Никому о нас не говори

И, пока я беспомощно брыкаюсь в руках Жени, Петрова открывает дверь нашей раздевалки. Все еще глядя на меня в упор, она продолжает пятиться. Спиной заходит в маленький общий коридор между женской раздевалкой и мужской, дверь которой напротив.

Меня трясет мелкой дрожью, а Полина, не сводя с меня взгляда, распахивает дверь соседнего помещения. Там пусто, и она просто кидает мою сумку туда. Не глядя. И перед тем как она закрывает дверь, я успеваю заметить, что мои вещи и полотенце разлетаются там по полу. Тут же хватка Жени на моих плечах слабеет. Она буквально отшатывается, будто я могу на нее кинуться. Но все, на что я сейчас способна, – это подпирать голой спиной и ягодицами шкафчик, нервно хватать носом воздух и смотреть, как Полина вальяжно приближается ко мне.

– Где вещи забрать, ты знаешь. Так что оревуар. И еще, Просветова, – она вызывающе пробегается по мне взглядом и останавливает его у меня на бедрах, – ты бы хоть там побрилась. Фу.

Мое лицо вспыхивает, а пульс шумит в ушах. Хохот этих мегер доносится до меня уже издалека. Мои дрожащие руки неосознанно тянутся к низу живота. Скрещиваются, пытаясь прикрыть все интимное, что

должно остаться только при мне. Я так и стою на месте, когда хохочущие Полина и Женя исчезают из раздевалки.

Мне хочется плакать в голос. Слезы наполняют глаза. От стыда кровь закипает в венах. Прошлая стычка с Полиной, тот проклятый клуб и снова выходка Полины… Я даже переключиться с одного на другое не успела. Куда мне сейчас? А главное, как в таком виде? Даже позвонить Соне и позвать на помощь не могу: мой телефон лежит в той же в сумке, что теперь валяется в мужской раздевалке. И обратиться к преподавателю тоже не могу. Я совершенно голая.

Закусываю губы до ощущения боли и глубоко дышу. Не реветь! Только без истерики! Но она уже подступает к горлу. Я ведь еще от вчерашнего не отошла. Сколько прошло времени, как Петрова забросила туда мою сумку? Кажется, не больше минуты. Мне остается лишь надеяться на чудо, что там все еще никого.

Вытерев тыльной стороной ладони мокрые щеки, я решаюсь на то, чего никогда бы не сделала, даже если б на мне была хоть какая-то одежда. Но и стоять в чем мать родила всю пару тоже не могу. Пока скачет в груди сердце, я на негнущихся ногах преодолеваю расстояние от своего шкафчика до двери раздевалки. В общем коридорчике никого. Еще шаг и резкий вдох. Больше не дышу, когда хватаюсь за ручку двери в мужскую раздевалку. Медленно толкаю ее от себя, а перед глазами уже черные мушки. Боже, спасибо! Я выдыхаю. Вижу перед собой только закрытую дверь, ведущую в мужскую душевую, два ровных ряда шкафчиков, пустые лавочки между ними и свою брошенную сумку и полотенце на полу прямо посреди

раздевалки.

Решаю все сделать на счет три.

Раз. И я босыми ногами пробегаю несколько шагов вперед.

Два. Хватаю полотенце. Сердце вот-вот выскочит из-под ребер.

Два с половиной. Тянусь теперь к сумке. И замираю, как и мое сердце. Слышу скрип двери. И явно не той, в которую вошла я. Перед моими глазами, прямо возле сумки, пара голых мужских стоп. А еще по раздевалке разлетается довольный смешок:

– Вот это задница!

Мои лицо и уши вспыхивают огнем, а ноги подкашиваются. Я приземляюсь голой попой на лавочку, испуганно поднимая глаза. Я здесь больше не одна. На меня направлены две пары глаз, а через секунду сюда заваливаются еще двое. Теперь здесь четверо парней, бедра которых обернуты полотенцем.

В одном из последних вышедших в раздевалку я узнаю Горина. Он, так же как и остальные, застывает в дверях душевой, изумленно таращась на меня. Но тот, кто вошел первым, уже лыбится шире всех. Он слегка склоняет голову, облизывая губы:

– Пацаны, а кто из вас девочку заказывал?

Три…

ГЛАВА 6

Мои пальцы впиваются в мягкую махру. Я прижимаю к себе скомканное полотенце, но прикрыть получается лишь грудь и верхнюю часть бедер. Мои плечи, ноги, спина и все, что ниже, еще обнажены. Мне бы обернуть всю себя полотенцем, но любое мое движение чревато полным стриптизом.

Я просто прирастаю голой попой к скамейке, пока на меня направлены четыре пары мужских глаз. Ни дышать, ни сглотнуть противный спазм в горле не получается. Каждый миллиметр моей кожи, выставленный напоказ этим парням, сгорает от стыда.

– Ну и как ты здесь оказалась, птичка? – ухмыляется тот, кто первым вошел в раздевалку.

Этот брюнет, худощаво-мерзкий экземпляр, в прямом смысле лапает меня взглядом, пока я дышу через раз.

