Эликсир счастья, или Тридцать пять веселых историй, рассказанных бизнесменом

– Приветствую бьющихся за урожай в приемной комиссии! Где тут документы принимают?

– Щас главную вызову, а ты садися и никуды не ходи! – приказала кипучая старушка, любительница попугаев и риса.

– Где, бабушка, садиться? На товарища-иностранца? – я указал на спящего.

– Мож и на него, – посмеиваясь, провоцировала на международный конфликт бабуся. Потом она быстро и бесшумно переместилась в неведомо куда ведущем направлении. Я медленно подошел к «земляку». На расстоянии полуметра зёрна истины внятно транслировали, что парень перебрал и, возможно, теперь видит во сне жаркую родину с темнокожими красавицами, танцующими жаркие танцы у ритуального огня. В ту минуту лицейская лирика Пушкина победила спотыкающиеся в голове мысли:

Вот здесь лежит больной студент;
Его судьба неумолима,
Несите прочь медикамент —
Болезнь любви неизлечима!»

В общем, изысканное настоящее нежно уложило его на старенький потертый диван. А так как иностранцев, особенно детей, у которых папы работали вождями племен, в СССР уважали, то и убрать его никто не решился. Да-а-а… Сколько всего не сделано, сколько ему предстоит еще… не сделать!.. Я не знал его естественных реакций в дурмане чар белорусских игристых вин и поэтому, дабы во сне ему вдруг не привиделся кулачный бой за выживание в джунглях, решил не смещать его с занимаемой территории. И ждал своего будущего, стоя, как солдат на карауле.

Подошла незнакомая мадам – с бумагами, в казенном халате. Она застала меня за изучением африканских раздувающихся ноздрей. Между прочим, увлекательное зрелище! Смело можно использовать в гипнозе.

– Давайте ваши документы, посмотрим, – порадовала меня атаманша расторопным сервисом.

«Прекрасно, скоро чайку попью, ведь с утра только воздух и жевал», – зашелестели заманчивые грезы.

– Так, а что это за умные бумаги вы мне принесли? – мой выстраданный аттестат об окончании школы и полученную с боем в очередях медсправку из могилевской поликлиники старшина держала, как лягушонку за лапку на уроке биологии.

– Там все, что надо! – с легким мандражем в голосе пролепетал я и неуверенно глянул в сторону чернокожего. Беспечная радость от замаскированности этого здания покидала меня безвозвратно, а посему я понял, что начальница не хочет принимать документы. Наверно, конкуренты приходили не с пустыми руками… Снова поискал поддержки у спящего чернокожего принца, но – тщетно. Для длительного сна нужны определенные навыки и натренированное тело. Неподготовленный человек не вылежит долгие часы без ущерба для здоровья.

– Эти, – она потрясла моими аккуратными бумагами как тупым карающим мечом перед моим же носом, – не годятся, надо другие, – вымолвила она, прервав сладкие размышления о коржике и душе. Картина повторной поездки на перекладных в Рио-де-Могилев и обратно всплыла незаманчивой перспективой в моем левом полушарии, отвечающем за перемещение.

– Для заселения в общежитие требуется… – и далее, по регламенту, был четко оглашен список документов, необходимых, чтобы получить койко-место для вогнуто-выпуклых частей человеческого организма. Глаза чтицы слегка закатились от удовольствия растолковывать азы малограмотному юнцу.

Я, конечно, понимал, что вид отпрыска могилевских земель перед лицом начальствующим был лихой и придурковатый, и решил прервать этот полет:

– Пока не планирую заселяться в общежитие. Хочу только подать документы на поступление в институт.

Заблуждения мадам развеялись, а заодно и моя перспектива душа и коржика с маком.

– А-а-а… Так вам не сюда, молодой человек, – сбросила с себя груз ответственности мудрая комендантша общежития и промолвила человеческим голосом: – Вам во-о-т туда, – она указала в направлении чуть выше дивана с африканцем. – Увидите красивое здание с большими белыми колоннами, там разберетесь.

– А можно спросить напоследок? – решил уточнить я, чувствуя, как распирает меня изнутри жажда исследований, и улыбнулся, понимая, что улыбка делает мужчину менее ужасным, нежели он кажется сначала.

– Что вас интересует? – чуткая дама насторожилась, предвкушая подвох.

– Да так, пару маленьких нюансов. Много у вас таких черненьких учится? – не отрывая глаз от африканца, спросил я, понизив голос до шепота. – И можно ли мне его ноздри потрогать, пока он спит, а то дома их только по черно-белому телику видел?

От неожиданности глашатай перешла на «ты»:

– Вот поступишь – и все узнаешь, и все потрогаешь. Хотя… А-а-а… – махнула она рукой, – делай с ним что хочешь, а я пошла.

И все же я решил не испытывать судьбу. Да и кучерявый парень лежал счастливо расслабленный. Было ли счастье тогда со мной, или с ним, или с теми женщинами? Я думаю, оно всегда с нами!

Оно не имеет ничего общего с рубкой дров, оно не имеет ничего общего с рытьем ямы в саду. Счастье не имеет ни к чему никакого отношения. Это просто непринужденное состояние вашего бытия, и оно остается с вами, оно не приходит и не уходит. Оно всегда есть, точно так, как ваше дыхание, биение сердца, обращение крови в теле. Счастье есть всегда, но если вы станете гоняться за ним, то непременно набредете на несчастье. Просто перестаньте искать, и вы нашли… Потому что поиски означают усилия ума, непоиск означает состояние расслабления. А счастье порой бывает только в расслаблении.

На тот момент я был уверен: все впереди – и коржик с маком, и чай с бубликом, и мыло с мочалкой!

