– Ничего еще не могу сказать; во-первых, первоначально повидаюсь с вашим дядюшкой, желаю от него слышать несколько более определенную рекомендацию об вас; потом должен генералу… Я человек маленький: мне что прикажут, то я и делаю…
– Я постараюсь заслужить ваше доверие, – проговорил Александр, и сам не зная, зачем он это говорит.
– Верю-с! – отвечал ему, не без ядовитости, Нетопыренко. – Хотя в то же время прямо должен вам сказать, – продолжал он: – что вы, гг. университетские, мало годитесь для нашей службы: слишком поверхностны… слишком любите высшие взгляды кидать, а что нужно для дела, то пропускаете.
Бакланов ничего не возразил и раскланялся.
Главное, его удивляло то: каким образом этот человек масон, значит, все-таки принадлежит к кружку людей честных и образованных? По своей молодости и неопытности он не знал еще, что ко всем добрым начинаниям, когда они войдут в силу и моду, как к памятникам в губернских городах, всего больше напристанет грязи и навозу.
Нетопоренки и теперь занимаются не менее благодарным делом: они вольнодумничают и читают со слезами на глазах Шевченко.
18. Место, где Нетопоренко – божок
Не без робости, через четыре дня, Бакланов вошел в палату. В передней он увидал сторожа и нескольких мужиков с печальными лицами. В следующей комнате молоденький чиновник печатал конверты, а другой, совсем старый, с глубокомысленным видом записывал их в книгу и выставлял на них номера.
Бакланов подошел к ним.
– Я желал бы видеть г-на Нетопоренка! – сказал он.
– А зачем вам? – спросил с любопытством молодой чиновник.
– Я на службу здесь поступаю, – отвечал откровенно Бакланов.
– Да куда же? Здесь ведь нет вакансий! – проговорил молодой чиновник.
– Как нет! – забрюзжал на него старик: – вчера помощнику во втором столе велели подать в отставку.
– За что же это так? – спросил, уже с некоторым негодованием, молодой человек.
– Нагрубил там, что ли, советнику! – отвечал старик равнодушно.
Бакланову сделалось неловко: неужели это для него выгнали человека из службы? Однако он промолчал.
– Это, значит, вам в хозяйственное отделение надо… туда ступайте! – сказал молодой чиновник, показывая ему на следующую комнату.
Бакланов вошел и увидел у среднего простенка стол; по прочим двум стенам тоже стояли столы с надписями: 1-й, 2-й, 3-й… У простеночного стола сидел чиновник, с Станиславским на шее, с лицом точно крапленым сажей и в очках.
При входе Бакланова он сейчас же обернулся и стал на него смотреть, но не в очки, а через них, как будто бы он их берег на рассматривание более достойных предметов.
– Что вам угодно? – спросил он наконец.
– Я ожидаю господина Нетопоренка, – отвечал Бакланов.
– Ну, так подождите там… Здесь не место! – проговорил чиновник.
Это был делопроизводитель отделения, тоже малоросс и любимец Нетопоренка.
В Петербурге, как известно, все нации, кроме русской, имеют свои партии, и члены их тянут друг друга за уши на ступенях житейской лестницы.
Бакланов, делать нечего, опять вышел в прежнюю комнату.
– Что же вам там сказали? – спросил его с любопытством молодой чиновник.
– Да там не велят и стоять! – отвечал Бакланов.
Молодой человек покачал головой.
Бакланову ужасно хотелось сесть. Он начинал чувствовать усталость и какую-то невыносимую тоску, которую иначе нельзя назвать, как «тоской просителей» в присутственных местах.
Будучи не в состоянии долее стоять на ногах, он сел на окно. Чиновники между тем, как шмели, беспрестанно шмыгали мимо него. Проходил иногда и правитель дел, с озабоченным лицом и с пером за ухом. Всякий раз он несовсем дружелюбно посматривал на Бакланова и наконец проговорил ему:
– На окнах сидеть нельзя-с; они не для того сделаны.
– Где ж мне сидеть? Я устал, – отвечал Бакланов уже дерзко.
– Приемная комната у нас вот где-с! – отвечал делопроизводитель, указывая на темную переднюю, где стояли мужики.
Бакланов однако туда не пошел и продолжал сидеть на окне. Тоска доходила в нем почти до отчаяния. Наконец часов в двенадцать все как-то засуетилось, и в присутственной комнате послышался звонок. Туда пробежал сторож. Стали потом проходить и выходить с почтительными физиономиями столоначальники.
Бакланов догадался, что это приехал Нетопоренко.
«И этакому скоту подобная честь!» – подумал он.
И в то же время, не зная, как добраться до таинственного святилища присутственной комнаты, он снова обратился к молодому чиновнику, принимавшему в нем хоть маленькое участие.
– Нельзя ли обо мне доложить г-ну Нетопоренку? – сказал он.
– Я не могу этого!.. С большим бы удовольствием, но нам не приказано: у нас только сторож докладывает, – отвечал тот вежливо и пожимая плечами.
Бакланов подошел к сторожу.
– Доложи, пожалуйста, г. Нетопоренку, что я пришел.
– Теперь знимаются, нельзя! – отвечал солдат решительно.
– Но он, может быть, и все будет заниматься! – взразил Бакланов.
– Ну, и все будут! – повторил солдат.
– Емельян Фомич сам велел им прийти! – вмешался в разговор молодой чиновник.
– Велел… а кто его знает?
– Да ведь тебе говорят, братец; какой ты, помилуй! – подтверждал чиновник.
– Велел?.. Кажинный раз ругается, – бормотал солдат; однако пошел и через несколько секунд возвратился и прошел прямо в переднюю.
– Что же? – спросил его с нетерпением Бакланов.