Пазл. Рассказы

Разговорить его удалось только на следующий день за большой бутылкой хорошего местного рома. «Разговорить» – сказано громко. Я скорее догадался, вычислил, что он программист высочайшего уровня. А ведь это моё призвание на протяжении многих лет. На прямые вопросы он не отвечал или отвечал уклончиво. Мне показалось, что областью его интересов являются криптовалюты. А уж я-то в этом кое-что понимаю. Что же он делает в крипте? Инвестиции? Определённо нет – совсем не тот менталитет. Майнинг? Смешно. Не его уровень. Не кошельки же он взламывает? Мелковато. Хотя… Почему бы и нет?

Я включил все познания в этой области и завёл разговор на профессиональном жаргоне, многие термины которого поймёт не каждый программист. По некоторым пророненным им названиям я понял, что занимается он в основном второй двадцаткой монет в рейтинге. Но почему?

Когда литровая бутылка была уже почти пуста, я изобразил из себя ничего уже не соображающего собутыльника и спросил в упор:

– Ну разве можно на цифровой монете сегодня что-то заработать серьёзно и наверняка?

Ответил он загадкой как обычно:

– Лет тридцать назад в крупнейшем нью-йоркском банке один толковый паренёк написал программу-вставочку в системный продукт своей организации. Он сделал так, что при начислении процентов на остаток по вкладам, суммы не сразу округлялись до цента, а сначала образовывались с десятыми и сотыми их долями. Зачем же добру пропадать? Поскольку эти мелкие денежные осколки не могут существовать по законодательству, то программа сбрасывала их в специальный буфер где они, смешавшись с множеством других себе подобных, превращались в полновесные доллары и центы и отправлялись на его, предусмотрительно открытый для этого счёт. Когда его через год раскрыли, на его счету было пятьдесят миллионов долларов. А ведь он ни у кого ничего не украл.

– Кэп, а зачем ты рассказал мне эту историю?

– Я думал, ты поймёшь…

Если честно, в тот момент я ничего не понял. И я не притворялся. Выпил много, наверное. Но я ещё достаточно соображал, чтобы в ответ не меньше озадачить француза:

– А что бы ты сказал, старина Жак, если бы я предложил тебе замахнуться на святое – на нашего Вильяма, так сказать, Шекспира? – И, видя недоумённый пьяный взгдяд морского и цифрового волка, уточнил:

– Я имею ввиду одну свою идейку, – подрезать корешок у криптовалюты номер «ноль». Что скажешь?

Он не ответил, но было видно, что он тоже ничего не понял. Пока.

Отец упорно готовил меня для служения своему народу. Но, что-то пошло не так. То ли гормоны вырвались из-под контроля. То ли гены моих разбойничьих предков сказали своё веское слово. Но в двадцать лет я уехал из дома. Точнее сбежал. Перебрался в Питер и начал здесь жизнь совсем не похожую на ту, для которой предназначался.

Я купил мотоцикл БМВ и стал байкером. Самым отмороженным гонщиком. И пользовался большим авторитетом в клубной тусовке. Белыми ночами мы катали девчонок на Гражданке. Там широкие и прямые как стрела проспекты и есть где разогнаться. Девочки должны были быть в коротких юбочках и обязательно без трусиков. Когда они спрашивали: зачем надо снимать трусы? Мы отвечали сухо: скоро всё поймёшь.

Когда разгоняешься по проспекту Луначарского вдоль парка до скорости двести, а потом на пару секунд убираешь руку с рукоятки газа и, держа руль одной рукой на полной скорости, заводишь ладонь назад так, чтобы пассажирка оказалась сидящей на ней. Потом ты вынимаешь руку уже мокрой и скользкой от перевозбуждения девушки. В первый раз это кажется необъяснимо странным. Как может человек, находящийся буквально на волосок от смерти испытывать сексуальное возбуждение? Оказывается, может. И в очень яркой форме. Только тот, кто испробовал что-то подобное поймёт, почему я выбрал для себя этот жизненный путь.

