Sъло

– А я утверждаю, он говорит, что хочет вернуться на прежнее место. Кто из нас прав? – Девушка ликовала, ей казалось, она поймала сестру в хитрую ловушку.

– Обе, – ничуть не смутилась Иришка.

– Объясни.

– Сколько людей, столько и мнений. Если ты взяла в руки камень и почувствовала именно это, значит, это его послание.

– В чем тогда смысл, если каждый, взяв в руки камень, будет думать о своем?

– Неужели ты хочешь, чтобы все люди на Земле об одном и том же думали? – невольно улыбнулась Иришка.

Полина притихла и надолго замолчала, потом отмахнулась от сестры.

– Пойдем домой, ветер поднялся.

– Да, с запада на нас надвигается серая рать. – Иришка поспешно сложила плед.

Взявшись за руки, девушка побежали к дому. Неожиданно Полина споткнулась о торчащий из земли булыжник и упала. Иришка помогла ей подняться.

– Что же мне твой противный камень хотел этим сказать?! – зло выпалила Полина, потирая ушибленное место.

– Что нужно быть внимательной, – наставительно произнесла Иришка.

Ужин с призраком

У Шувалова Анатолия Афанасьевич по весне умерла жена Мария. Анатолий был мужиком порядочным, семейным, быт вел аккуратно, характер имел стойкий, выносливый. Внешность у него была самая заурядная: отправь его в толпу, и он быстро сольется и исчезнет в общей массе. Седые волосы раздвинула проплешина, морщины избороздили лицо, кожа провисла во всех положенных местах: под глазами, по линии подбородка, на щеках, – в общем, в семьдесят один год он выглядел соответственно возрасту. Однако, было и то, что выделяло Анатолия Афанасьевича среди прочих мужчин – то был тонкий, слегка гнусавый голос. Носил он штаны, вроде шаровар, а сверху надевал рубахи разных цветов: если праздник – красную или белую, если будни – серую, синюю или коричневую. Иногда, когда было прохладно и дул свежий ветер, накидывал вязанную или меховую безрукавку. На ногах часто сидели валенки, но в особо жаркие дни он надевал шлепанцы или сандалии.

О смерти жены Анатолий сокрушался долго: привычку в поле не выкинешь, она, как хвост, всю жизнь за человеком тянется. А привычка к жене у мужика была крепкая, прожили вместе почти пятьдесят годков, и в горе, и в радости, как Богом и отцами завещано. Но былого, увы, не вернешь. Погоревал мужик, да делать нечего – жизнь свои правила диктует. Начал Анатолий в семьдесят годков все по новой. С утра печку истопит, сядет у окошка, глядит в сад и вздыхает:

– Ох, Маря, Маря, тоска без тебя смертная: не кормишь ты меня, не поишь, в магазин за мукой не гоняешь, хлеба не печешь, нотаций не читаешь. Что одному делать – ума не приложу. Дети наши разъехались, когда свидимся – только Богу ведомо.

Чтобы не помереть от скуки, начал Анатолий дела себе выдумывать: то печку поправит, то крыльцо починит, то голландку побелит, то старую конюшню в порядок приведет. Чтобы лишние мысли в голову не лезли, нагружал себя под завязку.

Но день клонился к закату, и дела приходилось заканчивать. Наступали сумерки – самое противное и тоскливое время. Его Анатолий Афанасьевич, ох, как не любил! Придумал он тогда себе занятие – костер на закате жечь. Смотришь на огонь – душа радуется. Вроде жил не зря. Сидел старик на улице до тех пор, пока старые кости от холода не коченели и нос от соплей не закладывало. Тогда Анатолий заливал пылающие угли и нехотя плелся к дому.

Как-то раз заметил он одну странность: принес он воду из колодца, напился, ковшик вверх дном положил и из избы вышел, а когда вернулся, посудина на полу валялась. Кот Матвей уронил? С другой стороны, животина отродясь на лавку не прыгала. Не беда! Ковш сполоснуть можно.

С той поры начались в доме ненормальности: то вещь какая на пол упадет, то дверь звучно скрипнет, то разговор в доме слышится. Сделалось старику не по себе. Человек он был верующий, потому свечку у иконки зажег, молитву прочитал, но звуки, душу и сердце тревожащие, не пропали, а стали явственней. К тому же появилось ощущение незримого присутствия.

Забеспокоился Анатолий Афанасьевич: дело-то нечистое, мистикой попахивает. Побежал старик к батюшке Егору Михайловичу, а того дома нет – на службу в соседнее село уехал. Вернулся Анатолий домой, сел на завалинку, задумался.

Видит кот Матвей ни с того, ни с сего юзом в подворье пошел, зашипел, спину выгнул, да в одну точку уставился, словно стоит там кто-то. Спустя десять секунд успокоился, подошел к крыльцу, развалился у двери – гладьте меня.

– Иди, молока тебе плесну, – поманил его Анатолий.

