Николай молча смотрел, как ловко девчонка, которую Аркынай назвал Зарянкой, щиплет перья, скидывая их в мешок. Он уже понял, что оказался он в неведомом месте, куда простому человеку путь заказан. И не просто так его сюда привели силы неведомые, а за дела его, за помыслы нехорошие, и теперь либо сгинет он здесь, либо исполнит то, что в наказание ему назначено.
– Слушай, чего скажу, – зашептал Николай, – Я сейчас пойду к ней, скажу, что заплутал, и попрошу путь мне указать до деревни. Выманю её туда, куда ты сказываешь, а ты уж там поджидай, да не медли. Чую я, добром она с нами не пойдёт, коли всё этак, как ты говоришь.
– Ладно, давай попробуем так, – кивнул Аркынай, – На вот, яблоко. Подай ей в благодарность, ежели укажет путь тебе, как только она его возьмёт, тут и прозреет. Да только ты в оба гляди, куда она тебе дорогу станет указывать, потому как зло в ней сейчас… в топь тебя завести может да сгубить. Она сейчас и сама поскорее хочет стать той второй Алмысой, потому сгубит тебя, не пожалеет!
Уговорились обо всём, и Аркынай тихо сполз с кочки, погрузившись по самую грудь в чёрную жижу и стал пробираться туда, где они с Николаем уговорились встретиться. Николай проводил его взглядом, тягучие круги медленно расходились от широкой груди Аркыная, он расталкивал собой сучья и болотную ряску, осторожно проверяя путь перед собой толстой палкой. Уверившись, что Аркынай добрался до небольшого островка и спрятался там за густой осокой, Николай поднялся и стал перебираться с кочки на кочку, втыкая свою палку рядом, и поглядывая на плетень, за которым сидела Зарянка.
– Доброго дня тебе, хозяюшка, – Николай добрался до большого островка, где стояла изба и поклонился поднявшейся ему навстречу девчонке, – Ох, заплутал я видать! Скажи хоть, где это я очутился? Шёл со своего дома, к сродникам попасть надобно. Година там у нас, вот и иду. Думал, в ночь пойти – так поскорее до места доберусь, да видать и свернул куда, в болото забрался, сам не знаю, как здесь очутился.
– У тётушки моей ты оказался, – сказала девочка и посмотрела на Николая, а у того душа захолодела от этого взгляда, глаза были бездонны и черны, черны до самых ресниц…
– Ох, устал бродить по болоту, – Николай кое-как справился со страхом, чтобы голос его не дрожал, – Покажи хоть, добрая душа, как мне на торную дорогу отсюда выбраться?
Девочка отёрла руки о передник, оставив на нём кровавые полосы, потом оглядела Николая с ног до головы. Отодвинула ногой мешок с перьями и пошла в сторону покосившейся старой избы, у самого крыльца остановилась и махнула Николаю рукой:
– Ну, идём, укажу тебе, как к людям выйти. Только давай, дяденька, поскорее, некогда мне! Тётушка меня накажет, коли не поспею в срок все дела управить.
Всё сталось, как и загадывали Николай с Аркынаем, девочка повела Николая в самую топь, туда, где простёрлась чёрная жижа, редкий пучок болотной травы виднелся тут и там… Но Николаю вдруг увиделось вовсе другое!
Перед ним стоял крепкий, добротный терем. Высокое крыльцо и ставни на окнах были украшены искусной резьбой, конёк украшала диковинная птица. Двор был чисто выметен, разная домашняя птица ходила у сарая, свежий, недавно слаженный плетень окружал подворье, и на нём вовсе не бараньи головы были, а горшки глиняные сушились, как у всех хозяек бывает.
Девочка стояла перед ним в нарядном платье, синий фартук по низу был вышит мелким узором, а глаза… Обычные девчачьи глаза глядели теперь на Николая, озорные и любопытные.
– Вон туда ступай, дяденька, – указала девочка, и там не было никакой топи, торная и езженая дорога протянулась совсем недалеко, а от двора к ней тянулась жёлтая хоженая тропка, – По дороге налево ступай, там до мельницы дойдёшь, дядюшка мой там мельником, дальше тебе укажет, куда идти. Уж к вечеру до деревни доберёшься!
– Благодарствуй за помощь, – Николай так обрадовался, он сейчас и сам уверился, что идёт он в деревню, по какой-то срочной надобности, и ему непременно нужно поскорее оказаться на этой дороге.
