Вечные странники

– Все там будем. Кто раньше, кто с опозданием.

Костя протянул пакет:

– Мама передала. Оладушки, ты любишь.

– Обожаю. – Кречинский сунулся в пакет лицом: – М-м-м! прелесть! Как мама?

– Мама в порядке, – проговорил Костя и нетерпеливо переступил. – Как ты? Я за тебя волнуюсь.

– Ничего.

"Ни-че-го…" – мысленно повторила я. Наши с Костей линии жизни явственно пересекались, но чего ради? Почему здесь? Зачем сейчас? Этого я не понимала, а потому нервничала. Слегка.

– Послушай, – Костя ухватил охранника за руку. – Пойдём к нам. А? У нас Баженов, я тебе рассказывал…

"Смотри ка, отыскался целитель!"

– …Пойдём, пусть он тебя посмотрит. Он удивительный доктор! Просто невероятный!

Кречинский посмотрел на часы, оглянулся на юламейку, сказал, что это неудобно:

– Я ж на работе.

– Всего полчаса! – не унимался Костя. – Я прошу! Ради меня!

– Да что с тобой такое? – удивился Кречинский. – Квакнул ты, что ли сухаря?

"Судя по развязному предположению, они друзья". – Вслед за мыслью вспыхнула зависть: я попыталась припомнить своего последнего друга и не смогла.

Часть 2. Кречинский

Костя лгал. Чуточку лукавил. Недоговаривал. Дело в том, что здоровье Кречинского его не волновало. Нет, волновало, конечно, но во вторую очередь. Главным образом "посланец случая" надеялся, что охранник поговорит с Баженовым по-мужски. Строго.

"Униформа у него военная. Берцы. – Костя окинул приятеля взглядом. – Дубинка у пояса хороша. Внушительная". Если бы он только вообразил, для чего Кречинский использовал эту дубинку в последний раз…

…Ещё когда Гольдштейны (предыдущие "хозяева" целителя) легко и без малейшей мзды согласились расстаться с Баженовым, Костя насторожился: "Что-то не так, – подумал он. – У Гольдштейна снега в горах не выпросишь. С чего такая щедрость?"

Баженов оказался замечательным лекарем – это правда. Он осмотрел маму, сосчитал пульс, проверил дыхание и даже обнюхал – "каждая болезнь пахнет по-особому". Потом сварил на огне зелье из трав и решительно выкинул все имеющиеся в доме таблетки – мама вопила, но Баженов оставался непреклонен. Чтобы успокоить гражданку, он сунул ей за щёку шарик опия (назвав его леденцом), и приказал сосчитать от двадцати в обратном порядке. На цифре "девять" мама уснула, лицо её разгладилось и напоминало моську подростка, коему обещали купить велосипед.

Утром маме значительно полегчало. Она приготовила завтрак и поздоровалась с молоденькой соседкой – факт, не описанный в современной истории.

Надобно отметить, что Костя с мамой жили в отдельной комнате шестиквартирного дома, выстроенного литерой "С" и примыкающего полукружьем к скале. Внутренний дворик, большей частью, был использован под хозяйственные нужды, и часто становился предметом споров между жильцами.

Баженов (повторюсь) оказался замечательным медиком, и будто бы в противовес такому его таланту, Верховный Учитель отяготил лекаря скверным характером. И это при том, что Баженов имел наружность сельского учителя… или церковного звонаря… или пасечника – седовласого, окладистого, вызывающего уважение.

На второй буквально день, Баженов оттрепал мальчишку из второй квартиры за уши (за какую-то мнимую провинность), поругался с его мамашей (злобно) и обещал "ноги выдернуть их папаше, ежели тот явится пред его ясны очи".

А на следующее уже утро Баженов был застигнут за вопиющим варварством: он прожигал самокруткой наволочки, что сушились в глубине двора. Делал это систематически, по всем четырём углам, насквозь. Хозяйка белья – заметив бандитизм – заголосила, но Баженов и её приструнил грубым словом.

Напряжение в доме стремительно нарастало.

– Так-то он мужик золотой, – описывал Костя, заглядывая Кречинскому в лицо, – любую болезнь может вылечить. Вот у меня веко дёргалось от умственного напряжения, так он по шее мне ударил, в какое-то особое место, и прошло.