Я стал киллером. Хорошим профессионалом. И хотя обо мне знал очень узкий круг самых больших авторитетов, мне этого было достаточно, чтобы войти в касту неприкасаемых. Я всегда хорошо делал свою работу. Но для этого мне нужно было быть уверенным, что я должен убрать очень плохого человека. А другие заказы я и не брал. Это продолжалось почти год. А потом произошёл провал.

Поступил заказ на ликвидацию политика федерального уровня. Я не хотел за него браться. Одно дело – убивать бандитов, живодёров и врагов своего клана, а другое – порядочного, в меру своей профессии человека, давно тебе известного по новостям и симпатичного. Но отвертеться не удалось. Исполнителями назначены были трое: водитель и мы с напарником. Стрелять, ввиду особой важности миссии, должны были мы оба. Большой двор в центре города. В него с улицы в арку въезжает мерседес с интересующим нас лицом. Мы в комнате специально подготовленной квартиры на верхнем этаже дома стоим с винтовками каждый у своего окна. Напротив арки въезда во двор. Лето. Жара. Почти все окна открыты. Мы чуть в глубине в полумраке комнаты. Стрелять должны почти одновременно. Как только машина въехала из арки, напарник выстрелил через лобовое стекло в водителя. Это нужно было для того, чтобы исключить стремительный побег задним ходом. Я тут же должен был выстрелить в клиента. Но я не сделал этого. На что я рассчитывал? На то, что это сделает напарник. Ведь если заказ будет выполнен, кто станет потом разбираться – стрелял я или нет?

Машина продолжила движение вперёд на включённой передаче. Напарник выстрелил ещё дважды. Но угол для стрельбы становился с каждым мгновением всё неудобнее. Автомобиль врезался в стену дома где-то внизу под нами. Я свой выстрел так и не сделал. Мы спокойно ушли заранее подготовленным маршрутом, оставив винтовки на месте. Поднялись на чердак. Вылезли через слуховое окно на крышу. Перешли по ней на чердак соседнего дома и, спустившись по лестнице, вышли совсем в другой двор и на другую улицу. Там нас ждал наш автомобиль. Оказалось, что у въезда во двор нашего клиента ждала машина с охраной. За нами увязалась погоня. Мы выскочили на ходу и ушли. А вот водителя нашего взяли. Это было не просто плохо, это было скверно.

Нам надо было срочно залечь на дно. Напарник был крещёный и наши начальники спрятали его в монастыре. Там его переодели в монаха. Дали церковное имя. И всё – теперь он отец святой. А всё наше силовое руководство такое набожное, что никому из них и в голову не придёт устраивать маски-шоу в божьем доме. Меня же – гностика – туда и близко не пустили. Кроме того, я был виновником провала операции. Для искупления вины мне дали задание куда как менее приятное. Я был определён на работу в морг при Центральной областной клинической больнице. Жил там же – в каморке под лестницей. И выполнял важную, но весьма неприятную работу. Сейчас такое вряд ли возможно. Но в начале девяностых…

Патологоанатомы трудились днём. Они вскрывали трупы. Смотрели то, что им положено. Что следует – документировали и снова зашивали. А ночью, когда я оставался один, мне привозили "пациента", который нигде не числился. Я должен был мёртвое тело разделить на сравнительно небольшие части и… зашить их внутрь других мертвецов, которые были уже приготовлены к отправке в крематорий. Немало тел пропавших без вести людей никто так и не нашёл за то время, что я отбывал своё наказание.

Через полгода дело закрыли и нам с напарником разрешили «всплывать». Свою вину я искупил как смог. Но к работе возвращаться не захотел. Да и моя репутация безотказного исполнителя была непоправимо испорчена. Я смог теперь заняться тем, о чём давно мечтал – хакерской деятельностью. Но так случайно получилось, что я стал серьёзным программистом. Я со своей командой создавал всё более сложные и востребованные продукты. Казалось это шаг к тому, чтобы мне остепениться. Остаётся найти башкирскую девушку из достойного рода, чтобы она родила мне продолжателя славного дела Юлая – для служения своему народу. А мне пойти по стезе чиновника, постепенно закарабкиваясь на самый верх.