Широкая езженая колея вела в обе стороны, у края дороги камень большой лежал, мхом весь порос, вдали даже пыль чуть клубится, словно кто-то совсем недавно здесь проехал. Николай ступил было на тропку за плетень, девочка с доброй улыбкой глядела на него и крутила ленточку в косице. Тут Николай вспомнил, что есть у него для девчонки гостинец, которым можно отплатить девочке за помощь! Как оказалось у него в кармане яблоко, он теперь не вспомнил, но оно было, вот, красный бочок, налитое, словно глянь на просвет, и увидишь семечки внутри…
– А на-кось тебе гостинчик, за помощь, красавица, – Николай достал яблоко из кармана и протянул его девочке.
Он глядел ей прямо в глаза, улыбался и протягивал подарок, а девочка будто не могла отвести своих глаз от его взора, и протянула руку… Как только яблоко оказалось в девчоночьей ладони, будто гул прошёл кругом них, морок спал, и Николай увидал, что стоит он по пояс в болотной топи, рядом с ним на большой кочке клубок змей завивается, штук пять аспидов уже пустились к нему по болотной жиже.
А девочка стоит перед ним как раз на том самом небольшом островке, где они и уговорились встретиться с Аркынаем! Девочка испуганно озиралась кругом, морок спал, и теперь глаза её были голубыми полными слёз и ужаса. Яблоко выпало из её руки и покатилось, дрожь прошла по земле, откуда-то выскочил Аркынай, и с прытью, нежданной для его медвежьей фигуры, набросил на девочку меховую накидку.
Она тут же ослабла, ноги её подкосились, глаза закатились. Аркынай подхватил её и плотнее обернул накидкой. Махнул рукой Николай, с опаской озираясь вокруг, и тот уже ступил ему навстречу, как вдруг…
Тонкий заунывный вой раздался отовсюду, уши заложило, а внутри… так стало тоскливо, что захотелось тут же ступить в самую топь! И пусть сомкнётся над тобой черная вода, скроет навеки от всякого зла, от боли и тоски…
Николай увидел, как упал без чувств Аркынай, но девочку из рук не выпустил, накидка плотно укрывала её хрупкую фигурку. Обернувшись, Николай снова увидел перед собой широкий чистый двор, и высокий терем.
На крыльце стояла молодая женщина, её красивое лицо было добрым, она с улыбкой глядела на Николая и повела плечом. Светлая коса, перекинутая на плечо, доставала чуть не до самых пят девушки, в ней была заплетена зелёная, в цвет сарафана лента. Высокая грудь и тонкий девичий стан манили, невыносимо щемило в груди у Николая, он понял, ни на какую другую он и глядеть теперь не желает! Хочет обладать этой женщиной, всегда, навечно!
– Здравствуй, добрый человек, – сказала она, и голос её зазвучал, словно живительный ручеёк, – Зачем ты ко мне пожаловал? Али помощь какая нужна тебе? Да я и сама вижу… без вины тебя виноватым назначили! Заманили в своё медвежье логово, ставят в вину то, чем испокон веков человек жил, и предки его на много веков охотой промышляли! Не первый ты, да и не последний, кто охотой живёт, да детей своих ро?стит! Не верь им, не верь! Не сделал ты ничего худого, всего-то и охотой кормился! А они морок на тебя наслали, будто не медведица то была, а человек… Не может такого быть, а ежели бы и могло – как тебе, смертному человеку, о таком чуде ведать? Ничем ты не виноват! Хотят взять у тебя все силы, хотят взять душу! Но я тебя спасу! Не дам тебе сгинуть, не дам натянуть на тебя медвежью шкуру! Хочешь ли ты моей помощи?
– Да… хочу, помоги мне…,– задыхаясь от делания обнять её, прохрипел Николай, – Всё, что хочешь сделаю для тебя…
– Вон, видишь, на пеньке нож лежит, каким девчонка кур била? Возьми его!
Николай взял нож, рукоятка его легла в руку, как влитая, приятно обожгла ладонь, вместе с этим пришло ему, что вот сейчас он сделает то, что просит красавица, и будет навеки счастлив!
– Ступай к нему! Убей медведя, принеси мне его сердце! – говорила та, – А если два сердца дашь – навеки стану твоей!
Николай пошёл обратно к тому месту, где остался Аркынай. Там лежал огромный медведь, на морде его шерсть была с проседью, он едва открывал пасть, задыхаясь… Николай понял, что тот умирает. А рядом с ним корчилось в судороге какое-то чёрное, бесформенное чудище, мерзкое и страшное…
«Сердце… дать сердце…, – билось у Николая в голове, и он занёс нож над медвежьей грудью, – Дать сердце! Не в первый раз медведя свежевать!»
Глава 9.
Медведь уж старый, подумалось Николаю, сердце у него уже не вкусное, он для своей красавицы достанет другое… нежное, молодое! Вот это косматое рядом со старым медведем лежит, никак медвежонок-трёхлетка? Как раз!
