Последний отзыв
отлично написал
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Взбаламученное море
Год написания книги
1863
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Казимира!.. успокойтесь, – говорил ей Бакланов, тоже беря ее руки и прижимая их к груди.
– А я не могу… не могу сама своими руками отдать тебя! – говорила она и, склонив голову на колени Александра, рыдала.
Слезы, как известно, сильно облегчают женщин.
Наплакавшись, Казимира встала и села.
– Послушай, – начала она: – когда ты женишься, уговор один: не прогоняй меня, дай мне жить около вас.
– О, Бога ради, Казимира! – воскликнул Бакланов – как вам не грех было это думать! Вы навсегда останетесь другом нашего семейства, и жизнь ваша навсегда будет обеспечена.
– Да я хочу только тебя видеть, больше ничего!.. Ну, а теперь поцелуй меня в последний раз… знаешь, пламенней, как ее будешь целовать.
И она сама обняла Бакланова и замерла на его губах долгим поцелуем.
– Сегодня ты еще принадлежишь мне, – говорила она и гладила Бакланову волосы, лицо, и целовала его.
Он сидел как школьник в ее объятиях. Потом она, как бы совсем обеспамятев, вскочила и убежала.
К этим внезапным ее уходам Бакланов давно уже привык. Просидев немного и думая, что дело его совершенно испорчено, он уехал домой… Он не знал еще, до какой степени любящее сердце Казимиры было исполнено самоотвержения.
Она спала в одной комнате с Евпраксией и ту же ночь до самого утра говорила с ней о Бакланове.
А Евпраксия, приникнув своею хорошенькою головкой к батистовому белью подушки, лежала молча, но не спала.
23. Не много слов, но много дела
В семействе Сабакеевых все происходило как-то необыкновенно просто.
Казимира сделала Евпраксии решительное предложение от Бакланова. Евпраксия поутру сказала о том матери. Несмотря на это, в доме не было ни шушуканья ни таинственных лиц. Старуха так же, как и каждодневно, сходила к обедне; дочь так же, как и прежде, взяла уроки на фортепиано.
Казимира начала уже замирать от радости, что авось они не примут предложения Бакланова; но вечером однако она нечаянно подслушала разговор между матерью и дочерью.
– Он очень, кажется, честный человек! – говорила Евпраксия.
– Да, – подтвердила мать; потом, помолчав, прибавила: – Все вл власти Божией!
Разговор на некоторе время пресекся.
– И он наконец здесь лучше всех, кого я знаю, – прибавила дочь.
– Да, – подтвердила и мать опять.
Разговор снова прервался.
– Тебе отдам этот дом, а сама перетащусь опять в Москву, – заговорила снова старуха.
– Зачем же!.. Это будет очень скучно мне, – возразила дочь, но совершенно как бы слегка.
– Нет! нет! – перебила ее старуха. – Матери в браке только помеха: ничего от нас добра не бывает.
– Не знаю, я этого еще не испытала, – сказала дочь с улыбкой.
– Потому-то и говоришь, что не знаешь, – подтвердила мать.
И снова молчание.
– Вы мне здешнее имение отдадите? – спросила дочь, совершенно не женируясь.
– Да, тебе здешнее, а московское Валерьяну, – отвечала Старуха, тоже, по-видимому, не удивленная нисколько этим вопросом.
Валерьян был младший ее сын и учился в Москве.
На этом разговор совершенно прекратился.
Старуха села за гран-пасьянс, а Евпраксия пошла заниматься музыкой. Недаром, видно, ее в городе называли ледешком, а мать – философкою.
Казимира, что бы ни чувствовало собственное сердце ее, написала обо всем этом разговоре Бакланову.
Он не замедлил сию же минуту приехать.
Старуха все еще продолжала раскладывать гран-пасьянс.
Бакланов сел против нее.
Но как тут с этою спокойною физиономией было заговорить?
– Погадайте-ка на мои мысли! – сказал он наконец.
– Мне бы самой надо ваши мысли отгадать, – отвечала старушка полушутя.
– О, они совершенно чисты и открыты перед вами! – воскликнул Бакланов.
– Ну, то-то же, смотрите! – сказала она и погрозила ему пальцем.
– Так как же, Анна Петровна, да или нет? – спросил уж Бакланов.
– Чтой-то, да поди – у ней спрашивай; я уж за тебя не пойду, – сказала Сабакеева.
– Значит, можно? – волкликнул Бакланов и пошел в ту комнату, где Евпраксия сидела за работой. Напротив ее помещалась Казимира, почти нечесаная и вряд ли в застегнутом платье. Она целый день жаловалась то на занятия, то на нездоровье.
Бакланов подмигнул ей. Она, потупив голову и с грустною усмешкой, вышла.
У Александра губы и щеки дрожали.
– Евпраксия Арсентьевна, – начал он: – я имел честь делать вам предложение. Скажите вы мне прямо и откровенно, как пряма и откровенна ваша прекрасная натура, нравлюсь ли я вам, и согласны ли вы отдать мне вашу руку и сердце?
Евпраксия несколько времени смотрела ему прямо в лицо.
