Эликсир счастья, или Тридцать пять веселых историй, рассказанных бизнесменом

Глава пятая. Лирическое отступление о двух изобретательных студентах

А эту любопытную историю мне поведал за теплой беседой мой скромный друг по имени Николай Слабко, который с другим дерзким однокурсником тоже снимал уютный уголок у старушки.

– Но ты – комнату в квартиренке, а я – в частном владении, с кучерявыми грядками нежной зелени под окном.

С явным чувством превосходства рассказывал он о витаминизации студенческих организмов:

– Не отходя от кассы, то есть в районе гостеприимного огорода, мы устроили пастбище и поглощаем там не только свежий воздух, но и свежие витамины! Трапезничать садимся, когда хозяюшка уходит подальше. Я стою на шухере, а Олежка Коршаков волнующе состригает ножницами нежный зеленый лучок, шелковистый укропчик и для добропорядочного аппетита немного кокетливой петрушечки! Чисто символически, регулярно и только из лучших побуждений. Причем это делается с любовью, во имя лучшего роста растений…

– Что, прямо ножницами? – искренне удивился я, перебивая моего визави, а тот воодушевленно продолжал:

– О, Олежек – не только заправский мастер парикмахерского искусства! Он любитель смелых идей и сторонник неугасающего юмора, фантазий, выдумок. Его жизненное кредо: репетитор-академик, научу, кому дать денег!

Последовавший поток рассказов о подвигах двух друзей вызвал у меня желание поближе познакомиться с Колиным соседом. Здесь жизненный принцип совпадал с моим: жизнь, прожитая с удовольствием, – это жизнь, прожитая дважды!

Надо сказать, Николай оказался человеком талантливым: он так мастерски рассказывал, что я ощущал их голодный предобеденный мандраж. Представлял, как жизнерадостная старушка, наконец, набрасывает свой оренбургский платок и покидает ангельскую обитель, а братцы-студенты спешат раскрыть радушные объятия органическим элементам всей таблицы Менделеева… Когда уже милая банка со сметаной закуплена и неутомимые трубы дымят… И зеленый лучок, наполняющий мелкую тарелку радостью и светом, отправляется по назначению.

Беззаботный студиозус не уставал повторять:

– Я могу сопротивляться всему, кроме соблазнов, но лучший способ преодолеть соблазн – это подчиниться ему!

– Приятно сделать вам приятно! Пожуем-увидим!, – подмахивал ему Олежек.

Но все обильное когда-то кончается или чем-то завершается. Через пару недель тайного выпаса бабуленька подошла к своим травоядным квартирантам с закономерным, но тем не менее глупым вопросом:

– И куда деется мой лук-батун? Часом не знаете? —вопрошала она, понимая, что надо бояться данайцев, дары приносящих, и сожалеть о данайцах, дары уносящих.

– Наверное, голодные коты пожрали! – без тени сомнения многозначительно ответил непобедимый Олежек, понимая, что наличие ловкости рук без должной быстроты ног однажды может обернуться крупными неприятностями.

Как звали этих улыбчатых млекопитающих семейства кошачьих, отряда хищных, он скромно промолчал. Ведь у накормленного досыта понятие о социальной справедливости враз теряет четкие очертания!

Глава шестая. Стальные аргументы трагикомедии «Коммуналка»

Прошли осенне-зимние месяцы. К весне мною все же была четко сформулирована необходимая цель: покинуть логово получения тумаков и негативных эмоций. О чем я и сообщил товарищу по монастырю. Ведь если тело расцветает на солнце, то дух – исключительно в лучах любви.

– Да… Время здесь лечит, но исход всегда летальный! Мой утонченный друг, ты продержался дольше всех! – с уважением и болью в голосе поддержал меня Игорь. Он оставался один.

И тихо, чтобы не слышала баба Люба, напутствовал, похлопывая по плечу:

– На новом месте, дружище, главное понять и полюбить домохозяйку. А какие ссоры могут быть между нежно любящими друг друга людьми? Так, пустяковые мелочи: подбитый слегка глазик, парочка разбитых тарелок, легкая черепно-мозговая травмочка…

Он взгрустнул, наблюдая, как я укладывал тощий, как живот первокурсника, дерматиновый чемодан:

– Ты прошел школу выживания и к следующему дивному месту оседлости отлично подготовлен.

