На девиц красных хороводы,
На молодецкие бои,
Арина жаждала свободы,
Но не осмелилась пойти,
Переча слову Седовласа.
А в руки взяв иглу и нить,
Сумела время разделить
С тем, что осталось ей подвластно,
И пальцы не смогли забыть.
Игла бежит, за ней вдогонку
Ползет причудливый узор,
Пронзая нитью ситец тонкий.
Расшит уже по самой кромке
Рукав, и ворот, и подол.
За рукодельем незаметно
Бежали долгие часы,
Уж луч последний разноцветно
Прибавил тающей красы
Закату, всем его изгибам.
Арина с предовольным видом
Глазами мерила свой труд,
За неимением подруг
Себя сама же похвалила:
«Ай, мастерица, ну, расшила,
Приданное, считай, готово!» –
Шутила девица, смеясь,
За шуткою надежду кроя,
Что жениха ей молодого
Судьба готовила сейчас.
К нему вернется наш рассказ,
Но позже. Нынче любопытно,
Чем занят в граде Седовлас?
Сумел ли правды мудрый глас
Огонь утишить ненасытный,
Что в сердце отчем разгорясь,
Готов был жечь, и без разбору?
Так старец подошел к забору,
В воротах низко поклонясь,
Спросил у воина дозора,
Не покидал ли город князь?
Пред ним отчет держал охранник:
«Со смерти дочери своей
Князь вечно бледен и печален,
Ему сейчас не до людей!
В затворе, в гриднице высокой
Проводит думные труды,
Оттуда слышится то вопль,
То безответные мольбы…
Страшатся все его тревожить,
Он в гневе порубить ведь может,