Лесниковы байки. Волчья Тропа

Лесниковы байки. Волчья Тропа
Алёна Берндт

Все мы слышали в детстве сказки про Хозяина леса, Лешим он зовётся. Множество сказок и легенд рассказано про невидимую человеку силу, а уж кому, как не старому Леснику деду Матвею известна самая правдивая из этих историй!

Быль или небыль, сон, или всё это наяву приключилось с героем рассказа, молодым парнем по имени Николай, когда попал он на Волчью Тропу?

Вернётся ли он обратно, в свой мир, к любимой невесте Катерине или сгинет там, где переплетаются миры…

Алёна Берндт

Лесниковы байки. Волчья Тропа

Глава 1.

– А вот ты, Ляксей, говоришь, мол, какой такой Леший! Кто таков, и будто нет его вовсе. Сказки, дескать, дед сказывает, – говорил старый лесник, пробуя на палец свой порядком сточенный в лезвии кочедык.

Корзина, которую плёл дед Матвей, уже была наполовину готова, а вот дедов ученик, студент Алексей, приехавший погостить на лето, ещё только донышко заканчивал.

– А что, дедусь, никак ты того Лешего видал, – пряча улыбку, спрашивал Алексей, он уже знал, как упросить деда, чтоб тот рассказал новую историю, – Может и за руку с ним здоровался?

– Ну, скажешь тоже, за руку, – смеялся дед, – Человек Лешему не друг, а скорее лишняя забота, в лесу непрошенная. От человека Лешему одно только беспокойство, да забота. Не любит Леший человека, будь то охотник или грибник, или просто прохожий. А теперь ведь люди какие пошли? Все себя считают хозяевами в лесу, забывают, что лес этот стоял века, даже когда человека и не было ещё в этом мире. И если не будет людей на земле, лес так и будет стоять!

– А расскажи, дедусь, про Лешего. Ведь поди много чего знаешь!

– Как не знать, – покачал головой дед Матвей, – Когда почитай всю жизнь в лесу живёшь, всякого навидаешься.

Свежий летний ветерок шевелил занавеску на оконце, в масляной лампе весело приплясывал огонёк, словно бы подмигивая Алексею, от этого света на стенах играли причудливые тени, словно кино… вот идёт охотник по лесной тропе, за спиной ружьё и небольшой вещевой мешок, а за кустом лиса притаилась, с пышным хвостом....

– Ляксей, да ты никак заснул? – усмехнулся деде Матвей, – Ну, давай-кось уже и закругляться с корзинами, станем чаёвничать да спать. Расскажу тебе про Лешего, раз так просишь, про Волчью тропу расскажу…

Жил у нас на селе человек, когда село-то ещё большое было. Звали его Николаем, и был он знатный на всю округу охотник. Из тех, про кого говорят – белку в глаз бьёт, вот это про Николая Корчугова. Ну, летом, как и все здесь, другими делами занимался, рыбалил тоже, иной раз на?долго в тайгу уходил, за кряж Горбатый, то ли дела охотничьи там разведать, то ли поискать, чего земля-матушка дать может. Раз самородок золотой принёс, с детский кулак размером, сказал – в Лесиновке нашёл, это речка такая за кряжем, мелкая да быстрая, но сколь там потом не искали, не нашли больше золота, так, песка самую малость намыли, да и оставили сию затею. Может нарочно так охотник сказал, а сам место это, где самородок нашёл, в тайне решил удержать.

А Николай золото продал да дом справил, хороший, большой, и задумал хозяйку молодую в дом привести. Мать с отцом у него померли давно, один с детства жил, сперва соседи не бросили, со своими ребятами ро?стили, а после в ученье отдали. Отучился Николай камень благородить, да только не лежала видать душа у него к такому делу, купил ружьишко, стал охотой промышлять. Да вот видать Бог дал сироте, нашёл Николай тот самородок да в дело пустил.

Зимой засватал Катерину Ерофееву, девушку скромную, добрую, семья Ерофеевых большая была, детей восемь ртов, родители и не прочь одну-то пристроить, да и жених неплохой, чего бы не породниться. Сама Катерина за Николая шла своим желанием – парень видный, улыбчивый да весёлый. Свадьбу намеревались опосля Покрова? играть, по осени, как заведено, а покуда сезон охотничий начался, Николай решил на Каркылаевскую заимку идти. Зимовать там намеревался, потому как малохожена та местность была, зверя там всякого водилось. А что, когда нет человека, зверю раздолье – непуган ходит, вольготно себя чувствует.