Но чем больше я думал об этом, тем более неприемлемым казался мне этот путь.

Прошло много лет, а я всё не мог определиться. Всё во мне протестовало против своего предназначения. Всё более желанной я видел моё маленькое чудо – Светланку – в роли своей жены. Ну, и что же, что сын не будет чистокровным башкиром? Зато каким он будет красавцем и умницей!

Прошёл год. Светке вот-вот стукнет семнадцать. Я давно забыл номер телефона клинингового агентства. Ведь такой как моя подруга нет больше ни у них, ни где-либо ещё. Она проводила у меня только выходные. Отказывалась переезжать ко мне. И в этом была своя прелесть. Мне так остро не хватало её всю неделю, что я с нетерпением ждал пятницы. А с наступлением каждого нового воскресенья я возвращался к мысли, что она обязательно должна стать моей женой, чтобы больше никуда не уезжать.

Я заботился о ней, хоть это было нелегко. Пытался разобраться в её «системе ценностей» и понять: почему она что-то принимает от меня, а что-то нет? Почему поехать со мной на Маврикий можно, а получить шубку в подарок – нет? Мне это надоело. Я надеялся, что как только я на ней женюсь, всё встанет на свои места само собой.

Весь год я переписывался с Жаком. С интернетом у него на лодке полный порядок. Он может быть на связи со всеми, с кем захочет. А с кем не захочет, тот ни за что не дотянется до него своими когтистыми пальцами. А у меня, тем временем полностью вызрело техническое решение как временно «положить» биткойн. Это значит остановить работу разбросанных по всему миру и не связанных между собой цепочек вычислений на миллионах частных устройств. Зачем? Да очень просто! Чтобы прикупить его по дешёвке. И как можно больше. Как некогда Натан Ротшильд поступил с облигациями казначейства Его величества.

Вы скажете, что это невозможно? Жак долго то же самое твердил. А я ему: – Есть множество в науке, друг Горацио, проблем которые решений не имеют. Гипотеза Пуанкаре, к примеру… Она почти сто лет считалась неразрешимой. Но вот за дело взялся Перельман. Удивлённое научное сообщество радостно назначило ему приз размером в миллион долларов. А он даже не потрудился его забрать.

Но моему французу нужны были более убедительные доводы. И я ему их предоставил. Что-то мне подсказывало, что у морского волка есть возможности вместе со мной доказать эту «гипотезу».

На Светкин день рождения я решил сделать ей предложение. От подарка она может отказаться, что делала уже не раз – бесцеремонно и безжалостно. А вот если под видом подарка я преподнесу ей обручальное кольцо? От таких презентов девушки не отказываются. Никогда. Быть может она и ведёт себя так до сих пор потому, что на меньшее не согласна? Предположим, она приняла кольцо. А я ей тут же – бриллиантовое колье. Как тут откажешься? Кольцо уже взяла… Значит можно и ключи от машины. И шубку. Пути назад нет.

Но без пяти минут невеста разгадала мой замысел так, словно мысли прочитала. Цветы взяла с улыбкой. Поцеловала в щёку. А мою ладонь с замшевым футлярчиком отвела в сторону:

– Нет! И даже не думай.

– Да ты ничего не поняла… – начал я.

– Я всё совершенно точно поняла. И прошу тебя – выбрось эти мысли из головы.

Этого я никак не ожидал. Я не мог понять причин и мотивов такого решения. Неужели её всё устраивает в нынешнем положении вещей? Или нет: она знает меня хорошо и должна понимать, что после её отказа всё уже не может оставаться как прежде.

Я стоял совершенно потерянный пока она суетливо собиралась уходить. Расставание с дорогим тебе человеком в день его рождения – это изысканное наказание. Что мне теперь делать? Разыскивать своё клининговое агентство? Ну, уж нет! Лучше я уеду к Жаку. Теперь он точно возьмёт меня.

