ЧЕЛОВЕК

– И? – Алиса все еще не понимала.

– Ворожба, которая связала отца и сына, затронула также и мага! Это заклятье было рассчитано на троих, а не на двоих, как считает твой хваленый департамент.

– Допустим, но я так и не поняла… при чем тут сигареты?

– Папиросы, – поправил я. – Колдовавший маг – это старик, живший или живущий в том доме… Он хотел перенести свой разум в мальчишку! И у него это отчасти получилось. Когда, явившись по вызову, я снял наваждение с парня, это была лишь верхушка айсберга. Под этим наваждением глубоко внутри пряталось еще одно.

– Значит, гипотетический маг желал обрести новую жизнь в юном теле? К этому клонишь?

– Именно!

– Бессмыслица какая-то.

– Вовсе нет. Никита курил «Беломор». Такие уже не выпускают, значит, он раздобыл их у неизвестного человека. А курение – привычка, которая досталась ему от мага. Так часто бывает: человек, находящийся под чужой волей, копирует поведение колдуна. Говорю же, он почти закончил свое колдовство, я вовремя помешал ему, убив обезумевшего отца.

– А ты не думаешь, что, когда ты убил отца мальчика, погиб не только Никита, но еще и тот, третий?

– Сомневаюсь, Алиса. Тот, кто сумел связать два тела на расстоянии, свести с ума отца, а мать отправить в больницу, чтобы не мешала, не допустит такой ошибки. К тому же у него была возможность разорвать связь, ведь я не сразу прикончил Валерия Николаевича. Не знаю, какие последствия от этого разрыва он испытал, но то, что теперь ему необходимо замести следы, – факт.

– Тогда садись в машину, поехали, – велела она

– Не станешь сдавать меня своей мегере?

– Во-первых, не мегере – Аделаиде Петровне. Во-вторых, я тебе верю.

Не знаю, чего в моем взгляде было больше: удивления или благодарности?

– Не обижайся, но маг из тебя хреновый. Самое начало пятого класса, я бы даже сказала, конец четвертого. Чертить пентаграммы, изучать латынь и читать заумные книжки – явно не твой конек. А потому совершить убийство паренька ты не мог, – заключила Алиса.

– Спасибо на добром слове. Не знаю, радоваться мне или горевать, что тупым уродился?

– Думаю, ты будешь радоваться. С чувством юмора у тебя порядок. Хотя… сквозит от него отчаянием каким-то, болью и тоской. Прячешь все это за веселыми словечками, а на самом деле на стенку готов лезть.

«Психолог хренов!» – растерянно подумал я, а вслух сказал:

– О себе можешь не рассказывать!

Стаканчик с капучино полетел в кусты. «Копейка» оказалась шикарной машиной: тонкий ретроруль, торпеда в классическом исполнении, приемник на старый манер, богатая велюровая отделка и механическая коробка передач! Последнее вызвало во мне особое уважение: современным фифам коробку-автомат подавай, а тут – надо же… Мне все это снится или российская машина действительно стала надежной и удобной? Фантастика, такое только в книжках бывает. Однако вот она – реальность две тысячи двадцать второго года.

– Как вам фильм, молодёжь? – отец внимательно смотрел на нас с Дашкой.

Он был командиром отряда ОМОН, руководил сложнейшими операциями по освобождению заложников, подолгу не бывая дома: бесконечные учения, вызовы, перелеты в другие страны. А сейчас вот выпала удача познакомить отца с невестой.

– Очень даже неплох! Хотя концовку затянули… – Даша заметно стеснялась, но твердо отвечала даже на самые сложные вопросы отца. Что ж, присутствие офицера всех заставляет быть немного солдатами. Это я за долгую жизнь рядом с ним успел привыкнуть, а Дашка мялась как на экзамене.

– Ну, это же Тарантино! Он любит посмаковать, подержать в напряжении, – засмеялся он.

Виктор Сказов вопреки всеобщему мнению – мол, все вояки – тугодумы, способные лишь на исполнение приказов, – был умен. Именно он уберег меня от карьеры военного, посоветовав обратить внимание на радиоэлектронику.

– Отец, – неожиданно для самого себя решился я, – вообще-то, у нас есть новость! Жаль, что вы с Дашей только что познакомились, но так уж вышло… Тебя редко можно застать дома.

Дашка нервно прижалась ко мне. А ей сейчас волноваться ой как противопоказано. Она и так весь вечер была как на иголках, все думала, как преподнести эту новость.

– В общем, у нас… – договорить я не успел, отец жестом приказал замолчать и напряженно впился глазами в шагающего нам навстречу мужчину.

Тот был явно похож на наркомана: тощий, в грязной клетчатой рубахе, одна пола которой заправлена в издрызганные джинсы. Руки беспокойно и суетливо подергиваются, одно плечо то и дело скачет вверх-вниз, а кривая ухмылка при взгляде на нее останется в памяти на всю жизнь. У него было лицо человека, абсолютно уверенного в своем превосходстве.

Неужели он мог чем-то взволновать отца? Быть того не может!

– Кто это? – испуганно спросила Даша.

– Не знаю, но лучше держаться в стороне. Алексей, помнишь правило?

– Да, – ответил я, твердо заучив в свое время очевидную, но губительную для жизни в случае пренебрежения ею истину: неприятности лучше обходить стороной. Каким бы сильным ты ни был. Каким бы слабым ни казался противник.

Отец всегда учил соблюдать осторожность. Даже если ты опытный военный, нож в руках пускай и сопливого пацана может убить любого.

Тропинка безлюдного парка, по которой мы шли, была единственной. А потому мы повернули назад, до первой развилки, и в полном молчании свернули налево.

– Оторвались? – спросил я.

– Не знаю, не нравится мне тот тип.

Я никогда не видел отца таким встревоженным. И хотя в моем понимании тот наркоман не представлял угрозы, однако офицер Виктор Сказов чувствовал опасность нутром. А его интуиции лучше довериться безоговорочно.

– Простите, ребята. Лучше поспешить из парка! – он постарался придать голосу спокойствие.

Мы ускорили шаг, как вдруг за очередным поворотом на нашем пути возникла фигура того самого человека.

Он не собирался нас упускать.

– Леша, Даша, держитесь позади! – велел отец.

– Я помогу!

– Нет! Тебе нужно беречь свою невесту, ты сам знаешь почему!

Я сглотнул тугой комок обиды, застрявший в горле, посмотрел на Дашку, переведя взгляд на еле округлившийся живот. И покорно кивнул.

Виктор приблизился к неопрятному человеку, напряженно вслушиваясь в каждый звук и оглядывая боковым зрением кусты, которые высокой подстриженной стеной тянулись на два с половиной метра вверх.

Я также внимательно оценивал обстановку, крепко сжимая Дашкину руку.

Никого.

Не единой живой души в парке.

Птицы и те умолкли.