Вот и придумал Николай зиму на заимке зазимовать, зверя пушного добыть, а уж летом, как распутица кончится да дорога встанет, свезти меха в уездный город, меховщику тамошнему продать.

Ну, задуманное невесте своей обсказал, Катерине, просил молиться об нём да весны дожидаться. Погрустила Катерина, да что уж тут скажешь – знала, что охотничье дело такое, на месте такой человек сидеть не станет, его, как и волка, ноги кормят.

Подарила Катерина своему Николаю ладанку малую, на пряденой ею красной нити сама на шею повесила, молитву обережную шепча. А старый дед Ерофеев, который сам по молодости промышлял охотою, позвал к себе молодого охотника, огниво ему подарил, проверенное, надёжное, да сказал:

– Ты, Николай, как на Каркылаевскую заимку пойдёшь, по пути зверя не бей. Сперва до избушки доберись, обустройся там. О прошлое-то лето ходил туда Глухова Пантелея сын, крышу подправил, сказывал – стоит избёнка, ничего. А после, как соберёшься на охоту, поди сперва к озерку, есть там такое, не замерзает даже в лютую стужу. Вот там и оставь подношение Хозяину, помощи да пригляду к себе попроси, что на душу придёт, то и говори. Тут тебе и удача охотничья будет, и путь обратно торный ляжет.

Николай тогда посмеялся только про себя, но перечить старику не стал, чего только они не придумают, старые-то охотники! А баек сколь расскажут, только детворе и слушать-не переслушать, зимой, на печке лёжа.

Ну, собрался Николай, провианту какого нагрузил в нарточку, как его остяк один научил. Жил тут такой, остяк-охотник, шибко в охоте был удачлив, да вот только помер две зимы назад – провалился по весне в болото, простыл. Болел после долго, ну вот, не совладал с хворью, Царствие Небесное ему.

Простился Николай с Катериной да со всей семьёй Ерофеевых, другой-то родни не было, дом свой новый под их догляд оставил, да и ушёл раненько утром, не рассвело ещё.

А до Каркылаевской заимки пешим-то три дня пути, а с грузом, хоть и невеликим, и все четыре. Шёл Николай весь день, тело молодое, сильное, только позёмка позади завивается, скользят старые отцовские лыжи по серебристому снегу. Этак и за пару дней дойдёт, если путь сократит – теперь озеро Санадыш замёрзло, по льду можно, а не в обход.

Ну, как водится, темнать начало, стал Николай на ночёвку устраиваться. Возле Сайдагарки в аккурат оказался, а там отрог скалистый идёт, вот под ним ночевать хорошо – от ветра укрывает, хворосту набрать можно, чтоб всю ночь огонь сохранять. Вот Николай поел немного, снял овчину с нарты, обернулся, да протянувши ноги к огню, заснул.

На холоде-то долго не поспишь, огонь в костре гаснет, смотреть надобно, а то по утру можно и не проснуться, обнимет дед Карачун, и уж не отпустит. Сколь таких историй охотники да промыслы другие знают, как навсегда засыпал человек, да так его и находили – у потухшего костра, где уже черная зола инеем покралась. И всё будто спит, только не дышит…

Проснулся Николай, словно кто в бок толкнул, а огонь уж едва дышит, ещё бы немного… Поёжился зябко, хворосту побольше подкинул, заплясал огонь, веселее и на душе стало. Повесил котелок на огонь, травы достал на взвар, что Катерина ему приготовила, хлеба достал. И тут глядь, сидит неподалёку рысь около ели и на него смотрит. Беленькая такая, серые пятнышки по шубке, а на ушках белые кисточки! Ох и хороша!

Потянулся было охотник за ружьём, да сердце сжалось, жалко стало такую-то красавицу! Да и не поспеть и ружья взять – рысь, зверь чуткий, ежели что, и не приметишь, как она меж ветвей растаяла.

– Это ты меня что ли разбудила? – пошутил Николай, больше чтобы себя развлечь да проснуться, – Вот спасибо тебе! На-кось, хлебца тебе дам, вкусный! Да уж какой тебе хлеб, еда человеческая, тебе поди мяса хочется? Ну, держи!