А «невеста», тем временем собралась и, стоя у выхода из квартиры, помахала мне рукой и улыбнулась:

– Не сердись. Я должна подумать…

Ну спасибо, смягчила удар! Я даже не подошёл к ней. И не захлопнул за ней едва прикрытую дверь. Я понимал, что мы больше не увидимся, но не понимал – почему? Чего ей не хватало? Я молодой и полный сил. Мог обеспечить её в жизни всем, о чём только может мечтать современная девушка. Что же не так?

Я чувствовал обиду и несправедливость. Они приклеились ко мне как липкая грязь. Словно всё, что я в жизни делал неправильно, теперь хочется смывать как корку. Но что за особенный клининг заказывают в таких случаях? Надо срочно отправляться к капитану. Океан и не таких авантюристов как я отмывал до белых косточек.

Несколько дней я был в непрерывной переписке с французом. Наконец я убедил его в осуществимости моего плана. Хотя не все детали я мог доверить электронной почте и мессенджеру. Он согласился, чтобы я приехал. Ему нужна неделя, чтобы добраться до Бали, где он сможет меня «подобрать». По счастью, добраться до популярного курорта не сложно и я взял билет через Москву. Всеми мыслями я был уже в деле и это помогло мне не увязнуть в трясине тоски от расставания с моей желанной половинкой.

Когда я должен был уже выходить из дома, чтобы выехать в Пулково, неожиданно позвонила Светлана и спокойно как ни в чём не бывало сообщила:

– Я подумала. Я согласна!

Что я почувствовал в этот момент? О чём я думал? Много мыслей клубилось в моей голове и первой из них была: – Ну, девочка, ты тормоз! Но как же радостно и как по-доброму я думал об этом! Я вдруг почувствовал себя не просто окрылённым и счастливым, но я словно мгновенно очистился от всей шелухи, которая ещё недавно покрывала меня ошмётками прошлого. Теперь будет совершенно новая чистая и ясная жизнь. А разве может быть она другой рядом с таким светлым человеком как моя жена?

Теперь мы вместе полетим к Жаку и проведём там несколько медовых дней. Мне этого времени хватит, чтобы посвятить его во все технические детали проекта. А потом пусть он делает с этим всё, что захочет. Меня теперь интересуют совсем другие вещи. А вам, пользуясь случаем, хочу заявить: если биткойн упадёт почти до нуля, знайте, что это сделал не я.

Ледоход

Можно вечно смотреть на горящий огонь, на текущую воду, танцующих женщин. Я часами могу наблюдать ледоход на Неве. Стою на крыше строительной бытовки, смотрю как быстрое течение реки несёт и кружит льдины, словно белые костяшки домино пытается смешать перед игрой. Можно подолгу любоваться этим зрелищем. Когда ещё доведётся? Всю зиму ездишь по мостам и набережным города, а внизу – только белое поле льда. И вдруг однажды ты увидишь тёмную как холодная сталь свободную ото льда реку. С ледоходом Нева справляется быстро.

За спиной у меня стройплощадка. Корпуса бывшего предприятия уже снесены. Ровный участок огорожен забором. Здесь скоро будет элитный жилой комплекс.       Площадка для архитектора, это как загрунтованный чистый холст для художника. Место здесь уникальное. Я как автор проекта бываю тут часто и подолгу. Слишком многое нужно предусмотреть. Слишком дорого может стоить даже незначительное упущение.

Я посмотрел на часы. Пора. Через час у меня лекция в архитектурно-строительном университете по высотному строительству. Так уж получилось, что в этой области у меня наибольший опыт среди местных архитекторов. Хотя "высотное строительство в Санкт-Петербурге" – звучит почти как нонсенс, как анекдот типа "негр загорает" или "колобок повесился". Но ректор попросил – значит надо.

Весна. Она оказывает своё действие на всех. На молодёжь особенно. Моё выступление – факультатив. Пришли только те, кто захотел. Студенты с разных курсов и специальностей. Но все одинаково рассеяны и не собраны. Даже вопросов в конце ни у кого не возникло. Только девочка-первокурсница спросила:

– Евгений Александрович, а существует ли какая-нибудь обязательная пропорция между общей высотой здания и количеством необходимых подземных этажей?