Эликсир счастья, или Тридцать пять веселых историй, рассказанных бизнесменом

В робкой застенчивой лапушке

Могут проснуться однажды

хитрые гены прабабушки.

И. Губерман, немного откорректированный

Пролог

Не знаю, есть ли сегодня в школьной программе по литературе произведение Николая Островского «Как закалялась сталь». Ибо когда-то мы этот «процесс» не только изучали, но и ощущали его на собственной шкуре! Для тех, кто по каким-то причинам не нашел общий язык с отдельными произведениями советской литературы, поясню, что «сталь» в данном контексте – это не сплав металлов. Это метафорическое, образное определение характера, воли и терпения человека, которые закаливаются в трудах, борьбе и подвигах. Потому что ничей в мире характер от рождения не напоминает сталь, он становится таким с годами, оттачивается, подвергаясь опасностям, испытаниям и искушениям. Например, герой книги

«Как закалялась сталь» совершил свой первый подвиг еще в детстве, подсыпав соседу в тесто для пирогов крепкой махорки. Для меня сегодняшнего этот подвиг смахивает на мелкое хулиганство, и коли б застал того махинатора, уши бы ему надрал. Вырастая, герой совершал другие подвиги, строя новое общество в борьбе и лишениях. Не буду уклоняться в политику и историю, а расскажу вам, как закалялась сталь в моих веснах.

Глава первая. Двое в душе, не считая расчески

Было солнечное выходное утро. В прекрасном расположении духа я принял контрастный душ, так сказать, сбросил ночной пепел и по дороге из ванной в свою комнату насвистывал счастливую веселую песенку об орлятах, которые учатся летать. На данный момент мое счастье было заключено в границах между подошвами ног и теменем. И несмотря на то, стоит ли оно миллион долларов в год или сто, внутреннее ощущение от него было совершенно одинаково! А сейчас лежала благородная цель: посвятить время изучению бицепсовых бугорков на моих гимнастических руках. Застыв перед трюмо, я так и не успел снять с плеча полотенце… Откуда ни возьмись, без таинств великосветских церемоний и прелюдий, без объяснений в комнату влетела баба Люба. Атаковав «хваткой за шиворот», она потащила меня в ванную.

«Что я там мог натворить? – думал я. – Может, хозяйскую трехзубцовую расческу уронил? Расплескал что-то из омолаживающих грязей? Тех мазей, напоминающих технический солидол и жидкий скипидар разом… Стоит ли так о них сокрушаться? Да вроде и самый лучший подарок ей, женщине постбальзаковского возраста, сделал: напрочь забыл и никогда не вспоминал, сколько ей лет…»

За этот небольшой коммунальный путь юный викинг уже успел приготовиться к отражению атаки. Бабка когтем своего перста, напоминающего сук старого дуба, ткнула в стену рядом с зеркалом.

– Што ЭТО? – тихо прошипела она. И старательно попыталась вонзить в меня глазки, но мои мигалки вопросу не подчинялись и… упорно таращились в разные стороны. Стена была в самом расцвете дряхлости.

– Хоть не археолог, но предположу, что это борт древнего корабля! – попытался сострить я, помня, что юмор иногда способен обезоружить противника. Но здесь против оного было противоядие: отсутствие этого чувства у оппонента в априори.

– Не шути, штудент! Итак, ШТО ЭТО? – децибелы голоса бойкой старушки нарастали, и я подумал, что мирный контакт между цивилизациями может и не состояться на должном уровне.

– А, это? Возможно… стеклянный отражатель? – мне лучше было понять ее неправильно, чтобы потом свалить все на недопонимание. Бабуся так активно потерла зеркальную поверхность шкафчика, будто хотела протереть дыру:

– Это не жеркало, штудент! И не штена! ЭТО – ЖАПОТЕЛО!

Я почувствовал себя, как слон, болтающийся над пропастью, которого привязали за хвост к… ромашке. Но виду не подал.

– Точно, запотело, душ же принимал… А что, здесь недостаточно быть скромным, надо чтобы все об этом знали?

– Так мыцца, – она немного помолчала, подыскивая нужные слова и беспомощно взвизгнула: – Нельжя!

…Порой все мы имеем надобность не столько в помощи друзей, сколько в уверенности, что эта помощь придет. Ведь поэт раним и даже убиваем. Поэтому, молниеносно глянув бабуле за спину, я оценил свои шансы на эвакуацию и продумывал возможный звуковой сигнал тревоги товарищу, хихикающему в соседней комнате.

