Формула

– То, что ты делать. Ты думать, это игра?

Разумеется, нет. Хотя игра может быть очень серьёзной.

– Я сказал бы, это некий эксперимент. Но что тебя беспокоит? Я его вполне контролирую. И собираюсь делать это впредь.

Чунь покачала головой.

– Ты увлёкся… я не ожидать такого.

Я выслушиваю этот текст повторно – от весьма немаловажных для меня – чуть не сказал – людей, и с интервалом всего в несколько дней. Не слишком ли это многозначительно?

Прежде чем приступить к конструированию заговора, имеет смысл осмотреться по сторонам – вдруг он уже имеется и можно сэкономить усилия?

Ничего серьёзного обнаружить мне не удалось. Разумеется, недовольных хватало – все как на подбор, поборники демократии из числа аристократов: то есть те, кто эту демократию преимущественно пользует. Но большинство из них для нашего дела не годились – у одних рот был заткнут подачками Цезаря, другие справедливо опасались, не стало бы хуже.

В конце концов, я остановился на кандидатуре Марка Брута – он был недоволен жизнью, достаточно простодушен и страшно гордился своим предком, который убил последнего римского царя. Эта слишком явная параллель прямо кричала о том, чтобы её использовали.

Странные поручения приходилось мне давать в те дни своим помощникам. Возможно, некоторые из них даже начали что-то подозревать. Хотя, видят боги, я очень старался, чтобы кусочки паззла распределялись между ними достаточно широко и произвольно.

Практически ежедневно Цезарь выслушивал мой доклад – и всякий раз я спрашивал, не передумал ли он. Разумеется, нет. Цезарь никогда не менял своих решений.

– Кажется, я достаточно ясно объяснил, зачем всё это делается, любезный господин Марций. Ты говоришь, что привык служить мне, а не наоборот? Поверь, сейчас ты, возможно, делаешь самую важную службу за все эти годы.

В отношении меня он тоже уже всё продумал – я получил отставку и приличное поместье в Африке. С тем, чтобы быть подальше от Рима в тот момент, когда почва будет в должной степени взрыхлена. Разумно, что и говорить – особенно в свете последовавших событий. Когда он говорил о реках крови, я ему, разумеется, верил, но никак не мог подумать, что они окажутся настолько полноводны.

Таким образом, стать очевидцем финального акта этой истории мне не удалось. Жалею ли я об этом? Пожалуй, всё-таки нет.

Для воздействия на Брута я придумал (ну хорошо, отчасти всё-таки вычитал) достаточно простую, но эффективную тактику.

Он должен был принять решение сам. И день за днём мы подталкивали его к этому. Мы подбрасывали письма, запускали слухи. Цель была одна – заставить беднягу поверить в то, что весь римский народ ждёт от него этого удара. Разумеется, он поверил. И даже быстрей, чем я ожидал.

Цезарю стали доносить о подозрительном поведении некоторых сенаторов – и Брута в первую очередь.

Он отмахивался, – потом через другую дверь входил я со своим докладом. …Забавная ситуация, не правда ли?

Жалел ли я его?

Трудно сказать. Поначалу эта работа была мне отвратительна, но человек устроен так странно, что рано или поздно любая хорошо сделанная работа – даже самая двусмысленная – начинает вызывать у него удовлетворение. И потом, я исполнял его приказ. Если и можно сказать, что я злоумышлял против своего патрона, то делал я это вместе с ним.

Почему он выбрал именно меня? Думаю, потому что я был малозаметен – не мог же он доверить такое дело своим блестящим любимцам Антонию или Октавиану. …Хотя, как раз Октавиан, сдаётся мне задним числом, вполне мог бы и справиться.

Считал ли я его это решение правильным?

Годы, проведённые вблизи Цезаря, научили меня, что все его решения правильны. Историкам, которые утверждают обратное, просто неведома истинная подоплёка тех или иных событий. Цезарь твёрдо решил сделать Рим иным, оценил ситуацию и увидел единственное препятствие на пути к цели.

