Мещане

– Конечно, восхищаетесь! Что тут притворяться!

Следующий гость был доктор. Он постоянно в этот час приезжал к Бегушеву и на этот раз заметно был чем-то сконфужен, не в обычном своем спокойном расположении духа. Расспросив Бегушева о состоянии его здоровья и убедившись, что все идет к лучшему, доктор сел и как-то рассеянно задумался.

Домна Осиповна первая это заметила.

– Что вы такой грустный сегодня? – обратилась она к нему.

– Решительно ничего. На практике устал! – поспешил он ей ответить и потом, как бы не утерпев, вслед же за тем продолжал: – Москва – это удивительная сплетница: поутру я навещал одного моего больного биржевика, который с ужасом мне рассказал, что на бирже распространилась паника, может быть, совершенно ложная, а он между тем на волос от удара… Вот и лечи этих биржевиков!..

– Какая же паника и отчего? – спросила Домна Осиповна.

– Говорят… конечно, всего вероятнее, что это враки… что какой-то Хмурин обанкрутился, а вместе с ним и банк «Бескорыстная деятельность», который ему кредитовал.

Говоря это, доктор скрыл, что он очень хорошо знал, кто именно этот Хмурин, и даже мечтал в свободное время по ночам, когда не спалось, что как бы ему пробраться лечить к Хмурину.

– Это банкротство весьма вероятно: в Петербурге давно ходили об этом слухи, – подтвердил Тюменев.

– Не думаю, чтоб это была правда! – настаивал доктор, как бы стараясь насильственно отклонить от себя подобную мысль: у него у самого были скоплены восемь тысяч и положены в банк «Бескорыстная деятельность».

– Я всегда очень рад этого рода крахам, – произнес Бегушев, – потому что тут всегда наказывается какой-нибудь аферист и вместе с ним несколько дураков корыстолюбивых.

– Вкладчиков, вы хотите сказать?.. Отчего ж они корыстолюбивые? – спросил доктор.

– Оттого, что суют свои деньги разным банкам и торговым конторам для большого процента.

– Но что же тогда прикажете с деньгами делать? – воскликнул доктор.

– Устраивайте на них сами что-нибудь.

– А если человеку, по другим его обязанностям, некогда что-либо предпринимать?

– Тогда пользуйтесь маленьким, казенным процентом.

– Это совершенно все верно и справедливо, что говорит Александр Иванович, – подхватила Домна Осиповна, – но скажите: акции Хмурина, вероятно, упадут? – обратилась она к доктору.

– Они уж и упали с двухсот рублей на пятьдесят, – отвечал доктор с горькой усмешкой.

Домна Осиповна самодовольно улыбнулась.

«Какая же я умница, что продала эти акции!» – подумала она про себя.

– На бирже даже не могут понять, каким образом Хмурин мог обанкрутиться!.. – говорил доктор.

– Очень понятно это!.. – вмешался опять в разговор Тюменев. – Он брал предприятие за предприятием, одно не успеет еще кончить – берется за другое, чтобы и там успеть захватить деньги; надобно же было этому кончиться когда-нибудь!

– Но по общей молве Хмурин, – извините вы меня, – никогда не был таким, – возразил довольно резко доктор.

Он не знал собственно, кто такой был Тюменев. Бегушев, знакомя их, назвал только фамилии, а не пояснил звания того и другого.

– Напротив, он никогда иным не был, – продолжал Тюменев. – Мне самому весьма часто приходилось обсуждать в совете самые нелепые, кривые и назойливые его ходатайства.

Тут Перехватов понял, с кем он беседует, и мгновенно исполнился уважения к Тюменеву.

В это время в диванную впорхнула m-me Мерова.

– Я непременно хотела быть у вас, – заговорила она своим детским голосом и крепко пожимая и потрясая своей маленькой ручкой могучую руку Бегушева. – Папа тоже непременно хотел ехать со мною, но сегодня с утра еще куда-то ушел и до сих пор нет. Я думаю: «Бог с ним», – и поехала одна.

– Благодарю вас за участие, – говорил ей Бегушев.

Мерова, повернувшись, увидала Тюменева и почти вскрикнула от удивления.

– Вы никак, вероятно, не ожидали встретить меня? – проговорил тот, протягивая ей с заметною радостью руку.

– Никак! – отвечала она, пожимая его руку.

С Домной Осиповной Мерова дружески поцеловалась. Все уселись. Прокофий внес на серебряном подносе в старинном сервизе чай. Печенья от Бартольса было наложено масса. Принялись пить чай, но беседа была очень вяла, так что Домна Осиповна не удержалась и спросила:

– А что, мы сегодня в карты будем играть?

С тех пор как Бегушев стал поправляться, у него каждый вечер устраивались карты. Играли он сам, доктор и Домна Осиповна. Последняя находила, что больного это очень развлекало, развлекало также и ее, а отчасти и доктора. Они обыкновенно всякий раз обыгрывали Бегушева рублей на двадцать, на тридцать.

– А вы будете тоже играть? – прибавила она Тюменеву, вспомнив об нем.

– Я не играю! – ответил тот.

– В таком случае и мы не будем играть! – проговорила Домна Осиповна, взглянув на Бегушева.

– Нет, отчего же, играйте!.. Пожалуйста, играйте! – упрашивал Тюменев. – Я даму буду иметь: вы, конечно, тоже не станете играть? – отнесся он к Меровой.

– Да, я не играю! – ответила та.

– В таком случае я буду занимать вас и буду вашим cavalier servant.[36 - кавалером (франц.).]

– Будьте!

– Вы позволите мне вашу руку?

Мерова подала ему руку и почувствовала, что рука самого Тюменева слегка дрожала, – все это начало ее немножко удивлять.

– Вы незнакомы с убранством дома Александра Ивановича? – продолжал он.

– Нет.

– Угодно вам взглянуть?.. Оно замечательно по своему вкусу.

– Хорошо! – согласилась Мерова.

Они пошли в зало.