– Чик-чирик, птичка, что молчишь? – Мне адресуется еще один вопрос вместе с противными смешками стоящих позади него.

Это двое совершенно незнакомых мне парней и все тот же Горин. Они переглядываются, медленно расходясь к своим шкафчикам. Я делаю над собой усилие, прежде чем издать хоть какой-то членораздельный звук.

– Мои вещи сюда закинули, – тихо произношу я.

– Во девчонки развлекаются, – тут же ржет на всю раздевалку брюнет, запрокинув голову. – Мне такие приколы по душе. Почаще бы.

– Можно я уйду? – Мое бормотание сливается с его смехом.

– Иди, тебя никто не держит, – раздается глухой голос откуда-то из-за дверцы шкафчика позади худощавого брюнета.

И это Горин. Кажется, именно он открывал этот шкаф, пока его друг радовался, что меня запихнули сюда.

– Я… – говорю сипло, – мне… Отвернитесь. Но взгляд брюнета лишь веселеет.

– Зачем? – хмыкает он, а руками тянется к краю своего полотенца, намотанного вокруг бедер. Один резкий взмах, и белая тряпка уже у его ног. – Я не стесняюсь, – гордо заявляет он и в прямом смысле трясет своим голым хозяйством.

Боже. Хватает секунды, чтобы увидеть чужой болтающийся член, чтобы лишиться воздуха в легких и сгореть от омерзения до кончиков ушей. Я зажмуриваюсь до кругов перед глазами, стискивая в пальцах край своего полотенца.

– А стоило бы, – слышу сиплый голос Тимура.

– Че? – возмущается придурок без полотенца. – Восемнадцать сантиметров в бою. Работоспособность поршня.

– А, так вот зачем тебе линейка в бардачке, – поддакивает кто-то еще из пацанов.

И по раздевалке снова проносится мужской гогот. Мне нехорошо. По шее сползают холодные капли пота.

– Отвернитесь все, пожалуйста, – уже просто молю на грани истерики. Сердце долбит до боли в ребрах. – Мне нужно завернуться в полотенце.

– Так я помогу. – Кажется, это произносит тот ненормальный, который только что тряс своим детородным органом. Я чувствую движение совсем рядом с собой.

– Не трогай меня, – взвизгиваю я. Дергаюсь, словно по мне ток пустили, а мои руки прижимают полотенце с такой силой, что кожа под ним горит.

Раздевалку опять заполняет грубое ржание. Парням откровенно весело. А мне глаза поднять страшно. Открываю их и смотрю только в трещину на белой плитке. Она готова расплыться от подступающих горючих слез. Меня до тошноты окутывает стыд. Но боковым зрением я вылавливаю то, что тушит в моей голове этот пошлый гогот. И я уже не гипнотизирую разбитую плитку в мужской раздевалке.

Это стрела. Точнее, татуировка в виде стрелы наконечником вверх на спине… у Горина. Ошеломленно хлопаю глазами, смаргивая слезы. Веду взгляд по четким черным линиям, набитым на позвоночнике.

Тимур стоит ко мне спиной. Он полностью обнажен. Но мне плевать на то, что сейчас он вовсю светит своими голыми ягодицами всего в паре метров от меня. Я завороженно рассматриваю его татуировку, рельефную спину, широкие плечи и руки. Они тоже забиты черными линиями. Бесконечное множество хаотичных рисунков. А потом натыкаюсь взглядом на бритый затылок.

У меня дежавю. Я это уже видела. Я смотрю на этого парня со спины не в первый раз. У меня из легких от жара окончательно испаряется кислород. Я видела его. И кажется, это было вчера на ринге. А может, я чокнулась?

– Эй, пташка, ау! – Моего плеча касаются чужие пальцы.

Подпрыгиваю от прикосновения, переставая глазеть на Горина и едва не валюсь на пол с лавочки. Полотенце чудом остается у груди, но вот часть бедра оголяется. А брюнет чуть ли не нависает надо мной всем своим хозяйством и аж присвистывает.

Деревянными руками я хватаюсь за край махры и панически натягиваю ее на себя. Это гаже, чем унижение.

– Ну ты глянь. Перед ней Аполлон, а она на Тима пялилась, – говорит кто-то из парней.

«Не смотри. Не смотри на него», – бьется в моей голове. Но взгляд против воли опять летит в сторону Горина. На нем уже синие джинсы. Они расстегнуты, из-под них видны черные боксеры с белоснежной резинкой. Теперь Тимур развернулся ко мне лицом, и я вижу все его тату от плеча до плеча. А еще замечаю маленькую серьгу в левом ухе.

Горин стоит и, вальяжно закинув руку на шкафчик, пялится на меня. Я кожей ощущаю, как он ведет свой взгляд от моих ног выше: бедра, руки, плечи. Тимур рассматривает меня, сжавшуюся в комок на лавочке, едва прикрытую полотенцем, как зверюшку. С задумчивым, холодным интересом в глазах. Его взгляд быстро добирается до моего лица.