Я приподнялся и еще тише и крепче потрепал его по плечу:

– Всего доброго, мой выносливый товарищ, ведь кто не гребет, тот… отгребает! А мы не отступаем – мы наступаем в другом направлении!

Мой понимающий друг оказался прозорлив. На сей раз я был умудрен опытом и к следующей вздорной фрау въехал улыбаясь. Так как знал: второго шанса произвести первое впечатление у меня не будет!

Эпилог

…После всего пережитого, услышанного и понятого музыкально одаренные становятся умнее. И пронзительный крик очередной аккуратной старушки о невыключенной плите с топаньем ног и изобличением в том, что кто-то во сне хотел ее отравить газом, воспринималось мной, как плохая игра в театре абсурда. В эти моменты уже не надрываешь систему кровоснабжения мозга, а начинаешь отвлекаться и мечтать о приятном. Ведь чем дольше живешь на этом свете, тем яснее понимаешь, что счастье – это то, что всегда с тобой, что это почти как ключи, что оно всегда с нами, просто сейчас они завалились в карман за подкладку. Но, как ни крути, оно здесь! И ни от кого не зависит. Ни от чужой любви, ни от нашей удачи, ни от нашего положения дел. Оно просто есть!

Каждая следующая хозяйка (а переезжал я где-то еще пару раз) не отличалась мировоззрением от предыдущих. Любая из них прежде всего заявляла:

– Ничто так не укрепляет веру в человека, как… предоплата.

И недвусмысленно протягивая пустую ладонь, ждала, когда ее наполнят… А я перед заселением стал формулировать свои условия на все случаи жизни. Предварительно закупив несколько пар тапочек.

Навскидку припоминаю эти правила:

– Не беспокоить, когда сплю. А то спросонья, могу и тапкой запустить. Не со злости, а в силу привычки.

– Возвращаюсь по воле провидения, но буду стараться быть на месте пораньше. Если кругозор хозяйки будет настолько узок, что позволит ей подсматривать за моим возвращением – сабо полетит в направлении тени, мелькнувшей в замочной скважине. Как вы понимаете не со злости, а в целях воспитания. Это и понятно: любопытный нос везде откровенную щелку найдет. Любопытный глаз всюду отыщет замочную скважину. А в результате – любопытное ухо может получить заслуженную оплеуху-сдачу.

– Когда мы с друзьями обсуждаем новости газеты «Таймс Минск» за рюмкой ароматного чая – не беспокоить. Так как чай пить – это не в шахматы играть, тут думать надо! При этом не допускается присутствие любопытных посторонних. Да и вообще подслушивание у дверей порядочных людей зачастую вызывает особую форму аллергии: ухо распухает и принимает неестественный багровый цвет.

– Резвлюсь и брызгаюсь в ванной комнате, проветриваю и медитирую по-английски, когда захочу. В унтах и без них!

– В случае хорошего поведения хозяйка получит подарок от Деда Мороза – белые тапочки к Новому году. Ведь из всех писков безустанной моды именно они – самый последний!

– Вот мои к вам скромные просьбы, – подавал я очередной хозяйке аккуратно исписанный листок. И не обращал внимание на ее глаза, которые иногда вылезали из орбит и… повисали на оптических нервах. Я постепенно стал замечать, как в моем еще вчера неокрепшем голосе уже пробивается твердая сталь.

Если воспринимать жизнь, как комедию, – обхохочешься до слез. Если рассматривать, как драму, – скорбеть надо беспрестанно. Если все брать в голову – сойдешь с ума. Лучше не обращать на нее внимания, пусть себе идет своей дорогой, нам-то с ней – по пути!

Картошка

Богатый живет для себя,

а бедный – для Родины.

