Джунгли Блефуску. Том 2. Джонни Кишки Наружу

Мы вчера в прямом эфире
Развлекались вдругорядь:
Пили, пили, пили, пили,
А теперь идём. бать!

«На смерть радиозвезды!» только так можно назвать этот шедевр! О если бы телезвёзды умирали почаще! Только так! Просто панегирик какой-то! Почаще бы они умирали, эти звёзды, было бы прикольнее! Ничто так не любит наблюдать человек, как бедствия врага и неприятности друга! А так скучновато, один умрёт, двух, глядишь, откачали! Два померли, пятеро в себя пришли! В общем, наблюдается кругом неплохой прогресс медицины! Склиф у нас ведь работает неплохо, из кусков может человечка собрать! Привики прививаются! А с душою что делать, а?! Кое-кого и из могилы вон подняли! Подняли! Ну и что? Поют теперь снова свои замогильные песни! А-аааа! А-ааааааааа! В городах всё плоское, а потому люди пьют!?

Всегда у них так – как у сучки течка, так Галилей виноват!

А мы в горах! Никому дела нет до нас! Кроме фараонов, конечно! Вон недавно они Страуса побили до полусмерти и в заключении лейтенант сказал мне и ему: «А я вас, сударики, на цугундерчик отправлю, будете там жижечку месить!»

И нежно так сказал, что Страус даже от неожиданности заплакал. Он рыжий и в детстве ему много раз очки топтали. Я бы тоже, увидев такого рыжего, даже не посмотрел бы нанего, сразу бросился бы очки с носа у него срывать и топтать после! Такие словно созданы для того, чтобы им очки ратоптаь! Просто раскатать очки!

Ну что ж! Неизбежные философские размышления настигают каждого, кто только приближается к этим горам!

После страшного безделья, чтобы снова стать человеком, надо хорошо выспаться!

Миллионеры мелочью под ногами брезговали, и подбирали только вафельные пачки с баксами. Хотелось поближе подобраться к Прохорову и основывать вместе с ним новую партию!

Одно время к нам в лес зачастил любознательный поп, то ли решивший вывести нас из тьмы интеллектуальных блужданий, то ли тоскующий по неформальному общению. Звали его отец Авгий. У него были до того прищуренные глаза, что он казался ослепшим. Его любовь к богу вызывала уважение, но уступала его любви к спиртным напиткам. К тому же он не прочь был нас мистифицировать, или врать.

В первую встречу он гарантировал зубом, что час Страшного Судилища так близок, что присяжные заседатели будут ещё до рассвета.

Поповская утка настолько удачно улеглась в головы моих друзей, что не вызвала ни у кого из них ни малейшего сомнения в правдивости его слов! Кто ж с первого раза не поверит попу? А ведь он мог и соврать! И он наверняка обманывал нас! Я не знаю в чём он мог нас обманывать, но по его хитрющей лисьей физиономии было видно, что да, обмануть может! Даже если никого не обманывал! Это очень диалектично так думать, я бы сказал!

– Ты морской вепрь! Сильный морской вепрь!

– В море вепри не живут!

– А ты живи!

– Зисис май гёл! Зе гёл ис май!

– Чо он сказал! Он не говорит обо мне – спросил Бак.

– Не знаю!

– Сколько же этот конёк-горбунёк будет из себя изображать пикадора? – зычным голосом спрашивал он, указуя на Бушующего престарелого аристократа Павла.

У Павла были не только чрезмерно замедленные движения, как у ленивца, но и ум, как у жирафа.

– Сколько родине надо, столько и буду! – неожиданно уместно отвечал лесной аристократ. И бзднул. Тоже вполне уместно.

– Ох, и сметлив же ты, падла! – сказал ему Патрикеев, наш неверующий килл-гуманист.

– Мал золотник, да вонюч! – подхватывал отец Авгий осуждающе, возмущенно шевеля чёрными жучиными бровями, – В бога он хотя б верует?

– А то б!

И хор завывал ему вслед тысячами голосами и подголосками, то ли ангельскими, то ли ещё какими.