– А я не могу… не могу сама своими руками отдать тебя! – говорила она и, склонив голову на колени Александра, рыдала.
Слезы, как известно, сильно облегчают женщин.
Наплакавшись, Казимира встала и села.
– Послушай, – начала она: – когда ты женишься, уговор один: не прогоняй меня, дай мне жить около вас.
– О, Бога ради, Казимира! – воскликнул Бакланов – как вам не грех было это думать! Вы навсегда останетесь другом нашего семейства, и жизнь ваша навсегда будет обеспечена.
– Да я хочу только тебя видеть, больше ничего!.. Ну, а теперь поцелуй меня в последний раз… знаешь, пламенней, как ее будешь целовать.
И она сама обняла Бакланова и замерла на его губах долгим поцелуем.
– Сегодня ты еще принадлежишь мне, – говорила она и гладила Бакланову волосы, лицо, и целовала его.
Он сидел как школьник в ее объятиях. Потом она, как бы совсем обеспамятев, вскочила и убежала.
К этим внезапным ее уходам Бакланов давно уже привык. Просидев немного и думая, что дело его совершенно испорчено, он уехал домой… Он не знал еще, до какой степени любящее сердце Казимиры было исполнено самоотвержения.
Она спала в одной комнате с Евпраксией и ту же ночь до самого утра говорила с ней о Бакланове.
А Евпраксия, приникнув своею хорошенькою головкой к батистовому белью подушки, лежала молча, но не спала.
23. Не много слов, но много дела
В семействе Сабакеевых все происходило как-то необыкновенно просто.
Казимира сделала Евпраксии решительное предложение от Бакланова. Евпраксия поутру сказала о том матери. Несмотря на это, в доме не было ни шушуканья ни таинственных лиц. Старуха так же, как и каждодневно, сходила к обедне; дочь так же, как и прежде, взяла уроки на фортепиано.
Казимира начала уже замирать от радости, что авось они не примут предложения Бакланова; но вечером однако она нечаянно подслушала разговор между матерью и дочерью.
– Он очень, кажется, честный человек! – говорила Евпраксия.
– Да, – подтвердила мать; потом, помолчав, прибавила: – Все вл власти Божией!
Разговор на некоторе время пресекся.
– И он наконец здесь лучше всех, кого я знаю, – прибавила дочь.
– Да, – подтвердила и мать опять.
Разговор снова прервался.
– Тебе отдам этот дом, а сама перетащусь опять в Москву, – заговорила снова старуха.
– Зачем же!.. Это будет очень скучно мне, – возразила дочь, но совершенно как бы слегка.
– Нет! нет! – перебила ее старуха. – Матери в браке только помеха: ничего от нас добра не бывает.
– Не знаю, я этого еще не испытала, – сказала дочь с улыбкой.
– Потому-то и говоришь, что не знаешь, – подтвердила мать.
И снова молчание.
– Вы мне здешнее имение отдадите? – спросила дочь, совершенно не женируясь.
– Да, тебе здешнее, а московское Валерьяну, – отвечала Старуха, тоже, по-видимому, не удивленная нисколько этим вопросом.
Валерьян был младший ее сын и учился в Москве.
На этом разговор совершенно прекратился.
Старуха села за гран-пасьянс, а Евпраксия пошла заниматься музыкой. Недаром, видно, ее в городе называли ледешком, а мать – философкою.
Казимира, что бы ни чувствовало собственное сердце ее, написала обо всем этом разговоре Бакланову.
Он не замедлил сию же минуту приехать.
Старуха все еще продолжала раскладывать гран-пасьянс.
Бакланов сел против нее.
Но как тут с этою спокойною физиономией было заговорить?
– Погадайте-ка на мои мысли! – сказал он наконец.
– Мне бы самой надо ваши мысли отгадать, – отвечала старушка полушутя.
– О, они совершенно чисты и открыты перед вами! – воскликнул Бакланов.
– Ну, то-то же, смотрите! – сказала она и погрозила ему пальцем.
– Так как же, Анна Петровна, да или нет? – спросил уж Бакланов.
– Чтой-то, да поди – у ней спрашивай; я уж за тебя не пойду, – сказала Сабакеева.
– Значит, можно? – волкликнул Бакланов и пошел в ту комнату, где Евпраксия сидела за работой. Напротив ее помещалась Казимира, почти нечесаная и вряд ли в застегнутом платье. Она целый день жаловалась то на занятия, то на нездоровье.
Бакланов подмигнул ей. Она, потупив голову и с грустною усмешкой, вышла.
У Александра губы и щеки дрожали.
– Евпраксия Арсентьевна, – начал он: – я имел честь делать вам предложение. Скажите вы мне прямо и откровенно, как пряма и откровенна ваша прекрасная натура, нравлюсь ли я вам, и согласны ли вы отдать мне вашу руку и сердце?
Евпраксия несколько времени смотрела ему прямо в лицо.
Другие электронные книги автора Алексей Феофилактович Писемский
Другие аудиокниги автора Алексей Феофилактович Писемский
Последний отзыв
отлично написал