После трепетных вступительных экзаменов в нашу альма-матер всех энергичных первокурсников, подобно захваченным в плен народам, спешно сажали в элегантные грузовые машины и увозили в шальные края, где колыхались высокие картофельные побеги и веяло ароматами Родины. Бедные наивные Йорики еще не имели представления о многом. Мы не задумывались о сессии – этом щекотливом хождении по краю пропасти. Не подозревали о коварстве кабинета «доканата», или как мамелюки называли его еще «комната страха», «логово зверя». Неискушенные еще не успели ощутить себя у доски партизанами на допросе. И не знали, что стипендия – это чаевые от жмота…

Итак, несколько тентованных шаланд, полных студенческой кефали, с гурьбой наших на борту, умчалось в направлении сельских угодий Воложинского района Минской области. На плечи семнадцатилетних девчат и пацанов была взвалена серьезная задача – пополнить закрома Родины корнерплодно-валютными резервами.

Расквартировались быстро, как армия перед боем, по два-три человека на избу, у радушных и хозяйственных сельских жителей. Меня с двумя хрупкими сокурсниками поселили у озорной на вид старушки, как потом оказалось редкой скряги.

– Василиса! – представилась она и от смущения зарделась. Вряд ли, она была Василисой Премудрой, но и до Василисы Прекрасной не дотягивала. Ее личико напоминало другую сказочную героиню из лесной избушки на курьих ножках. Но было приятно, что она считала себя кокеткой и модницей.

Мне в соседи достались два орлика: один деревенского происхождения – Толик Соловей. Второй – мой земляк Коля Слабко из Рио-де-Могилева, любитель группы «Scorpions» и репчатого лука с салом.

Больших планов на заработки мы не строили, ехали ради романтики, ведомые любопытством. Но когда началась кипучая работа, про сладость утренних романтических грез пришлось забыть. Вставать приходилось в шесть утра под звуки гимна. А если просыпал, то лишался плотного завтрака, и приходилось аккомпанировать урчанием собственного желудка утреннему клацанью деревенских аистов, сидящих на электростолбах. Если подумать, то у аистов, конечно, жизнь – не сахар. Мало того что они своих птенцов выращивают, так еще вынуждены заниматься транспортировкой человеческих детенышей – в порядке оказания шефской помощи. Вот потому у аистов, наверное, вид облезлый и унылый, а песни охламонские – дробь барабанная. Хотя от такой жизни поневоле клювом клацать начнешь! И все-таки волнительные моменты настигли нас в сельской опочивальне уже в первый вечер во время подготовки ко сну. Разместились мы все в одной комнате. Бабка взгромоздилась на печку, нам же с ребятами были выделены места внизу.

Надо отдать должное заботливой старушке: встретила декханка нас хлебом и солью. Но овладевающие сельскими просторами и не догадывались о том, что в дальнейшем придется не только весь каравай отдать, но и самим всю соль слопать! И вообще гораздо гостеприимнее встречать картошкой со шкварками, чем хлебомсолью. Для двоих из нас добрая внимательная хозяйка отвела одну узкую койку с высоченной периной-горкой, на которой не то что спать – в колобки по скатыванию играть опасно. А третьему досталась деревянная скамейка, на местном наречии «канапа». Привозящим студенческий резерв в деревню поселянка сообщила, что за вознаграждение в ее избушке имеются три почти люкс-номера. Как видите, маркетинговый ход у понимающей Василисы был серьезный. Но первокурсники – народ неприхотливый, им и степной камень – подушка, и полевой сухарь – ватрушка. Когда тянули жребий, кому спать на старой скамеечке, «удачу» за лохматый хвост поймал Толик. С благоговением он окинул свое шикарное место дремоты обеспокоенным взглядом… Длина данного деревянного сооружения всем показалась мизерной. О достойной ширине бедолага в тот момент и не подумал.

Смекалистая балагурщица перехватила щемящий сердце взгляд и среагировала быстро: притащила из чулана табуреточку под ноги, чтоб не свисали плачущими ивами и не озадачивали гордых постояльцев… Знала старушенция – лучше маленькое дело, чем большой план бездействия! Студиозус был счастливым и благородным человеком! При взгляде же на нашу с Николаем коечку ему становилось понятно: в ближайшее время сон на мягкой перине отменяется!