Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»

– Не курим, – приветливо улыбнулся рослый парень и потянулся к ближайшей сумке, – Но могу предложить импортную зажигалку. Не дорого. Газовую. Есть одноразовая по десять рублей. Есть фирменная с баллончиком газа в придачу по пятьдесят. Совсем не дорого. Вечная вещь. Останетесь довольны. Берём?

– Я б взял, – прищурил мужик глаз, – Покаж, – приблизился с папироской.

– Денег у него нет, – бросил малыш, и рука торговца тут же обмякла.

– На что нет, а на что, может, и будет, – загадочно протянул незнакомец, с удивлением обозревая странного усатого недомерка, встрявшего в разговор двух взрослых.

– А ты, дядя, не удивляйся. Вообще-то, это я тут решаю, кому что продать и за сколько, – решительно произнёс недоросток, ломая клиенту линию поведения.

– О, как? – снова удивился тот, поняв, что его хитрость, пожалуй, не пройдет, – Так, может, так, огоньком угостите, по доброте душевной?

– А что так? Работать не хочется? – несколько свысока поинтересовался похожий на карлика человечек.

– Так негде. Был цех, так и тот закрыли, – поделился местный своим, наболевшим, с нескрываемым любопытством рассматривая диковинного собеседника, – Перестройка, итить твою мать, – уточнил досадные обстоятельства своей жизни.

– Ладно. Держи, – протянул ему малёк пустую металлическую банку, явно неудобно чувствуя себя под пристальным его взглядом, – Паровоз скоро будет на Питер?

– Так, вечером, – мужик принял дар и тут же спрятал его в глубине большого оттопыренного кармана, – Что-то вы раненько пришли, – прищурил хитрый глаз, – До него почитай часов пять будет. Он у нас тут только два раза останавливается. Утром в десять и, аккурат в шесть.

– Во, влипли… – протянул высокий парень в синем спортивном костюме и странных, белых тапках.

– Не желаете? – предложил коротышка шоколадную печенюшку любопытному аборигену, достав её из открытой пачки, стоявшей рядом с ним на скамейке, видимо, больше из желания поскорее от него откупиться, чем проявляя радушие.

– Благодарствую, – принял тот угощение, пряча его в другой не менее ёмкий карман, – Сам сладкое не ем, – улыбнулся, снова явив щербатый рот с гнилыми зубами, – Дочки любят.

– А почему касса тут не работает? Билетов купить негде, – перешел в наступление человечек маленького роста.

– Так закрыли. Сокращение им вышло. Ездить-то некому. Так оно и ничего. В вагоне потом купите. У контролеров. Скажите, мол, тут сели. Они знают. Все так говорят. Даже те, что раньше садятся… Хе-хе… Сразу вам выпишут. К нам-то чего пожаловали? Приехали к кому или так местами нашими интересуетесь? – присел мужик на краешек скамейки, явно располагая временем для долгой беседы и, продолжая вопросительно вертеть в руке мятую папиросу.

– Так интересуемся, – буркнул малыш, – Места у вас тихие. Вот, думаем, дачу купить.

– Дай, ты, ему прикурить. Не обеднеем, – заметил спортивного вида парень.

Гномик в мешковатой курточке отодвинул в сторону пачку печенья, встал ножками на скамейку, расстегнул ближайшую к нему сумку, чуть ли по пояс погрузился в неё и зашуршал полиэтиленовыми пакетиками.

– Нафига, ты, тут всё перерыл. У меня же всё было разложено, – проворчал и вскоре извлек одноразовую пластмассовую зажигалку, – На, – протянул мужику.

– Благодарствую, – принял тот и прикурил, – Меня, кстати, Ваня зовут, – протянул парням нечистую, лопатообразную, растопыренную ладонь.

– Коля, – брезгливо шлепнул по ней большой, – Николай, – уточнил.

– Дима, – осторожно подал ручонку маленький, – Дмитрий Кириллович, – тут же поправился.

Местный весьма деликатно объял его кисть своей теплой пятерней и выдал вместе с густым облаком едкого, табачного дыма:

– Не советую тут ничего покупать.

– Это почему же? – неприятно скривился Дмитрий Кириллович, чуть не чихая.

– Потому как, потом пожалеть можете. Да, поздно будет. Продать-то вам всякий продаст. Пустых домов много. Только покупателей нет. Места гиблые, – снова пыхнул Иван своей папироской, – Сгинуло всё. Даже магазин скоро закроют. А тут ещё Ящер.

– Карантин, что ли? – уточнил маленький собеседник.

– Обыкновенный. Двухметровый, – почти выругался мужик.

– В смысле такой болезни скота? – поправил его коротышка.

– В смысле такой скотины размерами вон с эту иву, – кивнул головой местный на густой куст, растущий по другую сторону железнодорожного пути, – Завелась сволочь. Людей жрёт. А ведь кто-то его кормит. Прикрывает. Скоро всех нафиг тут пожрёт.

– Ври больше, – усмехнулся Коля.

– Сам видел. Вот как тебя, – заявил мужик с таким видом, словно речь шла о чём-то совершенно обыкновенном, можно сказать, повседневным, что случается с каждым и потому совершенно не нуждается в каких-либо доказательствах.