Николай усмехнулся, душа запела, всё сделает сейчас, и счастлив будет до конца своих дней! А на крыльце терема стоит она, чудной красоты девица, и манит его, зовёт, скорее, скорее…
Он размахнулся, крепко сжав в руке клинок, и глянул в медвежью морду. Что-то… что-то знакомое было в этих карих, сердитых медвежьих глазах, но… ведь этого не может быть? Сердце гулко стукнуло, в голове загудело, что же такое, почему ему кажется, что он не сможет убить медведя?
– Убей его! Убей скорее! – кричала девица с крылечка, – он хочет разлучить нас, навечно заберёт меня у тебя! Убей!
Голос девицы вдруг стал неприятен Николаю, рука с клинком задрожала, он перевёл взгляд на корчившееся рядом с медведем непонятное чудище, никак не мог разглядеть, что за зверь такой. Вроде и похож на медведя, а вроде и нет…
Николай вдруг увидал валяющееся рядом с кустом осоки яблоко… такое сочное, такое румяное, что не было силы сдержать себя, так хотелось откусить того яблока, чтобы сладкий сок брызнул во все стороны. Никуда медведь не денется, ему и так помирать, вот сейчас съест Николай яблоко, и сделает всё, привычною рукою.
Но только прикоснулся Николай к румяному плоду, как ожгло его огнём, сильно, будто ударило что-то по голове. Обернувшись, он увидел Аркыная, которого свили по рукам и ногам то ли верёвки, то ли змеи. Он пытался освободиться и закрывал собой закутанную в меховую накидку девочку. Но крепки были те путы! Николай всё понял!
Глянув в сторону, он увидел, что держит в руке кривой ржавый клинок, он был весь в засохшей крови, ошмётки плоти свисали с рукояти. Николай отбросил его в сторону, и глянул туда, где стоял чудный терем…
На островке стояла покосившаяся кривая изба, поросшее мхом крыльцо почти сгнило, только несколько чёрных досок ещё держались. У завалины свились в клубок гады, а у плетня валялась полусгнившая баранья туша, в вывалившихся из распоротого брюха кишках копошились черви.
На крыльце корчилась и бесновалась ведьма… от её вида Николая пробрал ледяной ужас до самого донышка сердца! Скошенная в бок нижняя челюсть щёлкала и болталась на жилах, голова была большой, покрытой кровавыми коростами, а на бледной коже меж них болтались серые пучки длинных волос. Глаза ведьмы косили то к носу, то расходились в разные стороны, рваный балахон не скрывал усохшей морщинистой плоти, костлявые, синюшные руки в зелёных пятнах завершали длинные и скрюченные, как серпы, пальцы с когтями.
– Убей его! Убей скорее! – кричала ведьма страшным голосом, каждое слово отдавалось в теле Николая болью, – Что же ты медлишь?! Убива-а-а-й!
– Я… я… сейчас, – задыхаясь и хрипя бормотал Николай
Спрятав за пазуху яблоко, он размахнулся ножом, и Аркынай перед ним закрыл глаза. В один взмах ржавый клинок отрубил головы гадов, опутавших руки Аркыная. Рука была верна охотнику, не зря про него шла по округе молва, что крепок духом он, и рукою!
Ведьмы взвыла и ринулась с крыльца, но взмахи быстро рубили! Раз! Раз! Аркынай зарычал, словно медведь, и толкнул Николая своей мощной рукой. Николай отлетел в сторону, но тут же вскочил, пытаясь закрыть собой хоть девочку. Он решил, может в злобе Аркынай не понял, что Николай избавился от морока и хочет их спасти!
Но Аркынай встал на пути ведьмы, выставив вперёд себя рогатину, которую наскоро приготовил, пока они шли по болоту до ведьминого обиталища.
Алмыса взвыла, она стояла у своего плетня, и вдруг… словно вывернулась наизнанку, конечности вытянулись, перевернулись. Спина её оказалась внизу, голова откинулась и страшные челюсти обозначились желвами. Складки на щеках раскрылись, обнажая три пары черных выпуклых глаз.
– Дай мне яблоко, скорее! – крикнул Аркынай, Николай выхватил сочный плод и кинул его, тот ловко поймал яблоко и насадил на рогатину.
Ведьма, уже скользившая на своих конечностях по болотной жиже, замерла. Глаза её уставились на это яблоко, а то словно светилось изнутри странным, волшебным светом, таким чудесным посреди вонючего гиблого болота…
– Дай… Дай его мне…, – прошамкало чудовище, – Отдай, человек-медведь, и я тебя не трону! Оставлю тебе твою жалкую жизнь!
– Если бы ты сразу отдала мне девочку, я бы дал тебе его! – проревел Аркынай, – А ты захотела напиться крови! И за то останешься здесь в заточении, в своей гнили, покуда Высшие не дозволят тебе выйти и не освободят тебя!