Прямо на выходе вдруг мне дорогу перебежала одна черная кошка, и тут же вторая предательски пересекла улицу позади меня, отрезав тем самым пути отступления. Интересная примета! И что, господа, предлагаете? Ох уж эти мурлыки! Желудки у них не больше наперстка, поэтому тот литр молока, который эти звери выпивают за раз, находится там под давлением как в эпицентре ядерного взрыва! Подумал, что у этих котяр тоже есть примета: если дорогу перебежит негр… Постояв минут пять, увидел те самые путеводные звезды, которые направили меня в общагу вместо главного корпуса. Они медленно брели туда, откуда я вышел, тем самым перетягивая на себя последствия плохой приметы. Посмеиваясь своей шутке, они смотрели в мою сторону, а я с облегчением улыбнулся в ответ и сказал себе, что чудеса еще случаются на свете. А во что еще верить, если не в чудеса? На то они и придуманы, чтобы в них верили! А потому пошел своей дорогой, весело размахивая свернутыми в трубочку документами и насвистывая что-то из репертуара Элвиса Пресли. Дорогой, начинающейся в приемной комиссии главного корпуса Минского политехнического института. Дорогой длиною в пять с половиной лет!

Как я отметил свое поступление

Хорошо смеется тот, у кого белые зубы, здоровые десны и язык без белого налета.

Экзамены пронеслись на одном дыхании. Я уже знал, что по баллам прошел. Распирала гордость, что оправдал ожидания родителей. Но раньше времени решил не баловать их этим ликованием. Набрав домашний номер по междугороднему телефону, скорбным голосом, но с непослушной, расползающейся по лицу улыбкой сказал:

– Экзамены я… к сожалению, провалил… Двигаюсь в направлении Рио-де-Могилева на поиски лучистой жизни!

Наверно, отец уловил мою улыбку на том конце провода и ответил на удивление спокойно:

– Ничего, сынок. Проблемы возникают не столько для того, чтобы их решали, а для поддержания боевого духа и спортивной формы! Поработаешь на стройках века, – то ли шутил, то ли советовал флагман идей химической индустрии и философ по жизни. – Рабочие мозолистые руки и шустрые ноги в кирзовых сапогах всегда стране нужны! Да и женщинам нравятся!

Я еще тогда безмятежно подумал, а для чего этот любомудр упомянул про мозолистые ноги-то? А в голове уже смеялся стишок:

Для чего даны мне ноги?
Есть ли прок какой от ног?
Есть! И очень даже многий,
их не зря придумал Бог!
Семимильными шагами,
распевая на ходу,
День за днем, вперед ногами,
вдоль по жизни я иду!

– На могучих стройках – это классно! Но, может, что другое подскажешь? – решил развести мыслителя на тему, как быть его чаду.

– Можно и в сельское хозяйство, и в животноводство… хотя… – в этот момент я телепатически уловил: отец смотрит на свой палец, когда-то прокушенный страшным зверем – хомяком.

– А ты, мудрец, как начинал, кем? – спросил я, не экономя время. На переговорном пункте Главпочтамта обычно заказывали две минуты, в которые можно было только лаконично попросить прислать десять рублей. У меня же в резерве было целых пять! Когда же еще, как не сейчас, поболтать с родителем по душам?

– Когда ты родился, мудрец целый год подрабатывал грузчиком. От этого спина стала только крепче, да и заработки были повыше, чем у инженера, – вещал он из трубки.

Я, представив мозолистую сгорбленную спину работяги, на которую взвалили сотый пятидесятикилограммовый мешок с мыльным порошком или цементом, подумал: «О чем он философствовал и что видели его глаза, когда на горбину приземлялась очередная тяжесть? А когда мешок разрывался и на лицо просыпался кусачий свежий порошок? Какие он импровизировал скороговорки, когда на ногу падал неудержанный груз?» Мне воображались разгоряченные гегелитяжеловесы, которые в темноте кричат: «Ведь если я таскать не буду, и если ты таскать не будешь, и если мы таскать не будем, то кто же здесь рассеет мглу?!»

Оторвавшись от размышлений о бытии этих крепких аристотелей, я все-таки смилостивился и направил ход папиных мыслей в праздничное русло:

– Итак, все-таки! Кутузов поступил в ВУЗ! И ты, папуль, можешь смело отпраздновать данное событие!

Отец клятвенно пообещал, что все будет очень культурно, сдержанно, интеллигентно (наверное, вспомнил веселье при обмывании моего дня рождения в деревне у родственников с дегустацией вкусняшки). И тут телефонная трубка приятным женским голосом напомнила, что время разговора вышло… «Пи-пи-пи-и-и», – проголосило мне в ухо, и, выйдя на сверкающий проспект, я ощутил себя счастливым покорителем какой-то цветущей вершины.

Ранее упоминалось о том, что отец – химик высшего разряда и ему было свойственно крутиться не только на заводе «Химволокно», но и на нашей четырехметровой кухне. Поэтому неудивительно, что, когда я прибыл, наконец, домой, наша встреча началась с показа десятка банок с подозрительными заквасками и натянутыми на них резиновыми перчатками.

– Что ЭТО, папа? – я попробовал поздороваться с резиновой рукой. – Декорации для театра юного зрителя? Или ты делаешь какие-то жидкие удобрения?

– Возможно! – знаток не обратил внимание на рукопожатие, а продекламировал Омара Хайяма: – Не выращивай в сердце печали росток, книгу радости выучи ты назубок! – И добавил в прозе: – Ты, Ляксей, живи по велению сердца! Не известен отмеренный страннику срок! Это, сынок, тебе не роботов клепать.