Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»

– Ну, ладно, ладно. Кирилыч, так Кирилыч. Не хочешь, не буду. Называйся, как хочешь. Хоть Карлсоном, – хмыкнул парень и, посчитав на этом инцидент исчерпанным, поднял тяжелые сумки и потянул их обратно к одиноко стоящей скамейке, откуда совсем недавно, судя по всему, их взял при приближении электрички, – Только, кто будет, тебя, так называть? – вдруг, остановился, застигнутый врасплох этой внезапно посетившей его мыслью, – Ты, на себя посмотри, – обернулся на коротышку, – Какой, нафиг, из тебя Дмитрий Кириллович? Нет, конечно, ты, можешь, называть себя так. Называйся, как хочешь, если тебе это нравится. Только, другие, думаю, не сильно захотят поддерживать эту твою… как её… – нахмурился, отыскивая в голове нужное слово, – Инициативу, – обрадовался, отыскав, и поставил сумки на доски сомнительной чистоты, истерзанные вниманием скучающих пассажиров, оставивших на них острыми предметами всевозможные отметины своего томительного ожидания.

– Если, ты, будешь, то и остальные будут, – чуть ли не топнул ножкой Дмитрий Кириллович.

– Да? Ты, так думаешь? – присел Коля, нагнулся, бережно обмахнул широкой ладонью рыжую пыль с носков белоснежных кроссовок фирмы «Адидас», совершенно не гармонировавших своей новизной со старым, потрепанным спортивным костюмом отеческого производства.

* * *

– Все прекрасно понимают, что дело совсем не в росте, – подошёл к скамейке Дмитрий Кириллович, пригладив ручонками на голове свои зализанные, давно не стриженные волосёнки такого же пшеничного цвета, как и усики под носом, – Мы уже давно вышли из первобытного общества. Это тогда рост имел большое значение, поскольку определял ценность охотника. Теперь времена другие. И люди стали другими.

– Как же, другими, – тряхнул парень своими черными кудрями.

– Да, другими, – сжал кулачок маленький человечек, – Теперь знания определяют степень значимости человека. Знания, а не физическая сила. Я тебе уже говорил об этом. Помнишь? Моя теория развития информационного, постиндустриального общества? Она как раз и показывает резкое смещение вектора развития в область информационной сферы. Сила человека определяется не мускулами, и не количеством накопленных денег. Она определяется объемом освоенной информации. Не просто освоенной, а вобранной в себя, осмысленной, преломлённой через сознание. Потому что информация – это не сведения, вычитанные из книг. Информация – это закодированная энергия, выраженная символами, фразами, цифрами, образами. Раскрытие этой кодировки и дает человеку ту самую силу, которая наделяет его способностью управлять материальным миром. Вот почему знание – это сила.

– Ага. Ну, давай, двигай скамейку буквами, – усмехнулся Коля, расстегнул боковой карман ближайшей сумки и достал из него складной ножик.

– Не буквами. Ты, опять ничего не понял. А силой, заключенной в буквах энергии. Вернее, не заключенной, а закодированной ими, потому, что за каждым буквенным символом, скрывается энергия, которая находится в определенном состоянии, – вещал коротышка, в то время как его товарищ неспешно раскрыл лезвие и стал резать под собой деревянную доску скамейки, – И задачей сознания является постичь это состояние энергии, проникнуть в него, войти с ним в резонанс и дальше управлять ею. То есть использовать эту энергию сообразно своей воли. Поэтому вопрос информационного, постиндустриального общества как раз и заключается в том, чтобы понять: как раскодировать эту энергию и как дальше ею пользоваться. Понял?

– Ну, ты, меня совсем задолбал этой своей теорией. Если, ты, такой умный, то почему, ты, такой бедный? – неопределенно пожал плечами собеседник.

– Я вовсе не бедный, – возразил малыш.

– Ага. Ты – богатый. Сопли подотри, богатый.

– У нас с тобой разное представление о том, что такое богатство, и что такое бедность. Ты считаешь, что богатым является тот, у кого много денег. Я считаю, что богатым является тот, кто много знает. А тот, у кого много денег, всего лишь деньгатый, а не богатый, потому, что до богатства, ему так же далеко, как до солнца.

– Ага, видел я твоих богатых в рваных штанах и застиранных кофтах. Насмотрелся. Все десять лет метали перед нами своё богатство. Обогатили на все сто. Смотри, как богато мы зажили, – старательно кромсал парень лезвием доску.

– Кто сумел, тот обогатился. Кто не сумел, – остался нищим. Просто это понимать надо. Хотя это очень простые вещи. Но почему-то именно простые вещи осознаются труднее всего. Люди вообще думать не любят, – заметил рассудительный человечек, вскарабкиваясь на скамейку, – Им всегда нужен кто-то, кто будет за них думать, кто первым им скажет: посмотрите, да это же солнце! И все сразу подхватят: конечно, и как мы раньше этого не замечали! Только, вот, замечать это они не собирались. Думать – это вообще роскошь, доступная единицам. Большинство людей живут себе, день за днём и предпочитают, чтобы за них думали другие. Так жить гораздо удобней. Делай, что велено, и спи спокойно. Им главное сказать: вот это завтра будет вот так-то. Они даже спорить не станут. Примут к исполнению и всё. И будет это вот так-то, как им было сказано. Только сказать им это нужно уверенно, твердо, как само собой разумеющееся. Как окончательное решение. Понятно?