– Хотя б верует! – отвечал богобоязненный Бак, – Да только пока не сильно! Я тоже! Не верю! В детстве у меня был случай… Один мой знакомый веровал в бога и был странный парадокс, у нормального человека, когда он смотрит на тёлку, текут слюни, а у этого сопли текли…

– Зелёные?

– Когдп у влюблённого текут зелёные сопли, значит, его любовь истинна, она вечна!

– Дай-кость я его приобщу! – весело заквохтал отце Авгий, – Фому этого! Неверного! Дай-кость я ему рога наставлю!

И начал засучивать рукава в ципках. Почему-то никакой разницы между божьими слугами и прапорщиками в природе не наблюдается. Вероятно в далёком будущем прапорщики и попы сольются в единое целое и в церквах будут служить Господни Прапопы!

Рыжий рыжий конопатый. Убил дедушку!

– Да как-то так! Верует, но неявно! – подтвердил я, – Вы не волнуйтесь! Это сейчас бывает! Я знаю сексота, который верует в бога и для которого свято всё, что он делает по инструкции. Для такой родины это совершенно святой человек! Заповеди и инструкции для внутреннего пользования для него святы! Но представься случай остаться безнаказанным, он бы не… делать грабанул банк!

– Сейчас с вятость такая! Не придерёшься!

Я всегда лезу в чужие разговоры, меня мёдом не корми, когда вокруг чужие разговоры, я ввинчиваюсь в них с ходу, с полуфразы, как будто всё слышал, о чём там эти козлы говорят! Никто спасибо за это не сказал, но зато пару раз меня побили. Это я так шучу! Попробовали, но с меня слезешь, как заползёшь!

Я знал одного народного мстителя, который отвёрткой замочил Пашу Заречного, десять лет терроризировавшего весь посёлок Таёжный, сказал при этом: «Господи! Я сделал!» А односельчане хором радостно поддакнули: «Слава богу!» Вот это был воистину верующий человек!

Я верующих в этого глиста не уважаю, но иногда завидую им, как можно позавидовать сильно ширнувшемуся во время падения на голову человечества огромной кометы. Ему лучше. Комета летит, подлетает, а ему хорошо. Вот в таком смысле я долбаным глистишкам завидую. А больше им не в чем завидовать!

А потом на седьмой годок отсидки благодарные односельчане поставили ему памятник на главной плащади города, в тоге и сандалиях.

– И ты думаешь, они в рай попадут? – заинтересовался Бак.

– Хотелось бы!

– А если они в раю с этим Пашей встретятся, там такая чехарда начнётся – хоть всех святых выноси! Паша если в рай попадёт, сразу говорящей змее голову отвертит! И ангелам тогда не поздоровится! Нет, ему в аду лучше будет!

– Он и его заморозит!

– Первые всё равно будут последними! – уверенно доканчивал поп и отправлялся восвояси, вращая хитрющими глазами и подмигивая всем встречным.

Эх, Паша!

Сколько пидора не корми, а у слона… всё равно хлеще!

А потом я заснул, и как всегда полезли в голову всякие фантомы. Сначала появился пузан. В руках у него была огромная рейсшина и аптекарский пузырёк. Его звали архитектор Мятликов. Это было на улице, и увидев у Мятликова рейсшину и пузырёк, широкие народные массы метнулись к нему, дабы отнять всё наследство Мятликова. И он само собор бросился в широкую дверь церкви, из которой шёл сильный колеблющийся свет. И толпа за ним протягивала руки и клешни.

Супостат Мятликов метнулся под защатительный полог иконостаса, но там его уже ждали два монгола с саблями. Он прыгнул на штору, и как обезьяна в мгновение очутился в окне церкви, откуда достать его было труднее. Монголы были ошарашены, и на мгновение захлопали глазами.

Они выскочили наружу и принялись бегать под стенами, чертыхаясь на своём языке и посылая стрелы в бойницу.

А потом появился милиционер.

Есть люди, которых можно исправить словом, есть такие, кто, и отсидев в тюрьме сто лет, ничего не уразумеют, а есть такие, которых жги на костре кверх ногами, ничего не поймут! Полуковик милиции Лапочка был из таких, кого и сатана побаивается, я вам так скажу.