Уж те-то, конечно, родного поймут,
В земле уж теперь и у общего камня
Их свежие розы покой стерегут.
А после подбитый скупым сантиментом,
Надавит и выпустит жалостный вздох,
И жестом шальным, сообразно моменту,
Подарит бездомному свой кошелек.
Тут зверь обернется на зарево радуг,
Которые арками в искрах мигнут,
И сразу, быстрее свинцового града,
В глубокую воду ума упадут.
За правдой в кабак, за улыбками к дочке,
За скорбью у паперти воздух хватать,
И если б за радость все деньги на бочку
Случались порывы их в воздух швырять.
Но скоро рассудка тяжелая нота,
Сложив на призывы свой каменный вес.
Пред чувством сдвигает глухие ворота,
И вновь по глазам желтый золота блеск.
По новой в карманы монеты ложатся,
Азартом спортивным чуть тронув на миг.
И вновь перед тем, как друг к другу прижаться,
Меж них, вместо звона, послышится крик.
За промах в тайгу, от тюрьмы и от смерти,
Туда, где под кронами птица кричит,
Куда не доносятся писем конверты,
Где зверя природа в себе сохранит.
Он скоро воспрянет от выцветших чисел
И выварит страх как тугую смолу,
В кулак соберет прежних проблесков смысл,
И вновь прикоснется к мирскому костру.
За новым наверх, за костюмом к портному,
Повесив потертую куртку на гвоздь,
Он в тереме светлом расставит иконы,
Себя обманув, будто смерть перерос.
Он больше не мчится в оскаленной стае,
И руки забыли, как бьет пистолет,
Расчетом пехотным теперь управляет,
Заняв в белой башне пустой кабинет.
За бегом в спортзал, за природой на дачу,
Где в лилию золотом вышитый шелк,
Где в снежной охоте от своры собачьей,
Забившись под корни, оскалится волк.
Он скоро, изнежившись, хватку ослабит,
Небрежно оставит в земле свежий след.
Где новые звери за холку ухватят,
Его из норы поволочат на свет.
Когда ж алым цветом сугроб заливая,
Зверь холод хлебнет и окончит разбег,
Не встретив за смертью хоть малого рая,