Себя.

Смерть никогда его не страшила – можно сказать, он всегда жил с ней бок о бок. Правда и то, что здоровье его стремительно ухудшалось. Он действительно мог вскорости умереть от одного из своих недугов, как самый обычный человек – то есть, в его представлении, самым нелепым образом.

Таким образом, я нахожу, что винить себя мне не в чем – хотя, разумеется, требовать за свои действия всеобщего признания и лавровый венок отнюдь не собираюсь.

Тем временем, дело близилось к окончанию. Цезарь напустил на себя особенно раздражённый вид – он полагал, что, выглядя невыносимым, подтолкнёт колеблющихся к действиям. Он перестал ходить с охраной. В начале марта он сказал, что мне пора отбывать.

– Ты сделал хорошую работу, Руф Марций. Уезжай на безопасное расстояние и жди вестей. Думаю, у нас всё получилось – и вполне правдоподобно.

Таковы последние слова, которые мне суждено было от него услышать. Не слишком тёплые, по вашему мнению?

Отнюдь, особенно если учесть, что Цезарь обращался к одному из главных своих убийц.

Самым главным, разумеется, был он сам.

Если вы подумаете, что я забыл о Глебове, то окажетесь не так уж неправы. Происходило слишком много куда более важных событий – так что мне пришлось ограничиться банальной слежкой, а ничего подозрительного он, вроде бы, не делал.

Собственно говоря, почему бы начальнику охраны и не наведываться по ночам в офис?

Для чего? Лишний раз убедиться, что на вверенном ему объекте всё благополучно.

Обязательно ли для этого лезть в хозяйский компьютер? Нет, но мало ли что… Может, там какие-нибудь вирусы завелись.

Хорошо, а зачем стирать свой визит с камер наблюдения? Тем более что основной аудиторией этих телепередач является, по-видимому, он сам?

Данный факт был установлен совершенно случайно и вызвал у меня интерес, но, признаюсь, не беспокойство.

Разумеется, следовало заглянуть в генеральскую черепушку – но неожиданно меня обуял какой-то азарт. В смысле – годимся ли мы ещё на что-то без привлечения паранормальщины? Или скоро в туалет начнём левитировать? Причём не полностью, а, так, сказать, отряжать ту или иную требуемую часть организма?

Сознаюсь, ребячество это было. И разыгралось оно совсем не вовремя. И объект был неподходящий. В самом деле – с чего мне вздумалось меряться своим изрядно расслабившимся естеством именно с генералом спецслужб? Пусть даже отставным. Ну, что было, то было.

Итак, как сказано, я ограничился наблюдением. Перемещения – контакты – телефонные разговоры – почта, включая электронную: в общем, весь стандартный набор спецслужб – «под колпаком у Мюллера» и всё такое прочее. Разумеется, в том виде, как нам, дуракам, это впаривают в кино.

Особых усилий это не требовало и особых результатов не приносило. В смысле – не требовало никаких немедленных действий.

Вот в отношении Самсонова возникал ряд достаточно срочных вопросов.

Он смотрел на меня несколько минут, его сигарета истлевала в пепельнице. Никак не ожидал такой замедленной реакции. Вроде, цель изначально была именно такова?

– Вы считаете, …мы уже готовы?

Я пожал плечами.

– Кто это может определить? Не помню откуда: «Я не знаю, что такое рано, – я знаю, что такое поздно».

– Зато я помню, откуда: « Вчера было рано, завтра может быть поздно, а сегодня самое время». Или что-то вроде этого.

Вообще-то, разговор приобретает какой-то странный характер – у нас тут не совсем клуб эрудитов.

– Так или иначе, мы вызвали достаточно большой интерес и слишком многих насторожили. Финансовые проверки, попытки перекупить наш топ-менеджмент, – возможно, не сегодня-завтра нам начнут взрывать офисы. Шутка. Тем не менее, пора делать следующий шаг.

– И какой же именно?