– Тут такие выражения!.. – проговорил он.
– Дайте мне! – сказал генерал и, со свойственною его званию храбростью, дочитал, но однако сильно побледнел.
– Что же это такое? Что такое? – спрашивал он, все возвышая и возвышая голос. – Что же это такое? – крикнул наконец он и заскрежетал зубами. – Я государю императору моему буду жаловаться! полицеймейстера мне!
Правитель канцелярии, с наклоненною головой, поспешил быстро выйти.
Начальник края остался в положении человека, которого сейчас только треснули по голове.
В кабинет к нему тихо вошла было его супруга, прелестнейшая великосветская дама, и начала свое обычное приветствие:
– Здравствуй, папаша!..
Но начальник края вдруг свирепо взглянул на нее.
– Подите, подите! – закричал он и замахал неистово руками.
Начальница края остановилась в дверях на несколько минут.
– Подите вон, не надо вас, не надо! – кричал между тем супруг.
Начальница края в самом деле сочла за лучшее уйти от сумасшедшего.
Явился полицеймейстер, тоже слышавший уже об несчастье и тоже бледный.
– Это вы видели?.. Видели? – говорил начальник края, тыча в нос ему бумагою. – Кто же эти превосходительные?.. Я, что ли, я?
– Служить уж, ваше превосходительство, становится невозможно! – произнес полицеймейстер.
– Нет-с, возможно! – закричал генерал: – возможно, кабы вы не такой были вислоух! Кто это писал? Вы начальник полиции, вы должны знать все.
– Кому писать, ваше превосходительство? Кроме Никтополионова, некому-с… Это вчера ведь еще пришло-с… Он при всем клубе читал и хохотал и потом ездил по всем домам.
– А! – произнес, протянув, начальник края: – я его посажу в острог! – прибавил он, как бы больше советуясь с полицеймейстером.
– Да что же, помилуйте, – отвечал тот: – теперь он служит в обществе, разве можно таких людей держать? Плутует, мошенничает и с дровами и в приеме багажа… На рынке даже все вон торговцы смеются.
– Нет, он у меня не будет тут служить, не будет! – кричал начальник края: – попросите ко мне кого-нибудь из моих товарищей-директоров.
полицеймейстер поехал за директором.
Начальник края стал ходить по своему кабинету.
– Так вот какие у меня гуси завелись, вот какие! – говорил он, зачем-то раскланиваясь перед каждым своим окном.
Приехал директор, пожилой и чрезвычайно, должно быть, скромный и молчаливый мужчина.
– Господа! Между нами есть подлец! – начал ему прямо начальник края.
Директор как бы сообразил и ничего не нашел возразить против этого.
– Вот-с! – продолжал начальник края и подал ему листок газеты.
Директор прочел, и ему, кажется, понравилось прочитанное; но он нашел однако нужным покачать с грустною усмешкою головой.
– Это писал-с Никтополионов, наш подчиненный, – объяснил начальник края.
Директор все продолжал молчать: он не любил говорить пустых слов.
– Кто его определил к нам? – спросил начальник края.
– Вы сами, ваше превосходительство, – проговорил наконец директор.
– Но я человек!.. Я могу ошибиться!.. Отчего же было не предостеречь меня! – кричал начальник. – Стыдитесь, господа, стыдитесь! – продолжал он уже с чувством: – что между нами есть такие мерзавцы… Чтобы не было его на службе, не было…
– Хорошо-с, можно будет удалить, – произнес директор довольно покойно.
– Да не «хорошо», а сейчас надо это сделать!.. сию секунду!.. – кричал начальник.
– И сию секунду можно-с, – сказал директор и, приехав в правление, в самом деле сейчас же написал журнал об удалении Никтополионова.
Безумцы! Они и в голове не имели, какого нового и серьезного врага наживали себе.
13. Сетование израильтян
В тот же день вечером, в клубе, Эммануил Захарович и Иосиф Яковлевич преспокойно сидели и играли в карты; своим равнодушным видом они старались показать, что наделавшая в городе столько шума статейка нисколько до них не относится, но не так на это дело смотрел Никтополионов.
Узнав о своем удалении, он, как разъяренный тигр, приехал в клуб.
– Эй, вы, язи-вази, это что такое? – подлетел он прямо к Эммануилу Захаровичу.
Тот протянул на него длинный и несколько робкий взгляд.
– Там на вас чорт знает кто что пишет, а вы на меня, – продолжал Никтополионов.
– Сто мы на вас? – сказал Эммануил Захарович, в самом деле ничего не знавший.
– Да кто же? Меня вон из службы вытурили, – отвечал с пеной у рта Никтополионов. – Они там убийства делают, людей режут, – продолжал он без всякой церемонии, обращаясь ко всей компании, собравшейся в довольно значительном количестве около них: – а я стану писать на них.
– Сто зе это такое вы говорите? – произнес, бледнея, Эммануил Захарович.
– Писать!.. – повторял ничего уже не слышавший Никтополионов. – Да ежели бы что вы мне сделали, так я прямо палкой отдую.
– Вы не мозете меня дуть! – вспетушился наконец Эммануил Захарович.
– Нет, могу! – возразил ему Никтополионов: – я еще прапорщиком вашему брату рожу ляписом смазывал… Стану я тут на них писать!
– При меня ницего зе не написано, – сказал Эммануил Захарович.