СТЁПА: (по телефону) Кто, я? Страдаю? Очень даже прекрасно себя самочувствую! Нам, Анна Гавриловна, некогда щас страдать. И вообще, я тебе не баба, чтоб страдать!
Кладёт трубку.
МАНЬКА: Правильно, сынок!
МИТЬКА: Вот её бы в баню-то!
СТЁПА: (твёрдо, но со слезой) Нет, отец! Государственное дело не бабское! Не осилит! Сделать вот такой переворот в мозгах и везде трудно, но необходимо! Лишь бы нам не мешали! И мы пройдём его до конца!
В дверях Егор Кузьмич.
КУЗЬМИЧ: Замечательно, Степан Дмитрич! Тяжёл и, я бы сказал, опасен твой путь, но я вижу, ты готов к нему на все сто! Хвалю, Стёпа!
Жмёт ему руку, обнимает и крепко целует в губы.
Терпи, казак, атаманшей будешь!… Кха, то есть, как там?… Ну, в общем, да!
Манька вопит, повисает на Стёпе.
МАНЬКА: Не пущу-у! Ой, сынок… Не пущу-у-у!
ДЕД: Цыц, Манька! Это ж… живой подвиг!
Все встают, замирают, с восхищением и страхом глядят на Стёпу., тот машинально отдаёт честь.
КУЗЬМИЧ: Присядем на дорожку.
СТЁПА: Да чего тут… двадцать метров…
ДЕД: Зато путь-то какой!
Садятся, молчат. Дед тихо запевает.
Дан приказ ему на запад, ей в другую… Эх-х!
МИТЬКА: А я бы даже выпил за такое! Какого хрена на сухую-то провожаем?
КУЗЬМИЧ: Предложение дельное.
МАНЬКА: А я вам огурчиков солёненьких, на закусь-то.
ДЕД: Ох-ёх, суп те в нос! О-о-о…
Ревёт, схватившись за живот, и выбегает из дому.
КАРТИНА 10
В доме Егора Кузьмича. У стола, на котором трезвонят телефоны, сидит Соня с подушкой в руках. В углу, всё так же в плаще и шляпе, стоит скелет.
СОНЯ: «Сиди на телефонах!» и пропал. Посидишь тут… Как с цепи все сорвались!… Сиди!.. А и сяду, дура дурой!..
Накрывает телефоны подушкой, садится на неё. Смеётся.
Все одурели и я туда же… Господи, чего не сделаешь ради новой жизни?! Не только зад подставишь, а и… Окурил, что ль, кто нас, беленой какой? (на скелет) И этот стоит, щерится! Чего щеришься? Гляди в отставку отправим! У нас таких, как ты, два села под нами и полсела на подходе туда же, выбирай любого!.. Ой, вся задница онемела… Ну, пошутила и будя… Послушать, мож, чё важное…
Намеревается слезть, телефоны стихают. Входит дед Никита с ружьём.
ДЕД: Чего, яйца, что ль, высиживаешь?
СОНЯ: А ты чего с ружьём шляешься?
ДЕД: Я на службе.
СОНЯ: А я просто так, да?
ДЕД: А-а… Ну, сиди. (на скелет) И этот начеку. Хе-хе-хе… А куда народ-то весь смигнул?
СОНЯ: Сам-от в галстук оделся и бегом…
ДЕД: В тувалет?
СОНЯ: Кто его знает? Сиди, говорит, на телефонах… Час сижу!
ДЕД: Ну, значит, в тувалет.
СОНЯ: Почему это?
ДЕД: Сама сказала: оделся в галстук и…
СОНЯ: А при чём здесь туалет?
ДЕД: Ну так, в галстуке ж. Манька говорила: Кузьмич, мол, в галстуке и в уборную ходит.
СОНЯ: Ну?
ДЕД: Чего «ну»?
СОНЯ: Уборная-то где?
ДЕД: О, ё-о, чего? Как где?
СОНЯ: То есть, тьфу, Егор где?
ДЕД: В уборной, поди.
СОНЯ: Почему?
ДЕД: (разозлившись) Да едрит тя в поперечину, Соньк! Ты же сама сказала: оделся в галстук и бегом в уборную!