Возникла некоторая, неудобная пауза.

– И как это понимать? – осторожно поинтересовался Дмитрий Кириллович.

– Так и понимать, – глубокомысленно заметил Иван, пыхнув в последний раз остатками папиросы, – У вас закурить будет? А то вот, мои, кончились, – отщелкнул от себя на железнодорожный путь дымящийся окурок.

Недвусмысленный намек на условия прояснения ситуации парни восприняли правильно и потому, выдали рассказчику три дешевые сигареты отечественного производства.

– Ну, так, ну, так, – оценил мужик подношение, раскуривая одну из них, а две другие, опуская в свой бездонный карман, – Благодарствую. Ну, так вот… Магазин у нас плохо работает. Не каждый день открывается. Совсем мы тут лебедой заросли. Никакой культуры не осталось. Но это дело десятое. Беда в том, что Ящера этого никто больше не видел. Один я. А то бы тут сейчас было…

– Ты, дядя, не тяни. По существу рассказывай, – поторопил его коротышка.

– Я не тяну, – возразил тот, – Вот, ты, почему такой маленький? Не вырос, что ли? С виду, вроде, как карлик. А не карлик. Лилипут, что ли?

– Ага, лилипут, лилипут, – кивнул головой Дмитрий Кириллович, – Ещё пигмеем назови. Дальше, давай, про ящера. Где видели его? При каких обстоятельствах?

– Вот, я и гляжу, что, ты, вроде как, лилипут, – продолжил мужик, – Но кому расскажи, не поверят. Хотя чему тут не верить. Вот он, ты, сидишь рядом. Очевидно, и понятно. Но ведь расскажу, не поверят. Скажут, опять вру. Так и тут. Ещё дашь? – указал на раскрытую пачку шоколадного печенья, стоящую на скамейке.

– Да, забирай всё, – великодушно махнул рукой человечек.

– Благодарствую, – тут же сгреб её в карман абориген, – Так вот. Решили мы с Саньком, приятелем моим, самогон толкнуть. На рынке. Надо же с чего-то разжиться. Повезли его, на рынок, в район. У Санька мотоцикл есть, с коляской. «Урал» называется. Ещё с тех пор ходит. Хорошая вещь. Советская, крепкая. Жалько только запчасти к нему теперь доставать сложно. Но если ездит, то нет ему сноса. Так вот. Приехали на рынок, а там облава. Менты черных косят. Что делать? Не везти же обратно. Остановились мы с ним в одном месте, недалеко от деревни. Мотоцикл в кусты закатили, чтоб с дороги не видно было, а сами на пригорок взобрались. Чтоб потеплее, повыше. Расположились, выпили. Все чин, по чину. Под закусь. Сальцы там у нас было, лучка, хлебца. Денек теплый выдался. Тихий. Ну, мы тут с ним и прикорнули под деревцем, в тенечке. Спим. А я, надо сказать, сплю чутко. Слышу, машина на дороге остановилась. Дверцы хлопнули. Открываю глаза – темнеет. Солнце за горизонт садиться. Стало быть, часа три проспали. Поднимаю голову, и вижу: идут в нашу сторону два мужика и ведут две тёлки. Но к нам, наверх, подниматься не стали. Двинулись в обход пригорка. Мужики здоровые такие, все в чёрном. А тёлки, как эти, что по телевизору ходят – длинные, тощие, ноги от ушей, как говориться, доски досками. Во, думаю, сейчас жахать будут, в кусточках. Смотрю, а они обошли пригорок, и в грот тёлок заводят. С другой стороны от дороги в пригорке этом грот имеется. Небольшой. Каменный. Высота метра четыре будет, а глубиной – все тридцать. Откуда он там, не знаю. Знаю, что он там всегда был. Так себе грот, пустой, ничего примечательного. В нем, если на что и можно расположиться, так только, если по нужде сильно припрёт. И то, надо сказать, неудобно. Темно, сыро и присесть толком негде. Одни камни торчат во все стороны. «И чего им там надо?» – думаю. Вот что-что, а жахаться там совсем неудобно. Но эти ничего. Вошли. «Не иначе как по нужде пошли всей компанией?» – думаю. Минут пять они там побыли. Не больше. И вышли. Одни мужики. Без тёлок. Постояли немного у входа, покурили, потом к машине вернулись, сели и уехали. «Во, – думаю, – Не иначе там тёлок своих грохнули». Спускаюсь, заглядываю внутрь осторожно. «Есть кто?» – спрашиваю. Тишина в ответ. Даже жутко мне стало. Достал спички, подсветил. Никого. Пол коробка исчиркал, до самого конца грота дошёл, никого не нашёл. Пусто. Нет тёлок. Пропали. Только на земле, в расщелинке сумочку нашёл. Белую такую, дамскую. Я её ещё тогда с пригорка заметил. У одной из тёлок. Маленькая, такая белая сумочка. В руке несла. Сумочка, гляжу, есть, а тёлок нет. Выскочил я из грота, растолкал Санька, рассказал ему, что видел, пошли мы с ним вместе. У него в коляске фонарик имелся. Весь грот облазали, никого не нашли.

