Никому о нас не говори

– Мне нравится, – отчеканивает Петрова.

– Ты там получилась классная, а я… – продолжает ныть ее подружка.

– Не всем дано быть фотогигиеничными, – с пренебрежением бросает Петрова. – Вот я фотогигиенична, а ты просто нет.

Фото… чего? Я снова перевожу взгляд со своих каракулей на двух подружек. Вот и весь IQ Полины. Я со вздохом прикрываю глаза, а Соня слегка толкает меня в бок.

– «Фотогигиеничная». Кажется, у Петровой реально вместо мозга одни лайки, – тихо хихикает она.

И я подхватываю ее настрой. Посмеиваюсь, пряча в ладони улыбку.

– Просветова, я что-то смешное сказала? – неожиданно резко и громко спрашивает Полина.

Уголки моих губ моментально опускаются, и Сонька тоже прекращает смеяться. Ясно. У Петровой явно со слухом лучше, чем с интеллектом. Но на ее вопрос я отмалчиваюсь.

– Ау! Просветова, повторяю: чего ржешь? – уже с нажимом продолжает Полина.

И как назло, всего пару секунд назад мои одногруппники жужжали как пчелы, а теперь затихли.

– Ничего, – сухо констатирую я, заправляя невидимую прядь за ухо, а под ложечкой уже неприятно подсасывает.

– Я видела, как ты на нас глазеешь. Надо мной ржешь?

Боковым зрением вижу, что Полина медленно двигается к нашему столу, но я молчу, сжав губы. Надо быть умнее и просто игнорировать. Только вот Полина молчать не собирается. Подойдя к нашему

с Соней столу, упирается в него ладонями, нависая надо мной.

– Молчишь… Теперь не смешно? Язык в твоей жирной заднице застрял, да? – шипит Полина.

Все это мне неприятно. Мои пальцы, все еще держащие шариковую ручку, сжимают ее еще крепче. Желания сейчас смотреть на Петрову нет, но я все равно поднимаю на нее взгляд. Несколько секунд мы обе молчим. В глазах Полины сверкают надменность и пренебрежение. Вот бы выдать ей что-нибудь едкое.

Но Петрова вдруг одним резким движением смахивает мои вещи со стола. Ручки, методичка – все с грохотом летит вниз. И второй раз за день листы моего конспекта разлетаются по полу.

– Теперь посмейся, дура белобрысая, – на всю аудиторию заявляет Полина и вдобавок толкает меня в плечо.

И от ее толчка у меня все темнеет перед глазами. Грудь словно протыкают острым жалом, а легкие слипаются от выброса в кровь адреналина. Я очень четко и ясно осознаю, как она меня достала! Мое терпение вдруг схлопывается так быстро, что я сама не понимаю, как с моих губ на одном выдохе слетает громкое:

– Я над тобой смеялась.

В аудитории становится еще тише. Полина ошарашенно хлопает ресницами, а я под дикий бой сердца в груди уже проклинаю себя. Вляпалась, кажется.

– Повтори, – медленно произносит Петрова, угрожающе склоняясь надо мной.

В моей голове хаотично скачут вопросы: зачем я в это влезла и как бы уйти от конфликта? Но делаю и говорю я совсем другое.

– Я смеялась над тобой, – четко повторяю я, а мой голос вот-вот начнет дрожать.

Дура ли я, что вступают в перепалку с Петровой? Естественно. Мне бы действительно прикрыть рот, но мои разбросанные на полу вещи словно толкнули меня в чан с адреналином. А выражение лица Полины меж тем не предвещает ничего хорошего.

– Ты страх потеряла, а? – Опираясь ладонями на парту, она медленно и так грозно наклоняется к моему лицу, что мне ничего не остается, кроме как в ответ подняться со стула.

У меня сильно сосет под ложечкой, когда наши взгляды оказываются на одном уровне. Только что мне теперь делать? Ждать поддержки от одногруппников? Но что-то они не спешат вставать между нами, все дружно глазеют на нас. А может, мне просто молчать? Или…

– Нет такого слова «фотогигиенично», – бросаю я в лицо Петровой.

Три удивленных хлопка наращенных ресниц, и глаза Полины сужаются:

– Ты мне будешь указывать, как говорить?

Я набираю полную грудь воздуха и озвучиваю:

– Правильно фотогенично. В переводе с греческого…

– Да мне глубоко фиолетово, с какого это языка, – цедит Полина. – Я тебе сейчас на нормальном объясню. Ты меня тупой назвала.

– Я разве сказала, что ты тупая? – перебиваю Петрову, вопросительно приподнимая брови. – Ты сама себя так назвала сейчас.

И Петрова просто звереет, ноздри у нее раздуваются. Кажется, что еще секунда – и она кинется на меня. От этой мысли желудок окончательно сворачивается в холодный комок. Хочется и самой сжаться, но, как могу твердо, стою, выдерживая взгляд Петровой. А по аудитории уже расползается тихое шушуканье.

Да и позади слышу, как напряженно бормочет Соня и дергает меня за край кофты:

– Ань, не надо. Сядь.

– Извиняйся, – вдруг громко объявляет Полина. Теперь наступает моя очередь хлопать ресницами.

– За что?

– За то, что посмела открыть рот в мою сторону.

Проси прощения у меня. Быстро.

А у меня быстро лишь пересыхает во рту. Все, что я могу под испепеляющим взором Полины, – это держать каменное лицо, тогда как сердце барабанит в груди.

– Не буду, – слегка вскидываю подбородок, стараясь казаться уверенной.

Полине достаточно чуть дернуться в мою сторону, как я тут же вздрагиваю. Я не то что боюсь ее, просто… Петрова – дева неуравновешенная, а я и правда не понимаю, почему она ко мне привязалась. За тот смешок?

– Я не буду извиняться, – произношу чуть тверже.

А Полина вдруг резко хватает меня за ворот свитера и дергает к себе. Кислород из моих легких сразу же уходит.

– Слушай сюда, конченая! – рычит мне в лицо Петрова, сверкая бешеным взглядом.

– Та-ак! – По аудитории вместе с хлопком двери разносится громкий возглас преподавателя, а наманикюренные пальцы Петровой ослабляют хватку.

Я сразу же отшатываюсь от этой ненормальной и одергиваю свитер, стараясь выровнять дыхание.

– В чем дело? Петрова, Просветова, – строго перечисляет наши фамилии препод, и в аудитории теперь идеальная тишина. – Почему не на местах? Все выучили и к коллоквиуму готовы?