Николай вдруг замолчал.
– Ну?!.. – чуть не крикнул генерал Кошкин. – Что она сейчас делает?!
– Курт сказал, что сейчас Галя возится с кофеваркой на лестничной площадке. Минуту, он снова звонит… – голос в трубке пропал. – Николай Александрович!..
Восклицание было таким громким, что у генерала зачесалось ухо.
– Что?
– Галя только что покинула вторую зону – это шестой и пятый этаж – и пошла в третью… Точнее, поехала.
– На чем поехала?!
– На лифте… У Курта Виннера нет допуска дальше второй зоны и он не может пойти за ней.
Генерал Кошкин положил на место телефонную трубку, нашарил курительную и сунул ее в рот. Чиркнула зажигалка, но в трубке не было табака.
– Слушай, Лена, ты кого мне подсунула?! – наконец, тихо спросил он.
– Галю Голубеву… – растерянный голос Елены Васильевны прозвучал тише обычного. – Обыкновенную молодую женщину, которая ничего не умеет делать толком… Но нам была нужна именно такая!
– Твоя Галя Голубева к институту Тиммана с пятиметровой лестницей пошла! – повысил голос Кошкин. – Почему ее не взяли сразу?!.. Что за чертовщина там происходит?
– Понятия не имею, Николай Александрович.
Генерал принялся набивать табаком курительную трубку.
– Ты-то что-нибудь понял, Петр Леонидыч? – глухо спросил он.
Капитан Решетникову уже давно надоело рисовать веселых чертиков. На листке бумаги был довольно реалистично изображен закат на реке. Поплавки на воде и воткнутые в землю удилища подсказывали зрителю замысел художника.
– Нет, – Решетников покачал головой. – Но если Галя Голубева прошла две зоны, пусть идет дальше…
– К сейфу профессора Тиммана за папкой с «Елкой», которую только что привез в институт Фил Андерсен? – иронично уточнил Кошкин.
Решетников кивнул.
– Да не нужна нам эта чертова папка! – снова повысил голос генерал. – Ни при каких обстоятельствах не нужна. Наши московские академики еле ее расшифровали и дали заключение: «Гениально, но опасно». Там еще что-то про входное напряжение тока на коллекторе было написано, но я ничего не понимаю в физике.
– Эксперимент действительно может быть опасен?
– Скорее всего. А профессор Тимман, во-первых, уезжает в отпуск, а, во-вторых, он азартен в науке, как картежник во время фарта. Весь фокус в том, что он обязательно поторопится нажать какую-нибудь лишнюю кнопку.
– И тем докажет, что «Елка» – полная ерунда?
– Конечно. Поэтому, чем грубее «сыграет» Галя Голубева, тем лучше для нас. Нам нужно только обозначить свой интерес, но не взламывать на самом деле сейф профессора Тиммана.
– Надежда умирает последней, Николай Александрович, – философски заметил Решетников. – Ну, не полные же идиоты там, в охране института Тиммана, работают?..
33.
Ганс Вейд со спокойным любопытством рассматривал возбужденное лицо своего помощника Отто Мюллера.
– Шеф, это просто невероятно! – Отто был на грани истерики. – Русская шпионка прошла всю охрану нашего института! Только совершенно случайно ее задержали возле сейфа профессора Тиммана. Она перепутала рубильники и вместо того, чтобы выключить сигнализацию, выключила свет в комнате охраны. Ребята еле-еле справились с этой отчаянной дамой. Она прокусила палец одному охраннику!
– Вы кричите так, словно русской шпионке удалось сбежать с документами, – заметил Вейд. – Теперь профессор Тимман вцепится в эту чертову тетрадку с «елкой» обеими руками и, возможно, будет спать с ней, а не с женой. Кстати, где эта русская?
В кабинет втолкнули молодую, красивую женщину в порванном платье. Один глаз русской шпионки украшал небольшой синяк. На ее руках были надеты тяжелые, похожие на древние оковы, наручники для особо опасных преступников.
Ганс Вейд поморщился и невольно вспомнил картину «Партизанка Таня на допросе…» увиденную им в Питерском Эрмитаже. Экскурсию, после окончания конференции «Разведчики – за мир во всем мире», возглавлял сам генерал Кошкин.
– Снимите немедленно, – раздраженно потребовал Ганс Вейд и показал на наручники.
С женщины сняли наручники и усадили в кресло. Двое рослых охранников замерли рядом. Некоторое время Ганс Вейд рассматривал пропуска и два паспорта без фотографий отобранные у русской шпионки при обыске.
– Галина Медведева, она же Анна Фрейд, – Ганс Вейд глубокомысленно хмыкнул. – Простите, а, сколько у вас еще имен: восемь, десять или двадцать?
– Это не ваше дело, – холодно заметила Галя.
Вейд кивнул.
– Кофе? – вежливо спросил он «гостью».
Галя молчала.
– Как хотите, – Ганс Вейд взял чашку и неторопливо отхлебнул. – Давайте перейдем сразу к делу… – Он вдруг вспомнил выразительные фигуры гестаповцев на русской картине и едва не поперхнулся кофе. – Вы – профессионал высшего класса… Ваша операция по проникновению в институт профессора Тиммана была проста и супергениальна. Но ни один гений не застрахован от мелких ошибок. Впрочем, вам все-таки повезло и вам не придется сидеть двадцать пять лет в тюрьме. Ваши коллеги только что взяли в Москве нашего лучшего агента. Уверен, что генерал Кошкин любезно, а главное очень быстро согласился на ваш обмен.
– Джоан Макенрой? – спросила Галя.
Вейд кивнул и улыбнулся Гале:
– Вы знаете даже это?.. Не удивлюсь, если вы работаете одним из заместителей генерала Кошкина. Кстати, надеюсь, вы не против вашего обмена?
Галя откинулась на спинку кресла и положила одну ножку на другую.
– Черт с вами, – сказала она – Кофе и сигарету!
Вейд взглянул на красивое и холодное женское лицо и вдруг невольно поймал себя на мысли, что все женщины-шпионки чем-то неуловимо похожи друг на друга…
34.
У выхода из института профессора Тиммана Галю ждали четыре машины и взвод автоматчиков. У парней были хмурые и сосредоточенные лица, а пальцы лежали на курках автоматов.
Толстяк-майор из охраны тюрьмы Зенкоф, больше известной под названием «Das ehemalige Paradies» («Бывший рай») лично проверил Галины наручники, и, на всякий случай, второй парой приковал ее к себе.
– В общем, так, ребята, – обратился майор Шторф к солдатам. – До нашего «райского» уголка всего шестнадцать километров. И я очень надеюсь, что нам удастся доставить туда нашу «гостью».
В воздухе появились два тяжелых, военных вертолета. Майор приветливо помахал им рукой.