Лесниковы байки. Волчья Тропа

Аркынай стал опускать рогатину к болотной воде, та вогнулась, словно спасаясь от света, идущего от яблока, взметнулась тягучими волнами, захлестала стоявшую посреди топи Алмысу.

– Нет! Нет! Не-е-е-т! – страшно закричала ведьма, от её крика зашумел бор, который остался далеко позади, на краю болот.

Туман взметнулся, ведьма страшно выла, от её воя внутри всё выкручивало, и Николай закрыл руками уши девочки, а сам зажмурил глаза, казалось, что и они сейчас лопнут!

Аркынай закричал от боли, потому что десятки гадов впились в его ноги, выпрыгивали из чёрной воды, вцепляясь в руки, шею, куда только могли добраться, минуя кожаный нагрудник. Он взмахнул рогатиной и со всей силы воткнул её в болотную жижу. Николай увидел, как из глаз и ушей девочки потекла чёрная кровь, и от ведьминого крика сознание покинуло его.

Последнее, что он увидел – туман стал чёрным и скрыл ведьму, встав плотной стеною. Крик оборвался, а змеи, облепившие Аркыная, осыпались с него, как сухие ветки.

– На-кось, испей, – голову Николая приподняли, в рот полилась вкусная, живительная влага, травяной взвар давал ему силы, прогонял боль.

Охотник открыл глаза, перед ним на корточках сидел Аркынай, его огромная ладонь заботливо придерживала затылок Николая, он поил его из своей баклаги. Они были уже под деревьями, болото виднелось за молодым невысоким ельником, а над ними раскинулся высокий хвойный шатёр. В этом месте они оставили свою ношу прежде, чем ступить на топь. Была уже ночь, черничное небо было сплошь усыпано бусинами звёзд, и от их света Николаю стало так хорошо… В низинке пела звонкая речка, перекатывая по камням хрустальную воду. Рядом разгорался костёр, спасённая ими девочка спала, укутанная меховой накидкой, и ночной лес был весь наполнен живыми звуками.

– Аркынай, – хрипло просипел Николай, в груди всё болело, – А… ведьма… сгинула? Мы её погубили?

– Нет, Николай, – вздохнул Аркынай и покачал головой, – Алмысу так просто не сгубить. Но мы заперли её там, на чёрной топи, и пока она не найдёт, как оттуда выбраться, её можно не бояться.

Аркынай подал Николаю баклагу, а сам стал подкидывать в костёр сухого хворосту. Он морщился от боли, и Николай разглядел, что вся его рубаха на руках и шее в пятнах крови. Огонь разгорелся ярче, и Николай поднялся, руки-ноги ещё тряслись, но в голове уже прояснилось, жизнь возвращалась к нему.

– Аркынай, давай я тебе раны омою, что тебя аспиды-то изранили, – сказал он, доставая из своего мешка баклагу с водой, которую ему положила в дорогу Марья.

– да чай не помру, не боись, – сказал Аркынай, и снова невольно поморщился.

– Давай, сымай нагрудник свой, промыть хоть и то полегче станет.

Аркынай развязал завязки и скинул нагрудник, под рубахой вся его кожа была изорвана, Николай качал головой и омывал раны рушником, в который Марья краюху им завернула.

– Ну вот, этак-то получше будет, – Николай кивнул, и сел на небольшое брёвнышко, поближе к костру.

Аркынай оделся и сел рядом с ним. Николай отломил половину краюхи подал ему, они ели душистый свежий хлеб и молча глядели в огонь.

– А я думал, убьёшь ты меня там, на топи-то, – сказал тихо Аркынай, – Думал, всё… ошиблась Ирвил, что силы в тебе есть такое сдюжить… А ты ничего, крепок оказался! Молодец! Спасибо тебе. Может и права Ирвил, дана тебе на это воля Высших, и сможешь ты многое исправить.

– Да что я… это всё яблоко то… волшебное, – смутился Николай.

– Да никакое оно не волшебное. Обычное яблоко. Всё зависит от того, в чьих оно руках! – покачал головой Аркынай и впервые посмотрел на Николая этак по-доброму.

Николай ничего не стал больше выспрашивать. И так немало ему для раздумья, вот и глядит в огонь задумчиво, жуёт Марьин хлеб.