– По шее тебе накостылял?

– Нет, легонько. – Костя показал, как происходило лечение. – Тут важно знать место.

– А-а-а… – протянул Кречинский. – Был у нас в роте один прапорщик. Обожал личный состав лечить подобной методой.

– Ты уж, – просил Костя, – переговори с ним строго. Так, мол, и так… держите себя в руках, товарищ Баженов.

Кречинский спросил, с чего всё это начинается:

– Не может же так просто здоровый нормальный мужик на людей кидаться. Без видимых причин.

– Понимаешь…

Выяснилась специфическая привычка старика Баженова. Каждое утро, по холодку, он сбегал босиком к привозу и задёшево из молочной фляги покупал у деревенских мужиков красное сухое вино. Для этой цели приносил бидончик и стакан. Стаканом отмерял нужную ему порцию, и отказывался покупать, если продавец мерил банкой или каким-то иным способом. "Серебряный стакан силу целебну имеет, – объяснял. – Понял-нет?"

Вернувшись домой (в комнату Константина и его мамы), Баженов переливал вино в чайник (из подобного армейского чайника товарищ Сухов отпаивал закопанного Саида), добавлял специи, травы, порошки. Нагревал чайник над конфоркой. Затем разрезал вдоль батон белого хлеба, услащал его мёдом и садился вино пить.

– Как в него столько умещается, я не понимаю, – Костя пожал плечами. – Бездонный он, что ли?

– Может и бездонный, – хмуро согласился Кречинский. – Пришли. Ты вот что… ты в разговор не встревай, помалкивай в тряпочку. Если он скандалить начнёт, отойди в сторону, и маман свою отведи. Драка у нас будет, – сказал Кречинский. Подумал и прибавил: – По всему судя.

Меж тем, "контакт" произошел совсем не так, как планировал Кречинский. Он вошел, поздоровался с мамой, протянул руку Баженову – механически отмечая, по сверкающим глазкам, что тот значительно "под мухой", – и приготовил фразу "Рад знакомству".

Баженов руки не пожал, однако глубоко потянул носом, точно почувствовал в комнате запах новый и неприятный. Затем лекарь поднял ладонь Кречинского, но не с тем, чтобы пожать, а ухватил кольцом, с внешней стороны вокруг запястья. На несколько секунд замер. "Пульс считает, – сообразил Кречинский. Волнительный холодок пробежал вдоль его позвоночника. – Странный он какой-то".

Результаты анализа, очевидно, не удовлетворили Баженова. Он сделался серьёзен, из маленьких бегающих глаз исчезло ликование, сменилось озабоченностью. Лекарь попросил снять рубашку и штаны:

– Нагишом давай, – проговорил Баженов, и прибавил слово, кое подействовало гипнотически: – Сударь.

Кречинский стянул штаны, покраснел, заметив на семейных трусах пятно, и задал вопрос, который обречены слышать все доктора, считая от самого первого, жившего в каменном веке:

– Что со мной, доктор?

– Не могу понять, сударь! – Баженов развёл руками. В эту секунду он выглядел, действительно, миловидным испуганным пасечником. – У вас крайне странный пульс. Первичный ток крови свидетельствует о долголетии, а вторичный показывает на скорую гибель. Импульсы удачи и пики счастья как будто отчётливы, но моментально пропадают, лишь только я пытаюсь их сосчитать. Есть признаки благополучия и богатства, но и они противоречивы. А хуже всего ваш запах, сударь.

Костя (он стоял у дверей) энергично засопел, Кречинский на секунду оборотился:

– Что не так с моим запахом?

Вопрос остался без ответа. Баженов наполнил из чайника чашки (выдув из них пыль) и сказал, что Кречинскому следует поберечься.

– Нечистая сила вокруг вас, сударь. Шельма древняя и могущественная… подозреваю. Если вы с кем-то сошлись в последнее время, расторгните отношения немедля! Вы на краю пропасти… насколько я могу судить. Быть может, вас ещё можно спасти, а возможно, уже нет. Берегитесь!

Под ложечкой Кречинского засосало и внутри заездило жерновами. Полчаса он просидел с глуповатой улыбкой на лице, затем вспомнил, что сегодня его вахта – "Я ж работаю!" – скомкано простился и побежал в супермаркет.