Было у него с собой вяленого мяса немного, отрезал чуть да кинул от себя подальше, чтобы не боязно было зверю подойти. Думал, испугается рысь, убежит, ан нет, сидит, как сидела. Только голову набок склонила, глядит эдак по-доброму. После подошла, угощение подобрала и на сухую берёзу взобралась, глядит куда-то, вдаль.

– Ну, что там увидала? – спросил Николай, поднимаясь, – Мне тут из-за гряды не видать…

А самому от чего-то беспокойно стало, вот и стал он по большим валунам карабкаться, чтоб поглядеть туда, где рассвет рождается. Оглядел Николай небо и нахмурился…

– Что, ты тоже чуешь что буран идёт? Вот я гляжу… Видать, придётся поторапливаться! А всё одно до заимки не поспею дойти. Ну да ничего, не впервой буран в лесу пережидать. А ты ступай, у тебя поди домишко какой есть, вот и спрячься, покуда непогодь не пройдёт.

Собрался Николай поспешно и в путь, сколь-то может ещё пройдут, пока буран его настигнет. Ветер поднялся, загудело в вершинах сосен на каменистом кряже, солнце скрылось в плотном облаке снежной сизой тучи.

Спешит охотник, торопится, ему и осталось только Степешин лог перейти, а там уже лес. Высокие ели не дадут пропасть, ему ли не знать. Да только вот он, буран, нагоняет, он шибче идёт, куда охотнику до него. Скрыла Николая белая пелена, скрылся из виду лес, ничего не видать дальше пяти аршин.

Ничего, прикрыл лицо от ветра да снега, идёт вперёд бывалый охотник, да только конца-края Степешину логу не видать… а ведь он и не так и велик! Видать, заплутал в буране, кру?гом ходит!

Обессилел Николай, остановился. Вглядывается в снежную пургу, ничего не видать. В какую сторону идти? Кабы не пропасть тут, нехитро дело…

Глава 2.

Надолго приступил буран, понял Николай, что не выйти ему к лесу, только хуже заплутает, а так и до беды недалеко. По краю Степешина лога овраг идёт, со снежными наростами, и не почуешь сперва, что по снежной «крышке» идёшь, а поедет она, и окажешься на дне оврага…

Огляделся охотник, придётся видать пережидать буран в открытом поле, а тут ведь и огня не развести, даже малого…

Вдруг смотрит Николай – рысь сидит неподалёку, та самая. Да глядит на него, склонив голову, и хвостом по снегу метёт. Близко подошла, чуть не у самой нарточки сидит.

– Что, понравилось тебе мясцо? – усмехнулся Николай, – Виш, буран какой меня в пути застал. Мне бы только до ельника старого добраться, там пережидать сподручнее. Да не видать ничего… Может, ты ведаешь, в какую сторону идти мне?

Николай говорил больше для того, чтоб себя как-то ободрить, ведь хоть и бывал он и не в такой переделке, а всё же страшно пропадать… дома Катерина ждёт, жизнь свою молодую тут сложить жалко, за просто так.

А рысь встала и пошла, мягко ступая пушистыми своими лапками по снегу, ну вот, подумал Николай, вовсе один теперь тут останется. Но рысь остановилась, обернулась на него, словно спрашивая, мол, чего ты возишься, идёшь или нет? Сколько, дескать, тебя ждать-то!

Николай нарточку свою подцепил скоренько, и пошёл за рысью вслед. А та отбежит чуть, да дожидает, пока путник её нагонит, буран всё гуще метёт, снег лицо Николаю сечёт, глаза застилает. Долго шли, Николай уже подустал и задумался, может зря он этой пушистой ведунье доверился? Но тут прямо перед ним встал тёмной стеной высокий еловый лес, спасение!

Рысь сидела у широких еловых юбок и смотрела на Николая, чуть прищурившись и разметая снег пышным своим хвостом.

– Спасибо тебе! – сказал Николай, – Довела, не дала сгинуть! Обещаю тебе, никогда ни одной рыси не убью, всех твоих сородичей почитать буду, как свою родню! Сейчас вот устроюсь на отдых, и мяска тебе дам, не убегай покуда далеко-то!

Рысь тряхнула ушами и повела головой, а потом исчезла среди густых еловых ветвей. Николай огляделся. Определить, в какой части Степешина лога он оказался, было невозможно, придётся пережидать буран, чтобы к озеру свернуть.