– К чему это, ты? – почесал Коля небитую щеку, явно изнывая от обрушившегося на него словесного потока.

– Да всё к тому же. К правильному обращению. Что? Скажешь, не так? – пристроился рядом коротышка, – Скажешь, Палюля – это правильное ко мне обращение? Да, я ростом не вышел. Я – маленький. Такой вот получился. Но я в этом не виноват. И я не Палюля. Я – человек. Пусть и маленького роста. Я – Дмитрий Кириллович.

– Ладно, сказал же, – окончательно согласился с ним рослый товарищ.

– Я знаю, что для меня ещё не всё потеряно. Люди до тридцати лет растут. Медицинский факт, – вздохнул человечек, – Только денег на это требуется много. Препараты дорого стоят. Я узнавал. А откуда их взять? У нас денег этих никогда не было. Стал бы я иначе по электричкам таскаться. Думаешь, мне очень приятно обезьянку из себя разыгрывать? Но я понимаю, что так выручка больше. Что, таким, вот, образом, привлекается внимание покупателей. Преодолевается установка на отторжение продавца. Всё я прекрасно понимаю.

– Тебя подлечим, меня подучим, – примирительно заключил парень, сдувая деревянную стружку, – Всё будет у нас хорошо. Это же я так… не про себя говорил. Про других. Про то, что они этого не понимают. Я-то тебя знаю. А вот они… – глубокомысленно нахмурил брови, пытаясь сформулировать окончание своей мысли. Но не сумел. Однако на его упитанном, розовом лице задумчивое выражение задержалось ненадолго. Оно, видимо, вообще не привыкло там надолго задерживаться. Налетело, как легкое облачко и растворилось в голубоглазом душевном умиротворении. В конце концов, и так все понятно. К чему слова? – Во, погляди, что получилось, – указал на результат своего труда, – «Тут торчал Коля», – зачитал вырезанную ножом надпись, – Отомстил гадам и след на земле оставил.

– Историческая надпись, – оценил Дмитрий Кириллович, – Что у нас там есть пожрать?

* * *

– Печенье, – ткнул Коля локтем свои полновесные сумки, явно обрадовавшись развороту разговора в привычную для него сторону, – Хочешь?

– И только?! Бутербродов не мог взять! – воскликнул малыш, – Знал же что на весь день едем! Это же так элементарно: позаботиться о тех, кто находится рядом! Заварить крепкого чайку с лимончиком, нарезать колбаски, ветчинки, сыра, в конце концов. Неужели это было так сложно сделать!?.

– Я тебе что, мамка!? – возмутился, вдруг, рослый товарищ на новый поток упреков, – Я, тебе, носи, я, тебе, корми, я, тебе, сопли вытирай! И всё я? А, ты, сам что?

– Нет. Ты, мне не мамка. Ты, мне гораздо больше, чем мамка. Ты – мне друг, – развернул к нему коротышка свое светлое личико, – Потому так и говорю. Потому так часто и повторяю: нужно серьезнее относиться к делу. Не ножиком доски резать, а башкой, как следует, думать. Думаешь, это так просто, взять и заработать миллион? Самому? Без ничего? Другим хотя бы родители помочь могут. А нам кто? У меня мать с грошовой зарплатой, а у тебя отец на вольных хлебах. Мы с тобой можем рассчитывать только на себя. На мою голову и твои ноги. Пора нам взять от этого государства всё, что оно у нас забрало за эти семьдесят лет. Это даже благородно вернуть обратно своё утраченное. Хватит шастать по спортзалам и дискотекам. Хватит покупать мороженное вместо билетов. Хватит швырять деньги на дурацкую дорогую обувь. Пора забыть про всякие удовольствия. Как минимум на год. До тех пор пока не заработаем миллион. Понял? Ладно. Давай. Печенье жрать будем, если жрать больше нечего.

Коротышка расстегнул курточку, достал из нагрудного кармашка клетчатой, фланелиевой рубашки белый, носовой платочек и заложил его под воротничок. Его напарник после неприятно прозвучавших слов снова как-то насупился, но ненадолго, а ровно на то время, какое потребовалось для того, чтобы неспешно раскрыть одну из больших сумок и извлечь из неё несколько упаковок фабричной выпечки разного сорта.

– Тебе какое? – поинтересовался он.

– То, что дешевле, – указал малыш, – Не жрать мы сюда приехали.

– Понятное дело, – протянул ему Коля сдобное.

– Нет, – отмахнулся Дмитрий Кириллович, – Себе это возьми. Мне дай вон то, шоколадное. Я его лучше попробую. Надо знать, чем мы с тобой тут торгуем. Хотя, следует заметить, что больше сидим, чем торгуем.

