной слизи говорили в пользу лимнады. Но сероватая чешуя на предплечьях намекала, что девица родилась наядой.

Вырожденка!

Пошла кутерьма.

Сбежавшиеся на поляну дриады загалдели, заверещали, точно согнанные с ветвей птицы. Олеандр доверил Драцене заботу об элафия. Нагнал стражей и помог им уложить Гинуру на траву. Моргнул раз, два – посыльный не подал признаков жизни, – и осознание случившегося громом прокатилось в сознании. Локти выпрямились самовольно, одна ладонь прилипла к другой.

Шестьдесят счетов, сотня надавливаний на грудь с перерывами – круг неотложных действий при остановке сердца. Не зря, вовсе не зря Олеандр в поте лица обучался ремеслу целителя.

Он знает и умеет. Он спасет Гинуру! Обязательно спасет!

Земля вокруг увлажнилась от стекавшей с туники слизи. Олеандр свершал отточенные движение, когда слух перехватил шорох.

Олеандр резко обернулся. В шее хрустнуло, хвост мокрых волос шлепнул по глазам.

– Поздно, Цветочек, – Рубин стоял у него за спиной, переламывая самокрутку, – мёртв ваш дружок.

Мёртв… Олеандра пробрал озноб. Он снова обратил взор к Гинуре. Его рот трещал от напичканной в глотку грязи. К ладоням, подсвечивая листву на предплечьях, стягивалась чары.

В душе разразилась буря. Но Олеандр не дозволял ей вырваться наружу. Борьба с желанием закричать, убежать, просто лечь и тупо вытаращиться в никуда отжимала силы. Но усилием воли он заставил себя проглотить очередное поражение – сколько их еще будет? – и подобрался к вырожденке, окруженной кольцом стражи.

– Мертва? – спросил Олеандр и осмотрел её перепачканные в грязи и болотной жиже лохмотья.

– Уже да, – подтвердил коренастый хранитель с длинной коричневой бородой, в которой запутались листья. – Когда выносили, сердце еще билось. А теперь… – Он пожал плечами. – Странно.

И правда странно, – мысленно вторил ему Олеандр. Никаких серьезных увечий на теле девицы не наблюдалось. Пара царапин, синяк у виска. Все! Так что же послужило причиной гибели?

– Ядком попахивает, смекаешь? – прозвучал шелестящий голос Рубина. – При том едким таким, насыщенным. Не могу разобрать, что за отрава… Что-то редкое. Не встречал прежде.

Отрава действительно не оставила бы на теле следов. Но зачем вырожденке травить себя? Или её Гинура отравить успел?