– Куда же они могли деться? И причем тут ящер? – усмехнулся Коля, доставая вторую баночку Колы из большой полосатой сумки.

– Баночку не выбрасывай, – тут же заметил Иван, закуривая вторую сигарету, – Ящера, я после уже встретил. А тогда, первым делом мы с Саньком к участковому завалились. К Михалычу. Михалыч у нас мужик тёртый, понятливый. Давно служит, повидал всякого. Долго судить-рядить не стал. С нами на мотоцикл, и к гроту. Облазал все, обнюхал и говорит: «Никуда они отсюда даться не могли. Показалось тебе с пьяну». Я ему сумочку. Он её вытряхнул. Пальцами всякие женские финтифлюшки покрутил и про деньги у меня спрашивает. «Деньги там были?» Деньги-то там были. Немного. Для нас – в самый раз. Я их предусмотрительно прибрал до этого. Но ему говорю: «Не знаю. Не видел. Всё как было, всё тут». Он мне, конечно, не поверил, но как возразить? Отыскал пропуск какой-то на эту бабу выписанный. «Ладно, – говорит, – Проверю, кто такая». На том и разошлись. Мы с Саньком к магазину, отовариться, потому, как это уже всё на второй день было, и магазин открылся, а он в район поехал, узнавать про эту бабу, что с ней, да как. Так вот, на утро дня следующего, как раз когда у нас с Саньком уже всё кончилось, является к нам Михалыч и говорит: «Забудь, Ваня, про бабу. Не было её. Понял?» «Это почему?» – спрашиваю. «Забудь, и всё», – отвечает он. «Как же это понимать? – удивляюсь я, – Я же её и вторую, которая была с ней, своими глазами видел!» «Не видел, ты, никого, – говорит он, – Причудилось тебе. Понял?» «А сумка? Сумка, откуда?» – не унимаюсь я. «Нет никакой сумки. И никогда не было, – отвечает он, – Потому как, пришли, и забрали твою сумку. Понял?». «Кто это забрал?» – удивляюсь я. «Кто надо, тот и забрал, – начинает он злиться, – Ты, тупой, что ли? Сказано тебе, ничего не было. Значит, не было. И если, ты, ещё хоть раз вякнешь мне что-нибудь про это дело, то – в морду получишь». И кулаком прямо возле моего носа основательно так повозил. Во так-то.

Иван нервно затянулся и выдохнул из себя густое, белое облако глубокого своего разочарования. Отбросил на пути очередной окурок и достал последнюю сигарету.

– И чем всё это закончилось? – поинтересовался Дмитрий Кириллович.

– Тем и закончилось, – продолжил рассказчик, закуривая, – Все надо мной посмеялись. Выставил меня Михалыч идиотом. Типа, я пьяный, невесть, что несу, а ему за меня расхлебывай. И, главное, все его поддержали. Даже Санек. Сволочь. Но я этого так просто не оставил. Кем-кем, а дураком никогда не был. Взял я свою рыбацкую плащ-палатку, продуктов дня на три и устроился в засаду возле этого грота. Сидел, сидел и на третью ночь, когда уже всё выпил и съел, заели меня комары вусмерть. Погода к тому времени испортилась. Давление упало. Дождик пошёл. Ветерок холодный поднялся. Ну, прямо северный такой, холодный. Решил я в гроте укрыться. Тем более, что в такую погоду, вряд ли кто захочет по лесу гулять. Зашёл осторожно, просветил фонариком, и пристроился на камушек возле стены. Закутался я в накидку, пригрелся, сижу и тут чувствую камень подо мной поехал. Стал он меня в себя как бы втягивать. Я словно погрузился в него, как в масло. Прямо спиной вперед. Вскочил на ноги, развернулся и обомлел. Передо мной Ящер стоит. Огромный такой, двухметровый. Башка острая, треугольная. Вот как, если ящерицу увеличить, так вот он такой, вот, и будет. На задних ногах стоял, как кенгуру. А они у него тонкие такие, длинные. Передние, на наши руки похожи, только пальцы длиннее. Он их ко мне потянул. Глаза у него овальные такие, с черными щелками, будто, даже, как покраснели. Не ожидал он, видно, меня встретить. Думал, опять бабу ему привезли. Потому и промедлил меня схватить. Но я это только потом понял. А тогда, как увидел его перед собой, так, такого дал дёру, что моментально проскочил сквозь камень обратно, в грот, пока камень этот снова не затвердел, и пулей домчался до дома. Прибежал, схватил ружье, зарядил оба ствола крупной картечью, и побежал Санька будить, хоть он и сволочь. Когда мы с ним вместе туда вернулись, естественно, всё оказалось, как обычно. Никакого Ящера мы там не нашли, и напрасно продолбали до утра тот камень, на котором я сидел. Санек опять мне не поверил. Подумал, что у меня крыша поехала. Но я-то знаю, что я там видел.

Иван загасил о ладонь окурок, словно поставив на своем повествовании большую жирную точку, и глубокомысленно молвил:

– Да… вот так-то у нас дела обстоят…