Юность

Скормив сахар, Михалыч обратился к ребятам:

– Вы к ней близко пока не подходите. Это она сейчас такая спокойная. Она меня знает, а незнакомцу может и копытом дать, а то и куснуть. Поэтому будьте с ней осторожны, – потом ласково погладил ее по морде и добавил, – Она отлично знает свое дело, умеет и под седлом ходить, и телегу таскать. Это не просто лошадь, она все знает, таежница, – уже гордо сказал Михалыч и, еще раз потрепав по холке Рыжуху, дал ей другой кусочек сахара и подкинул сена, которое лежало в телеге.

Потом Михалыч обернулся к парням:

– Ну, чего вы тут стоите, зенками лупаете, а ну давайте, берите косы и пойдем, покосим нашей красавице на завтра пропитание. Не век же ей только сеном питаться, – перемена в его тоне была столь неожиданной, что мальчишки даже остолбенели.

– Вон косы стоят, – это он уже строго указал на открытую дверь сарая, – Берите, берите их. Не стесняйтесь. Пойдем. Покосим маленько.

Сашка умел хорошо косить, а Ленька не мог, он даже траву кроликам только серпом резал и к косе никогда не прикасался, поэтому он честно сознался:

– Иван Михайлович, косить-то я не умею.

Михалыч с удивлением посмотрел на Леньку:

– Молодец, что сознался. Но и для тебя работа найдется. Мы будем косить, а ты собирать траву и в мешки складывать.

Он прошел в другой угол сарая, покопался там и кинул Леньке несколько мешков:

– На, держи. Ну, а уж потом все вместе и донесем, – с этими словами он взял косу и вышел из сарая.

Идти пришлось недалеко – на соседний косогор.

Придя туда, Михалыч с Сашкой принялись за работу. У Михалыча, из-под косы, трава падала снопами. У Сашки получалось это намного хуже, но они быстро накосили столько травы, что ее едва удалось затолкать в принесенные мешки.

Каждый взвалил себе по мешку на плечи, и они вернулись во двор дома, чтобы подкормить ожидавшую их Рыжуху.

Чтобы подружиться с этой норовистой кобылой, Ленька осторожно подошел к ней, погладил ее по холке и протянул несколько пучков только что срезанной травы. Рыжуха покосила на него огромным глазом, а потом осторожно, взяв предложенный пучок, начала его жевать. Ленька понял, что Рыжуха признала его и, как и Михалыч, погладил ее по холке, а потом высыпал перед ней один из мешков со скошенной травой.

Но тут хозяйка позвала их в баню, и Михалыч вновь приказал парням:

– Быстро схватили ведра и натаскайте туда воды, – он указал рукой на небольшую избенку из катаных бревен.

– А где ведра-то? – недоуменно спросил Ленька.

– Там и стоят они, радёмые. Вас дожидаются, – уже весело прибавил Михалыч.

Ленька открыл дверь и заглянул внутрь избенки. В предбаннике стоял огромный чан для воды и передняя часть железной печки. Сейчас дверка в ней была прикрыта, но было видно, что внутри мерцали раскаленные угли прогоревших дров. Как только Ленька приоткрыл вторую дверь, то на него пахнуло жаром и невероятно вкусным ароматом распаренных березовых веников, поэтому он сразу же ее прикрыл, чтобы жар зря не уходил.

Заглянувший в баню Михалыч, нетерпеливо скомандовал:

– Чего стоим? Кого ждем? Хватаем ведра и таскаем воду.

Парни схватили по ведру и помчались наперегонки к ручью, который находился метрах в двадцати ниже.

Они, сделав по три ходки, и быстро наполнили чан в предбаннике. А когда Михалыч убедился, что чан полон, то он вновь скомандовал:

– Ну, а теперь – мыться!

Парни в предбаннике разделись и зашли в парную. Внутри было очень жарко и Леньке пришлось прикрыть рот рукой от обжигающего, сухого воздуха.

Для него это все было вновь. Ведь до этого он никогда не парился в такой бане, хотя в городе, когда у них еще не было ванной в квартире, он часто ходил в общественную баню вместе с папой и братьями.

Следом за ними зашел Михалыч и, хитро посмотрев на мальчишек, скомандовал:

– А чего это вы тут внизу сидите? Марш на полок. Сейчас буду вас веничком обрабатывать.

Пока мальчишки забирались на верхнюю полку, Михалыч плеснул воду на камни, которыми была обложена печка.

Мальчишек тут же сдуло с верхней полки. Их обдало таким жаром, что дыхание было мгновенно перехвачено, а глаза непроизвольно закрылись. С диким ревом они спрыгнули на пол.

Иван Михайлович, посмотрев на них, рассмеялся:

– Слабаки. Ну-ка лезьте наверх и укладывайтесь там. Щас я вас там обработаю, – пообещал он, потрясая веником.

Делать было нечего, и пацаны вновь забрались на верхнюю полку.

Иван Михайлович уже больше не подливал воду на голыши, которыми была обложена печка. Наверху, на полке, было и так очень жарко.

Он поднялся к растянувшимся на полке мальчишкам и принялся хлестать их веником, который был им предварительно распарен и лежал в большом цинковом тазу.

Обработанные веником, мальчишки спустились вниз и в изнеможении выползли в предбанник.

Иван Михайлович тоже вышел вместе с ними. Взяв большой кувшин с квасом, он сделал из него несколько больших глотков, а потом, передав его Леньке с Сашкой смотрел, как они по очереди, взахлеб, пили эту холодную и живительную влагу.

У Ивана Михайловича на животе был огромный шрам. Скорее всего, это был отголосок войны. Иван Михайлович тоже воевал, как и Петрович. Это краем уха слышал Ленька, когда их кормила баба Лена. Они даже вспоминали о временах, когда они воевали в одной роте.

После бани мальчишки с Михалычем едва добрели до дома, где баба Лена напоила их ароматным чаем из трав и уложила спать на печке.

Там была расстелена медвежья шкура, накрытая плотной простыней. На этой медвежьей шкуре мальчишки мгновенно заснули.

Утром мальчишек еле-еле растолкал Иван Михайлович.

Он встал намного раньше, взнуздал Рыжуху и запряг ее в телегу.

Баба Лена напоила ребят сладким чаем и они, сложив свои вещички в телегу, потихоньку тронулись на выезд из Золотой Горы.

Баба Лена на прощанье расцеловала мальчишек и, глядя на них повлажневшими глазами, пожелала:

– Ну, ребятушки мои милые, счастливо вам добраться. Идите осторожно. По сторонам смотрите, от Михалыча не отходите. Дай Бог, если все будет удачно, придете в Комсомольск после полудня, – она долго стояла у порога дома и смотрела вслед мальчишкам, пока телега не скрылись с ее глаз.

Рыжуха не спеша шла по извилистой грунтовой дороге, заросшей по обе стороны густым лесом. Это уже напоминало тайгу, которая в воображении Леньки такой и должна быть.

С одной стороны дороги протекала небольшая речушка, то пропадая в зарослях тальника и берез, то появляясь вновь. С другой стороны она была покрыта густым лесом, в котором стали попадаться ели и множество лиственниц. Чем дальше они отходили от Золотой Горы, тем чаще стали встречаться хвойные деревья.

Вокруг стояла тишина. Только слышался шелест листвы, журчание речушки, да в лесу все чаще и чаще стали раздаваться певучие голоса каких-то птиц.

Иван Михайлович шел впереди. Он держал Рыжуху под узду, а мальчишки двигались следом, ухватившись за борта телеги и, иной раз, запрыгивая в нее.