СОНЯ: Кто?
ДЕД: (снимает с плеча ружьё) Я тя щас пристрелю! Сидишь тут кукушкой на столе и ни хрена… ни эта… никакого… Кто где, говори?!
СОНЯ: (спрыгивает со стола) Ой, Сергеич, всё скажу, не стреляй!
ДЕД: (наставляет ружьё) Ну, говори!
СОНЯ: Скажу, скажу… (поднимает вверх руки) Сдаюсь! Ничего я не знаю, дядь Никит, ей-богу!
Резкий звонок телефона, дед от неожиданности стреляет, белый телефонный аппарат разлетается в дребезги. Скелет падает.
Ой, скелета убили!
Испуганная Соня убегает.
ДЕД: Ё-п-р-с-т, война что ль?
Прячется под стол. Вбегает растрёпанный, в изодранной женской одежде, с шишками на лбу и синяками на лице, Стёпа. Он возбуждён, глаза его горят. За ним вваливается запыхавшаяся Манька. Она тут же оседает на скамейку у порога.
СТЁПА: (сверкает глазами, кричит) Егор Кузьмич!.. Егор Кузьмич!..
ДЕД: (из-под стола) Чего, окружают? Манька, отойди от дверей, я жахну!
МАНЬКА: Погоди… отдышусь… Стёп, ты чего… из бани… в степь-то рванул чего? Еле поспевала…
СТЁПА: От радости, мам! От счастья… полноты!.. Егор Кузьмич?!
Подбегает к лежащему скелету, поднимает нго.
Да не изводите себя так… Бледный-то какой! Всё о кей!
МАНЬКА: (с испугом) Стёпка, охолонись, не он это!
СТЁПА: А? (видит, что ошибся) А-а! А-ха-ха-ха…
Хохочет, как сумасшедший. Дед поднимается с пола. Манька подходит к Стёпе, бьёт его по щекам, подвывает.
МАНЬКА: Ы-ы… Ну, ну, сынок… Ы-ы-ы… Ну-у! Папань, он чего? По.. по… помешался, что ль? (трясёт, грозит кулаками) Ах ты… баб… бабуин проклятый!
ДЕД: Клин клином надо… На испуг!
Стреляет в окно. Стёпа сразу замолкает.
СТЁПА: Ты чё это, дед, расстрелялся? И где Егор Кузьмич-то?
МАНЬКА: Они с отцом… этого… твоего ухажёра домой повели, в коттедж. Под ручку его, а он, как хозяин!
СТЁПА: (опять возбуждается) А он и есть хозяин! Так изменить… ну, в будущем… нашу жизнь! Да, дед? Не ку-ку кукушки, а компьютеры да человечьими голосами говорить время будут! Ты лежишь, а тебе: «Просыпайтесь, Степан Дмитрич! Прошёл ли понос с огурцов?» И в морду тебе кофю – на, попей!
ДЕД: То-то, я гляжу, у тебя вся морда синяя и в шишках.
СТЁПА: А? Это я в шайку нырял. Он нальёт воды, а я с полков прыгаю… Развлекал!
МАНЬКА: Ой батюшки, и вправду прыгал?
СТЁПА: Ещё как! Русалкой! И все прыгнем, если надо! И дед сиганёт, он побольше нашего натерпелся! Да, дед?
ДЕД: (уклончиво) Склярос у меня… Нельзя, чтоб больно… башке-то…
Входят Егор Кузьмич, Соня и Митька. Стёпа вытягивается перед Кузьмичом, рапортует тихо и торжественно.
СТЁПА: Егор Кузьмич, заявляю: ничего человеческого ему не чуждо. Всё, как по Дарвину – эволюция! Я купальщицей был, ныряльщицей, ему так всё нравилось – в ладоши хлопал, как человек, даже поцеловал взасос! Я как в тумане весь… Это какое-то… такое… такое… аж!
МИТЬКА: (неожиданно, патриотично поёт) Эх, хорошо в стране Советской жить!.. Эх, хорошо страну свою любить!.. (обнимает Стёпу) Я верил в тебя, сынок!
СТЁПА: Подфартило, батя! (Кузьмичу) Я думаю, обобщим все научные наблюдения и – в Академию! А тут пора… Пол в музее покрасили, высох! Так что пора…
КУЗЬМИЧ: Спасибо, боец… нового этапа… Реформатор!
Трижды целует Стёпу, обнимает всех по очереди.
Благодарность всем, не побоюсь этого слова, соратники! (Стёпе) А не рано ли, так сказать, продаваться?
СТЁПА: Нет! Вон уже сколько накопилось: галстук, скелет, речь члена… эта… раздельная, кал, хоть и до боли знакомый, но… И, блин, опять же, тяга к бабам…
КУЗЬМИЧ: У-у, охренительно! Пора! Кровь из носу, а музей открыть!
Поправляет на скелете шляпу.
И шляпу свою дарю, она тоже героическая! Я её на шосейке нашёл, может, с него и сдуло?
МИТЬКА: О. как вылитый американец получается!
СОНЯ: А может, они с какого самолёта повыпадали?
МАНЬКА: Так если их выронили, чего ж не хватились-то?
КУЗЬМИЧ: Нет, это наши, свои. В Америке таких нет, а то сообщили б.
ДЕД: Куды Америке-то? У них там негры да секс!
Радостно смеются.
СТЁПА: Да на нас вся Америка будет приезжать глазеть!
ДЕД: Токо не задарма, за свои рубли!
СТЁПА: А как же, за доллары! Всё, кончился бесплатный зоопарк!