– А как предлагаете мыться? На то юность и дана человеку: порадовал пузо, а потом отдыхай да в душ ходи!

Ох, зря я с ней начал спорить, ведь когда прекрасное далёко оказывается достаточно близко, то начинаешь понимать, что лучше бы оно и оставалось навсегда далеко.

– А кто крашить будет душевую, што капли тут вишят? Дорого! – меченосец в образе бабули прямо кипел от возмущения. Я сразу понял, что здесь от чрезмерно раскатанных губ одни неудобства (о нижнюю губу можно споткнуться при ходьбе, а верхняя – закрывает обзор), и попытался призвать на помощь лучших из лучших представителей гомосапиенсов – классиков, переведя разговор:

– Благородный муж думает о долге, низкий человек думает о выгоде!..

– Я вшегда думаю о чиштоте и ждоровье! – легионерша не уступала.

Наверно, мне, чтобы найти с ней общий язык, свой следовало… немного прикусить…

Когда же она, наконец, ослабила хватку, я, вырвавшись, попытался с экономической точки зрения обосновать коммунальные отношения.

– С нами – квартирантами – не соскучишься, а уж если не с нами, а против нас, то не то, что скучать, поспать спокойно вряд ли получится! К слову, хочу напомнить: патронесса квартирует не из любви к искусству! И ведь уже приняты от нас эти удивительно гармоничные предметы – денежные знаки? Которые и не пахнут, и глаз не раздражают, и слух шелестом не коробят, да и на ощупь гладенькие?

Мой новый спичмейкерский прием возымел нужное действие. Сизые радужки глаз гения чистой красоты посветлели и подтвердили, что язык денег ей понятен: «Ведь и вшего-то хочу, чтобы было… по-моему». Стало ясно, что изнурительные переговоры об урегулировании затяжного конфликта зашли в тупик – стороны приблизились к одинаковой точке зрения. К такому неожиданному повороту переговорщики оказались явно не готовы, и собеседование пришлось отложить для проведения консультаций. Хозяйка задумалась еще глубже, видимо, что-то подсчитывая. Я же, воспользовавшись счастливым для меня моментом, стремительно ретировался в спальню, окрыленный мыслью: «Видеть тебя – одно удовольствие, не видеть – другое!» И закрыл за собой дверь на крючок…

Глава вторая. Кислородные клапаны

Как-то читал, что явно выраженные носогубные морщины говорят о драчливом характере их обладателя. У бабуси они были внушительные. Оно и понятно: кутафья пережила революцию, две войны, тиф, холеру и, возможно, птичий грипп – и не сдалась! Сейчас ее исправно закаляли студенты. Дама оказалась сообразительной и ловкой особой, и инстинкты выживания держали ее организм в тонусе. Поэтому испытания выдерживала на «отлично», как студентка-медалистка. Под бременем времени пали зубы и волосы, зато все остальное было на месте, включая аппендицит.

Ее постоянная скупость и прямо-таки откровенная аллергия на чужое счастье не позволяли нам воспринимать бабулю как родную. А выдающиеся финты нельзя было брать близко к сердцу. Волшебница выкидывала их ежедневно. Классикой стал номер с форточкой…

Пробегая через бабушкину проходную комнату-спальню, мы постоянно контролировали стратегическое месторасположение жизнерадостного объекта. И делали это не ради забавы: дочь Марса запрещала проветривать комнату. Даже в ее отсутствие категорически возбранялось прикосновение к форточке. Лишь изредка плутишкам санкционировалось сделать маленькую щель и побаловать организм свежим воздухом. В этот момент щель под дверью со стороны агрессора затыкалась старой шинелью. Проветривание допускалось не более чем на пять минут. Четкое время отсчитывалось по тренерскому секундомеру еще первых скаутских лагерей. Иными словами, с помощью песочных часов. Но, как говорится, хочешь жить – умей крутиться, и хитрованы наловчились проводить маневры по вентилированию в отсутствие хозяйки.

Кстати сказать, у нее самой в шкафу кроме шубы-мутанта с тремя рукавами и двумя воротниками жили прямо-таки династии моли, никогда в своей жизни не знавшие губительного для себя эффекта свежего воздуха. Нам с соседом иногда казалось, что она голосом и взглядом выдрессировала своих питомцев, дабы при надобности посылать их с диверсией к конкурентам и соседям. А может быть, и в разведку.

