– И оброков платить мне не будете?
– Нет-с!
– Так я вас заставлю! Ах вы, мерзавцы, бунтовщики! – вскричала Софи, вся побледнев.
Госпожа в ней наконец проснулась. Она готова была своими хорошенькими ручками вцепиться старосте в волосы.
– Сейчас чтоб у меня прощения просили, сейчас! – продолжала она, стуча ножкой.
– Мир-то меня, сударыня, может теперь поедом съесть, что я и в дом-то вас допустил! – возражал ей староста.
– Меня в дом? – воскликнула Софи, ударяя себе в грудь.
– Да как же, помилуйте, дом общественный!
При этом Софи и Бакланов переглянулись между собой.
– Calmez-vous! – сказал он, беря Софи за руку. – Кто здесь посредник? – обратился он к старосте.
– Не могим знать-с, – отвечал тот.
– Как не знаешь? – спросил Бакланов, задыхаясь от бешенства.
– Делов тоже никаких не имели до них, почему нам знать! – продолжал староста, водя глазами по полу.
– А! не знаешь, не знаешь! – проговорил Бакланов и, схватив старика за ворот, притряхнул его.
Старик позеленел.
– Посредник, ваше благородие, Иван Егорыч Варегин, – сказал он.
Бакланов сейчас же отпустил его.
– Варегин! – произнес он радостно. – Пошел вон! – прибавил он старосте, и тот, как бы ничего особенного не случилось, посмотрел себе на ноги и вышел.
– Ну, вот и прекрасно! Все теперь устроится! – сказал Бакланов, обращаясь к Софи, котрая смотрела на него вопросительно.
– Параша, Параша, – крикнул он убиравшей в соседней комнате чашки Прасковье. – Нет ли кого послать за посредником-с?
– Пошлите-с сельского старосту! Он у нас тут недалеко в Парфенове живет-с, – отвечала та шопотом.
– Сбегай, ради Бога, – произнес Бакланов.
– Я нищенку пошлю-с; самое-то, пожалуй, наши дьяволы увидят и изобьют еще! – отвечала Прасковья и ушла.
Через несколько времени явился сельский староста, молодой, вежливый мужик.
– Съезди, любезный за посредником, – сказал ему Бакланов.
– Слушаю-с, – отвечал тот с видимою готовностью.
– Что такое, скажи, пожалуйста, отчего это неповиновение ко мне? – спросила, выйдя к нему, Софи.
Староста модно переложил из руки в руку шляпу.
– Бог знает, сударыня, – отвечал он, как-то особенно ужимая губы. – Надо так полагать, что глупость одна их.
– Так ты им растолкуй! – сказала Софи.
– Нам они, сударыня, не верят, как не по их говоришь… Все одно, вы говорят, от начальства…
– Пожалуйста, съезди! – повторила Софи.
– Слушаю-с! – отвечал староста и уехал.
– Чтобы не обманул он! – сказал Бакланов.
– Нет, съездит-с! Он у Софьи Петровны лесу хочет торговать, так съездит-с! – объяснила Прасковья.
Бакланов и Софи возвратились в гостиную.
– Варегин мне приятель и отличнейший человек: он сейчас все устроит, – заговорил первый.
– Но я боюсь, друг мой, он сейчас, пожалуй, придут, – сказала Софи.
– Пускай идут; у меня револьверы готовы. Прежде чем они дотронутся до тебя, человек двадцать уложу!.. – произнес Бакланов и положил на стол действительно два револьвера.
Софи между тем принялась плакать: она была очень рассержена.
12. Посредник
Варегин приехал в тот же день.
Молодые хозяева наши все еще продолжали сидеть в гостиной и не смели носу оттуда показать.
Бакланов принял друга в распростертые объятия.
Несколько времени они молчали, и у обоих невольно навернулись слезы на глазах.
– Что это, у вас уж пистолеты приготовлены! – начал Варегин.
– Да, – отвечал Бакланов и представил ему Софи.
– Кузина моя, Ленева, ваша теперь подсудимая и подначальная.
Варегин молча поклонился ей.
– Что, разве уж к дому подваливали? – спросил он.