Кот ни с места, знай себе по крыльцу катается и мурчит, словно гладит его кто. Анатолий хорошо знал, что кот так только к жене ластился.

– Чтоб тебя, прохвост черный! – в сердцах выругался хозяин.

Чтобы мысли дурные не одолевали, залез старик на сеновал и давай снопы вниз кидать – Юрка на днях обещался забрать. Ему, Анатолию, они теперь ни к чему, а соседу в домашнем хозяйстве всегда пригодится: зима долгая, скотинку кормить надо.

Вечером сел на крыльце старик, самокрутку скрутил, задымил и от удовольствия закряхтел.

– У-ух, до костей пробирает! – передернул плечами Анатолий, почуяв, как дымок изнутри прогревает и легкие наполняет.

Солнце почти за горизонт опустилось, когда услышал он в доме странный шум, вроде окно в кухне открыли. Вбежал – никого, окна закрыты. Только рукой хотел махнуть, да на улицу выйти, как со стола ложка упала.

– Что ж ты душу из меня вынимаешь! – зло крикнул Анатолий Афанасьевич на всю избу. – Сказать что хочешь – говори, а в дому не шали. Ты кто – не знаю, а я —живой человек, Богобоязненный.

Ответа не последовало, но перед взором четкая картинка дальнейших действий встала и пришло понимание, кто с ним беседу ведет.

– Маря, Маря, ты бы сразу сказала, что душу твою тревожит, а не пугала понапрасну. Нет тебя давно, а все хозяйничаешь. Покой надо знать, покой. Плохо без тебя – таить не буду, но Божий свет людям, а вам – Царствие Небесное. Ага?

– Толь Афанасич, ты с кем беседу ведешь? – в дом вошел рослый смуглый парень с добродушным лицом.

– Да так, сам с собой балакаю. Я сено-то с верхов скинул, тебе только собрать, да домой отвезти.

– Ты что ж скотинку держать не собираешься? Может, козу тебе дать?

– Мороки с ней много. Я молоко редко пью, а надо будет – к вам приду. Угостите старика кружкой – мне и хватит. Я ж потом с сеном помогу.

– Хоть кружку, хоть ведро – для тебя, деда Толь, не жалко. Сколько себя помню, ты всегда людям помочь рад.

– Завтра на рассвете с братом приходи, я ворота открою, вы вдвоем все быстренько покидаете и – гора с плеч.

– Жди нас к семи – будем. – Юра вытер со лба трудовой пот и вышел.

– Ну и отлично, – потер руки старик. – Теперь за дело примемся.

Накрыл он стол на двоих, рюмки достал, наполнил их самогонкой, свечу зажег, картошку по тарелкам разложил, хлеб нарезал, грибы в миску из бочонка кинул, перед иконной помолился, перекрестился и сел.

– Ну, Маря, за покой и душу бессмертную, – произнес Анатолий, осушил рюмку, прихватил груздь вилкой и оправил его в рот. – Сколько на веку живу, а с призраком впервые беседу веду. Как с тобой общий язык найти – не знаю. Раньше оно все ясно было: я словечко, ты словечко, а теперь что?.. Я говорю – ты ложками балуешь. Дай знать, что тебе надо, я все сделаю.

Анатолий Афанасьевич ерзал на стуле и ждал, когда видение явится, но картинки в голову больше не шли. В зале мирно тикали часы, на улице насекомые песни ночные пели, сосед Юра загонял мотоцикл в гараж – никаких необычных звуков. Поел Анатолий, посуду со стола убрал, а набор, что для усопшей жены приготовил, оставил – пусть поест, да выпьет, может, успокоится. Сам в кухне на диване сел и со стороны на накрытый стол поглядывает – вдруг тень промелькнет. Незаметно минул час, за ним другой. Старик задремал, а когда глаза открыл – от свечки один огарок остался, того и гляди погаснет. Поднялся он, чтобы свет включить, да так на месте и замер. Сидит за накрытым столом Маря, только не ест, а на него смотрит.

– Ага, еда не нравится?! – с вызовом прикрикнул дед. – Между прочим, от души старался. Как ушла от меня, так теперь и питаюсь.

Тень рукой на комнату указала и застыла. Анатолий Афанасьевич аккуратно мимо призрака в зал проскользнул и стал ждать дальнейших указаний. Белесая дымка подплыла к серванту, который между окон стоял, и коснулась запертой дверцы.

– Сейчас откроем. – Анатолий достал из комода ключ и отпер дверцу.

Призрак тут же положил руку на шкатулку.

– Что искать-то? – Старик недоуменно чесал висок: в шкатулке много житейских мелочей хранилось: и письма, и фотографии, и памятные штуки, вроде старинной материнской броши.

Так как ответа не последовало, стал Анатолий вытаскивать предметы по очереди и на призрака поглядывать – если даст знак, выходит, нашел то, что следует. Минуты через две шкатулка опустела, а реакции не последовало.

– Марусь, может ты не там потерю ищешь? – уточнил муж.