Как-то раз Игорек испарился в поисках багажа знаний. Я же с трепетом ожидал, когда старушка отправится в сторону ближайшего магазина за продуктами жевания. Давно хотелось подпитать комнату молекулами живительного кислорода. Недоверчивая бабка, видно, предугадала, к чему ведет умиленное выражение моей ликующе-провожающей мурлетки. Оглянувшись с порога и чуя неладное, бдительная мадам предупредила:

– Я буду ошень раштроена, ешли ты откроешь фортошку и жаштудишь нашу рашкошную квартиру.

– Ну что вы, что вы, – изысканно шаркнул учтивый ножкой, – как вы могли такое подумать?! Прекрасно Вас понимаю!

Немного похлопав ресницами, я мягко обнял недоверчивую графиню за крепкие плечи и нежно выпроводил за дверь. Глаза предательски блеснули: «Не пойман – не вор!»

Знал, что объект, быстро выйдя из подъезда и медленно двигаясь по улице, мимо нашей угловой комнаты, всегда бдительно следит за положением злополучной форточки. Поэтому, когда входная дверь хлопнула, я присел у окошка (представьте себе Аленушку у лесного озерца со знаменитой картины В. М. Васнецова). Фигурка бабули походкой «роботика» удалилась за угол соседнего дома. Друзей надо знать в лицо, врагов – со спины. Посчитав для страховки до десяти, я с блаженством отворил кислородные шлюзы!

Целый поток всего свежего: воздуха, звуков, мелодий и чувств хлынул в мое законсервированное Настоящее. Наслаждаясь окрасом залетевшей в окно осенней бабочки, я вспомнил о своем детском гербарии, оставленном у родителей, помечтал о будущих достижениях в робототехнике, которую мне предстояло изучать в институте, о чем-то еще волшебно приятном… И беспечно не заметил шуструю тень, метнувшуюся в сторону нашего подъезда сразу же после того, как я отвлекся, опьяненный непривычной свежестью. Мудрый воин в юбке, видимо, тоже решила провести свои маневры. Недолго музыка играла. Концентрация внимания вернулась после первого же трепетного поворота ключа в замочной скважине. В доли секунды форточка была закрыта, и я уже лежал на кровати в позе глубоко поглощенного изучением английского языка. Для пущей убедительности я громко проговаривал шипящие звуки, и, как казалось, делал это с явным йоркширским акцентом.

– Што ж ты творишь, штудент?! – ворвалась, размахивая авоськой, как воин саблей, разъяренная самурайша.

– В тишине углубленно учу английский, – сдерживая грохот биения сердца, максимально спокойным голосом отрапортовал я.

– А вот я тебе шейчаш углубленно объяшню!.. На правошлавном! Как бабушку штаренькую не шлушать!..

И она эмоционально бросилась в атаку.

– А вы знаете, что опыты над гетеросексуалами запрещены Венской конвенцией? – лавируя между энергетическими молниями, я пытался, как мог, погасить силу ее карающего перста. Но как оказалось, летящий лом не остановить…

Неожиданно для меня дама, хоть и обветшалая, проявила невероятную легкость в атакующих движениях, не соблюдая главного правила дворовых драк: лежачего не бьют! Сварливица напоминала знаменитого боксера Мохаммеда Али – «парит, как бабочка, и жалит, как оса». К счастью, в школе я немного занимался боксом и стойка «глухая защита» очень помогла в первые минуты сражения. Так и не повергнув врага в нокаут, не на шутку запыхавшаяся (возраст все-таки!), славная баба Люба все же ушла в магазин.

Вообще, я получаю удовольствие от общения с представительницами прекрасного пола, даже если как в тот день испытываю поражение. Да, я был сражен наповал, но не от ударов ее худосочной ноги, а от необузданной отваги. Наверно, горгонушка понимала: студент-интеллигентишко не будет сопротивляться, довольствуясь тактикой айкидо (шустрая энергия противника была направлена против него же самого).

Последний раз по заднему месту ниже спины моего подрастающего организма папин ремешок гулял в четвертом классе. Поводом послужило ослабление вовлеченности в правильный учебный процесс. Позже случались потасовки с пацанами. И вот я искренне думал, что все мои баталии кончились и рукопашные бои остались в прошлом. И тут получить от старушки… Что бы вы делали, читатель, окажись на моем месте?

Но так бывает, что глаза боятся, руки делают, ноги убегают, а бокам за всех приходится отдуваться!

Благодаря этой истории я сделал еще одно изобретение: научился открывать фрамугу, не открывая ее. Как? Только не рассказывайте, пожалуйста, бабе Любе, она расстроится… Просто вынимал из форточки тонкое стекло!