Белая нить

Аспарагус закатил глаза:

– Ты дозволишь мне высказаться?..

Каладиум прищелкнул языком. И кивнул, утирая изодранным рукавом капающую из носа кровь.

– О, благодарю. – Аспарагус растер ладонями полыхавшее лицо. – Давеча я втерся к наследнику в доверие. Навел на думы о твоей непосредственной причастности к смуте и усыпил. Ныне дорога в лес нам отрезана. И я предлагаю тебе два пути. Первый: к нашей общей златоокой подруге мы скачем вместе. Второй: здесь и сейчас я изволю с тобой раскланяться.

Ежели Каладиум и удивился, вида не подал. Только хмыкнул, устремив взор к Морионовым скалам, обагрившимся утренним заревом.

– Хорошо. Я сопровожу тебя.

Беда не приходит одна

Проснувшись утром и спустившись с Древа, Олеандр хотел одного – выпустить небезызвестному гаду в маске кишки.

Каким же скотом нужно быть, чтобы использовать как наживку девчушку, которая толком ничего не помнит?! У Аспарагуса, похоже, совсем верхушка на почве вырожденцев расшаталась. Уже трижды он переступил черту дозволенного. Сперва ударил Олеандра в разгар дуэли Каладиума и Рубина. Потом пощечину ему залепил на глазах десятков соплеменников. А следом усыпил и приказал хранителям не тревожить – дескать, дни у наследника выдались тяжелые, пусть вздремнет.

Каков подлец, а?! Да кем Аспарагус вообще себя возомнил?! Творить столь немыслимый произвол!.. Вот кто точно страх потерял!

А что если Каладиум взаправду причастен к смуте?

Что если он уже предстал перед Эсфирь, жаждая пригреть её под листвой?

Чувствуя, что того и гляди взорвется, словно переспелый плод, Олеандр метался по поселению. Невольно он подмечал – куда ни сворачивает, везде его поджидают кучки шепчущихся дриад, указывавших на него пальцами. Страх на их лицах сменялся недоверием. Они держались в сторонке, но провожали его столь цепкими взглядами, что он через шаг спотыкался.

– Вы что тут все, с ума посходили?! – рявкнул Олеандр, когда прачка, встретившись с ним глазами, уронила корзину с бельем. – Соревнуетесь в ненормальности?

Он замер посреди улочки, стиснутой одноэтажными домами. Пробегавшие мимо дриады прятали взоры.

– Эй, ты чего разорался-то с утреца? – прогромыхал за спиной басовитый голос. Распихивая локтями дриад, к нему прорывался Зеф. Позади него прыгала лохматая голова Юкки. – Умер кто?

– Сейчас умрет! – выкрикнул Олеандр. – Если никто не соизволит объяснить мне, что здесь творится! Где Аспарагус? Где Каладиум? И почему, скажите на милость, все пялятся на меня так, будто я голый?

И причины странного поведения собратьев взбесили его еще больше. По словам приятелей, дриады все утро обсуждали подписи к судным листам: «А. – правитель клана дриад». И пришли к выводу, что за непорядками стоит не кто иной как отец Олеандра. Да, причастность владыки к смуте вызывала множество вопросов. К примеру, зачем ему покушаться на жизнь сына? Зачем сперва прощать Мирта, а затем убивать?

Но треклятая подпись, как видно, глушила в умах поселенцев любые прозвуки здравомыслия.

– Это не единственный слух, – подметил Юкка. – Там еще о призраке госпожи Азалии толкуют. О её детях, которых они с господином Лета?[10 - Лета? – старший сын Ваухана, былого правителя Танглей, незаконный супруг Азалии, отец её двукровных детей.] могли сокрыть. Даже о господине Аспарагусе, простите.

– Отойдём, – вымолвил Зеф.

И они миновали узкий коридор между домов. Приподняв ветви дерева, ступили к ограде поселения.

– Не поймите меня превратно, господин Олеандр, – продолжил Юкка. – Я вас не осуждаю – Тофос упаси! Ваш гнев понятен. Мне тоже не понравилось бы, если бы о моем отце, семье, какой бы она ни была, распускали сплетни. Но…

– Договаривай, – спокойнее произнес Олеандр, видя, как бедный парень вжал голову в плечи. – Я не кусаюсь, пока меня самого не укусят.

