Вскормить Скрума

– Чаво? Не то? Крепко? – хихикнул самогонщик, – Это первач. Это сила.

– Какой первач! Чего ты мне воду суешь? Издеваешься? Все вы надо мной издеваетесь? Я уже за день ее вот так нахлебался, – черканул мужик себе по горлу большим пальцем правой руки.

– Вода? Какая вода? Чо ты брешешь? – изумился старик, нюхнул горлышко и расплылся в широкой улыбке, – Первач, – отхлебнул для большей убедительности прямо из горла, гаркнул, – Настоящий. Ядреный. На-ка, попробуй, – плеснул добавки в стакан.

Треха понюхал мутную жидкость – самогон, поднес к губам – вода. Поставил стакан на лавочку и чуть не заплакал.

– Эка… – в очередной раз удивился Степан взял стакан, поднес к носу, понюхал, попробовал – самогон.

– У тебя это того, вкус отшибло, – заключил он и опустился на лавочку рядом с Колькой, – Чистейший продукт отвергаешь. Даже обидно. Когда это было, чтобы мой самогон в горло не шел? На, попробуй, говорю, как следовает, – снова протянул стакан.

Колька второй раз принял стакан, понюхал – самогон, поднес к губам, а в рот потекла обыкновенная вода. Плюнул на землю и отвернулся к стене дома.

– Ты продуктом моим не плюй, – строго пригрозил старик, – Это тебе тут не плевательница. Взялся пить, пей, как у людей положено. Не пьешь, так катись отседова, туда, откуда пришел. И больше по моему двору не шастай.

Пришлось Трехе, скрипя сердцем, выпить предложенный стакан воды. Выпил, поставил на лавочку, посмотрел в глаза Степанычу, развел руками и вздохнул тяжко.

– Что? Не пробрало? – удивился самогонщик, – Со стакана и не пробрало? Эка…

Налил второй. Колька выпил. За вторым третий. После того, как четвертый оказался пуст, а вместе с ним и литровая бутыль Степаныч охнул.

– Ты… ты… Это того… Что же ты мой продукт жрешь как воду?! – хлопнул он белесоватыми глазами, – Это же тебе не то что… Эка…

– Я чего? Я ничего? Это фиг знает чего! – только и ответил Треха.

Помолчали мужики, подумали каждый о своем. Не знают, что делать. У одного голова болит, весь мир на части разламывается, другому задача задалась, прямо скажем, архинаисложнейшая. Никогда такого не встречал в жизни, чтобы мужик чистейший самогон как воду лупил, когда доподлинно известно, что это не вода.

– Верно, сглазили тебя, – предположил Степаныч, – Порчу на тебя навели.

– Чего там? – обреченно махнул Колька рукой, – Все одно. Это не жизнь.

Вышла из дома баба Дуня, жена Степаныча.

– Чаво это вы тут сидите? – набычилась, увидев нежеланного гостя.

– А вон, глянь, что твориться, – ответил старик.

– А то я не вижу!

– Нет, ты, поди, глянь, говорю.

– Опять самогон пьете, сволочи, – резко заключила она.

– Вот, дура, баба, – возмутился хозяин.

– Да не дурней вас, разгильдяев.

– Нет, ты погляди, чо тут такое. Чаво в мире делается.

– Да вижу – ничаво новава. Все самогон, окаянные, жрете. Шли бы работали. Бригадир с утра по деревне ходит. Всех мужиков на сенокос сгоняет.

– Самогон, говоришь? Это, что мы пьяные, по-твоему, сидим, чо ли?

– А то я не вижу?

– А ты видишь! Видишь бутыль пустая. Чаво тут пить?

– Так сожрали уже. Дело дурное не хитрое.

– А то мы сидим пьяные?! Ты бы лучше посмотрела, чаво делается. Это же не поймешь, чаво делается. Это же черт знает чаво такое. Стой тут, я щас, – распорядился хозяин и быстро вбежал в дом, откуда через мгновение вернулся со второй бутылью самогона, – Гляди, чаво делается, – кинул по дороге своей бабе, налил полный стакан и протянул Трехе, – На. Пей.

– Не хочу, – отвел рукой гость подношение.

– Во как напился. Уже и не хочет, – выдала баба Дуня

– Пей, говорю, – приказал хозяин.

– Не могу. Не могу больше пить. Не лезет, – взмолился Колька.

– Представляешь, один всю литровую бутыль выпил, и ни в одном глазу, – пояснил Степаныч, – Не берет. Даю – не хочет. Что с мужиком стало?

Видит Дуня, мужики настроены серьезно. Не шутят. Где это видано, чтобы заядлый алкаш среди бела дня не казался пьяным? Сидит, насупившись, словно мышь, злыми глазами стреляет и от выпивки наотрез отказывается.

– Видала? – снова поинтересовался Степан.

– Чаво это? – пожала она плечами.

– А я об чем? – воскликнул самогонщик, – Видала? Видала, чаво с человеком делается?

– Видала, что он тут бездельничает.

– Вот, дура, баба.

– Гнал бы вон его на работу. Заместо таво, чтобы тут дурью с ним маяться.

– Ничаво не понимает. – развел руками старик, – Тут можно сказать на ее глазах чудо свершилось, а она не видит.

– Брось, дед, пойду я, – тяжело поднялся с лавочки Треха.

– Нет, ты погоди. Я ей объяснить хочу, что б она не думала, будто мы тут сидим как какие-нибудь. Пусть ка она узнает, чаво в мире делается. Это можно сказать вопрос глубокомысленный. Жизни и смерти можно определить.

– Во, напился, дурак! – махнула рукой Дуня.

– Я напился? Ты видела? Нет, ты слыхал? А ну, Треха, покажи ей, – раззадорился хозяин.

– Пойду я, – поднялся с лавочки гость.

– Стой! – Степан снова сунул ему под нос полный стакан, – Пей, говорю.