– Да, ладно, тебе! Прямо зануда такой. Проехали уже, – заметил парень.

– Вот именно, что проехали, – откусил малыш тонкий край шоколадной выпечки, – Что там у нас есть запить?

– Кола. В банках, – раскрыл свою дешевую пачку собеседник.

– Сладко очень. Ладно. Давай Колу. Будем растворять печенье в желудке, – согласился коротышка, – Я для чего тебе всё это говорю? – отхлебнул изрядно из алюминиевой баночки, – Только для того, чтобы, ты, понял, что миллион, просто так, с неба не падает. Его, прежде всего, башкой заработать надо, а не ногами. Но и это не главное.

– А что, по-твоему, главное? – покачал рослый товарищ дорогой кроссовкой, любуясь на неё со стороны, словно говоря: смотри, как ладно сидит. Вот это вещь!

– Главное: это суметь его удержать, – провозгласил Дмитрий Кириллович, – Не просто удержать, а приумножить, пустить в рост, так, чтобы он приносил новые доходы. Регулярно приносил. Так, как это положено капиталу. Понимаешь? Нормально работающему капиталу. Помнишь, ещё Гоголь писал во втором томе своих «Мертвых душ», что трудно бывает заработать только первую копеечку. А потом, когда, ты, её уже заработал, когда набрал свой миллион, то это уже совсем не трудно. Помнишь?

Спортивный парень неопределенно пожал плечами. Но по его выражению лица не составляло большого труда догадаться, что он совсем этого не помнил, потому как, вряд ли в своём усердии дошёл дальше третьей страницы первого тома. В лучшем случае ограничился краткой аннотацией из школьного учебника или просмотрел одноименный мультипликационный фильм о похождении некоего Чичикова. А там, как известно, об этом не упоминалось.

– Так вот, если не помнишь, то я напомню, – продолжил рассудительный напарник, – Гоголь во втором томе писал о том, что легко зарабатывать деньги тому, кто, набирая первый свой миллион, одновременно с ним набрался ума под стать этому миллиону. Кто возрос над собой вместе с этим миллионом. Кто научился управлять им. А управлять им не просто. Потому как возможностей у тебя появляется слишком много. Потому как, чем выше, ты, забираешься, тем этих возможностей становится больше. Но эти возможности ещё нужно понимать. Различать. Но, что наиболее важно, себя ограничивать. Но, более всего, управлять теми обстоятельствами, при которых возможности эти перед тобой открываются. Чем выше, ты, забираешься, тем эти обстоятельства жостче. Тем ответственность твоя выше. Это только кажется, что конкуренция там слабже. Там условия, Коля, другие. Там уже правила другие работают. Не те, что внизу. Правила больших чисел. Их понимать надо. Этому учиться надо. Это тебе не печеньем торговать. Печеньем торговать хоть и тяжело, но просто. А там будет, хоть и просто, но тяжело. Об этом Гоголь и писал. И если, ты, сейчас со своим грошовым мышлением хапнешь, вдруг, миллион, то надолго он у тебя не задержится. В лучшем случае это будет только денежная сумма, а не капитал. Ты быстро её просадишь, спустишь на «нет». Потому как не сумеешь правильно ею распорядиться. Не знаешь ещё, что это такое, и каково бывает обладать такой суммой. Поэтому я и говорю, что вместе с первой копеечкой, надо ещё и мозги наращивать. Учиться надо. Учиться, для того, чтобы стать богатым. Богатым, а не деньгатым.

– Слушай, жуй, ты, свое печенье. Оставь, ты, меня в покое. Вот прицепился. Тебе надо, ты, и учись. А я лучше сумки поношу. Сам знаешь, не лезет в меня эта твоя наука. Скучно мне от неё. Спать хочется. Вот если бы таблетку такую изобрели, чтобы съел и сразу всё знаешь, тогда другое дело. Такую, я бы купил. А так…

– Болван, ты, Коля, – заключил маленький собеседник.

* * *

В конце платформы появился мужик неопределенных лет. Судя по расслабленному состоянию, местный, бездельно убивающий время шатанием по окрестностям. Он с любопытством посмотрел на две странные фигуры, торчащие возле скамейки, и медленно направился в их сторону, слегка пришаркивая стоптанными кирзовыми, строительными башмаками по выщербленному, асфальтовому покрытию.

Поравнявшись с незадачливыми пассажирами, он, как бы невзначай, заметил:

– Баночку не выбрасывайте.

Фраза адресовалась большому, одетому в синий, спортивный костюм, и предполагала, чтобы тот проследил за своим мальчиком, шумно посасывающим «Кока-колу», а то тот метнет её в густые кусты, так после неналазаешься, доставая.

– Ага. Не выбросим. Нам банки не жалко, – живо отреагировал большой – Печенье купи. Банка – бонус.

– Купишек нема, – явил местный щербатую ухмылку на небритом, сером лице.

Запустив руку в оттопыренный карман промасленной телогрейки, он извлек на свет замятую папироску.

– Прикурить не найдется?