Переговоры же о том шли через какую-то девицу Иродиаду, которая, надо полагать, была его любовница, о чем вашему высокостепенству донести и желаю и при сем присовокупляю, что на цымлянское…»
Дальше поверенный не стал читать.
– Ну, взять его, как приедет «Колхида»… Я плацу им деньги… Сто зе? Пускай берут! – проговорил Эммануил Захарович.
Поверенного при этом точно передернуло.
– Нет-с, и этого нельзя! Теперича Иосиф Яковлевич жизнь кончили… Я, значит, один в ответе и остался… – сказал он.
– Ницего я не знаю, ницего! – возразил Эммануил Захарович, отстраняясь руками.
– Ваше степенство, – начал поверенный: – слов Иосифа Яковлевича тоже слушались мы, все равно, что от вас они шли…
– И не говорите мне, не знаю я ницего того! – перебил опять Эммануил Захарович, зажимая уши.
Поверенный вздохнул.
– Маленького человека погубить долго ли… Хорошо, что тогда поостерегся, – через другого, а не сам дело делал: теперь хоть увертка есть. Никаких бы денег, кажись, не взял в этакое дело влопаться.
– Ну, молци, позалуста, без рассуздений! – прикрикнул на него Эммануил Захарович.
– Спина-то, ваше степенство, своя-с, за неволю рассуждать начнешь: не вас, а нашу братью на кобыле-то драть станут.
– Молци! – прикрикнул на него еще раз Эммануил Захарович: – грубый народ… музик!
Поверенный замолчал, но по-прежнему оставался с мрачным лицом.
Эммануил Захарович принялся снова разбирать и рассматривать бумаги.
– Подайте зе это ко взысканию! – сказал он, подавая поверенному заемное письмо.
Тот с удивлением посмотрел на него.
Заемное письмо было на имя Софьи Леневой в 25 тысяч рублей серебром.
20. Разные взгляды на общественное служение
В газете «Петербургское Бескорыстие» было с благородным негодованием напечатано:
«Скажите, отчего в директоры акционерных компаний выбираются люди, не специально знакомые с делом, а по большей части графы и генералы? Откуда и каким образом могли у акционеров явиться подобные аристократические вкусы? Зачем они позволяют этим господам говорить себе в собрании дерзости, и из каких наконец видов благополучия допускается, что главный директор компании „Таврида и Сирена“, сам начальник края, производит разработку каменного угля у себя в имении, который стоит таким образом обществу вдвое дороже, чем привезенный и купленный из Америки? (См. отчет общества за 1859 г. и американскую газету „Herald“)».
Строк этих достаточно было, чтобы начальник края, ни с кем не переговорив и не посоветовавшись, стукнул по столу два раза линейкой.
Вошел адъютант.
– Полицеймейстера мне-с! – произнес начальник края, по-видимому, спокойно.
Адъютант ушел.
Начальник края, будучи не в состоянии удержаться, продолжал одним глазом заглядывать в продолжение статьи.
Там Бог знает чего уж не было наговорено. Говорили, что «на Солдатской пристани, для житья чиновников, на деньги акционеров, построен целый городок».
И в самом деле это было так!
«Машина, выписанная для паровой мельницы, не входила в само здание, так что или ее надо было ломать, или здание».
И то была правда.
Гневом и горестью исполнялось сердце старика.
Полицеймейстер наконец явился.
– Где здесь живет некто Басардин? – спросил генерал каким-то таинственным голосом.
– Живет-с! – отвечал полицеймейстер.
– Взять его сейчас в часть и произвести у него в доме обыск.
– Это, верно, ваше превосходительство, по случаю акционерной статьи… – начал было полицеймейстер.
– Да-с!
– Статью эту, ваше превосходительство, писал Никтополионов.
– Пожалуйста, без возражений!.. Я и в тот раз по вашим стопам шел, да недалеко дошел.
О том, что виновником прошлой статьи был Виктор Басардин, начальник края узнал от Эммануила Захаровича.
– Извольте произвести строжайшее следствие! – заключил он.
– О чем-с?
– О чем? – крикнул генерал. – Вы спрашиваете меня: о чем? Человек пишет на честных людей пасквили, человек подрывает общественный кредит, и вы преспокойно говорите: «о чем»? Полковник! Вы служить после того не можете!
Полковник поклонился и прямо отправился к исполнению возложенного на него поручения.
Виктор в это время только было засунул свою, известную нам статью, в конверт, чтоб отправить ее для напечатания в журнал, как вбежала к нему впопыхах нанимаемая им кухарка.
– Батюшка, Виктор Петрович, – сказала она: – полицеймейстер с солдатами пришел.
Виктор побледнел. Но полицеймейстер входил уже в комнату и прямо устремился к письменному столу.
– Письмо!.. – проговорил он, тотчас же беря конверт и распечатывая его.
– Но как вы можете чу4жие письма… – возразил было Виктор.
– Могу, – отвечал полицеймейстер. – Это уж об родной сестре сочинили, – прибавил он, прочитав и передавая письмо жандармскому офицеру.