– Он хочет сказать, – встрял Зефирантес, – что вы с архихранителем таитесь. Извини, дружище. Но со стороны чудится, будто это вы, а не дриады, ну, слегка «того». – Он покрутил пальцем у виска. – Носитесь туда-сюда, шушукаетесь. А что поселенцам-то остается?

С каждым укором щеки Олеандра все пуще заливала краска стыда. В упреке прослеживался смысл. С дриадами никто не объяснялся. Вот они и ухватились за перво-наперво возникшие мысли и пустились в додумки.

– Ах да! – защебетал Юкка, опомнившись. – Аспарагуса и Каладиума я с минувшего вечера не видел. Первый в лес ушел. Вроде как до сих пор не возвратился. Второй тоже.

– Что?! – Возглас Олеандра прокатился по поселению, гулкий и надрывный, готовый вот-вот сорваться. – Один? Аспарагус ушел один?

– Один, да, – Юкка кивнул. – Он повелел дозорным освободить гнезда наблюдений. О!.. Еще полномочия сложил.

Твою ж!.. У Олеандра аж волосы на затылке дыбом встали. Он в сердцах долбанул кулаком по ограде.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?!

– Так вы спали, – прошептал Юкка. – А господин Аспарагус сказал…

– Господин Аспарагус сказал!.. – передразнил его Олеандр. – Засунь его слова себе знаешь куда!

– Тихо-тихо! – Зеф встряхнул его за плечо. – Не кипятись. Юкка-то тут причем, он подневольный…

– Да вы все тут подневольные! – прорычал Олеандр. – Гляжу, своих мозгов ни у кого нет!

Напряжение, схлестнувшееся со страхом за благополучие Эсфирь, достигло точки взрыва. Думать в таких условиях было крайне трудно. И Олеандр в очередной раз пожалел, что рядом нет отца и брата, которые точно помогли бы ему затушить в голове пожар, испепелявший суть всяких размышлений. Тем не менее опасение, рожденное из недавней беседы с Аспарагусом, подсказывало, что неспроста – ох, неспроста! – они с Каладиумом пропали из поселения.

– Приказал покинуть гнезда наблюдений, – Олеандр выдохнул и добавил: – Какие гнезда? Ближайшие к курганам?

– Перед Морионовыми скалами, – пискнул Юкка. – До курганов там рукой подать, думаю.

– Ну-у, – протянул Зефирантес. – Не рукой подать, конечно. Проскакать придется.

Олеандр растерянно теребил серьги.

Что же получается?..

Аспарагус ушел к курганам следом за Каладиумом? Ушел и приказал дозорным близ тех земель покинуть гнезда наблюдений? Зачем? Как лист сорвать, столь бестолковые потуги по обезвреживанию воинов были направлены на устранение Олеандра. Чтобы под ногами не путался. Чтобы по пробуждении не подал дозорным знак, не направил их в курганистые земли.

Любопытно, что, учтя в череде деяний столь неочевидную тонкость, Аспарагус в придачу сложил полномочия. Словом, добровольно развязал Олеандру руки. Закон клана дриад гласил: ежели посты исполняющего обязанности правителя и архихранителя по какой-то причине освобождаются, их занимает либо истинный владыка, либо его ближайший кровный наследник.

Будучи, к чему уж лукавить, далеко не самым глупым дриадом поселения, Аспарагус явно сознавал, что последует за его уходом с должностей. И все же он сложил полномочия. Правитель оказал ему честь, вверив бразды правления, а он просто взял и подгадил ему в миг раздора.

Странный поступок. Зачем Аспарагус это сделал? Да и чего желал добиться, выслеживая Палача?

Положим, он застал Каладиума рядом с Эсфирь. Положим, убедился, что тот – один из смутьянов. Каковы дальнейшие действия? Попытка задержать подлеца в одиночку?

Или…

А чем же у нас тут попахивает, спрашивается? Не предательством ли? Не изменой, случаем?

Аспарагус ушел за предполагаемым смутьяном и обезопасился от перехвата. Ушел и сложил полномочия.

Почему? Да потому что хотел примкнуть к Каладиуму! Не собирался Аспарагус возвращаться! Не собирался никого задерживать!