– Да, отряхнул. Это ты правильно, Вася, сказал. Так дело и было, – Колька насупился, вперился исподлобья в своего соседа и только желваки заходили на широких скулах небритого лица.
– Конечно, так оно того этого и было, – поспешил согласиться собеседник и в первый раз пожалел о том, что вообще связался с таким придурком. Теперь агроном к бригадиру побежит жаловаться, тот учинит разборку, придется оправдываться, за что человека среди бела дня изваляли… И вообще, что в это время на другом краю деревни делали… Как объяснить? Не любил мужик засвечиваться. Сторонился начальства и вообще всякого к себе общественного внимания. Старался избегать в меру сил скандальных историй. А тут впутался по самые немогушки в такое неприятное дело. Да еще с Трехой. Прямо скажем, поганая получилась прогулка. «Вот уж правы люди, не путевый он, – подумал мужик, – Все у него наперекосяк».
– Ты это дымить кончай. Достал ты меня своим дымом, – сухо заметил Колька.
Василий тут же бросил на землю нервно раскуренную папиросу и придавил носком кирзового сапога.
– Я говорю: не дыми, – назидательно приподнял скрюченный палец Треха, – Башка обуглится.
«Точно, крыша поехала, – догадался сосед и стал думать о том, как бы ему улизнуть по-тихому в сторону, – Ну, его к лешему, дурака этого. Совсем сбрендил. Теперь уже и покурить нельзя. Отшибло ему башню начисто, как есть отшибло. Того и гляди кинется, как на агронома».
Тем временем подошли к дому Степаныча.
– Ты это того этого иди к нему, а я того этого… мне до дому надо, – сообразил вдруг Василий, – Сам понимаешь… – неопределенно развел он руками, – Косу на лугу оставил, – повернулся и пошел быстрым шагом обратно, пока Треха не успел ничего в ответ выкинуть.
* * *
Степаныч копошился возле луковой грядки, сооружая из пластиковой бутылки трещотку на палке для отпугивания надоедливых кротов, когда калитка тихонько скрипнула и во двор заглянула лохматая голова Трехи.
– Тебе чаво? – поинтересовался старик.
– Мне бы… – неопределенно промычал Колька.
– Чего бы? – уточнил хозяин.
– …Побазарить бы… – нашелся незванный гость.
– Коли побазарить захоть. А большего у меня ничегось нету. Вчерась еще было, а по утру – кончилось. Новое не ставил, – пригласил хозяин, указывая рукой на аккуратную лавочку возле стены дома.
Треха вошел весь. Степаныч унял мохнатую собаку на длинной цепи и они сели рядышком на солнышке.
– Сарай у меня рухнул, – печально поведал Колька.
– Да ну? – удивился старик, – Весь? Это какой?
– С дровами.
– Это не тот, что еще батька твой Петро сразу опосля войны ставил?
– Он.
– Добрый сарай. Петро ставить умел…
– Прямо на меня. Гляди шишак какой, – подставил мужик под нос деду затылок измазанный зеленкой, – Стропилой садануло.
– Эка…
– Едва жив.
– Добрый шишак. У меня у самого такой был, когда с моста саданулся об надолбу. Зеленкой баба мазала али фельдшер?
– Химия на меня вытекла, – уточнил собеседник.
– Химия? Это какая? – поинтересовался Степан.
– Зеленая. Из пластмассовой бочки.
– Из какой такой бочки?
– Из синей.
– Это которые по сто литров в совхоз завозили в восьмидесятом?
– Она.
– Эка…
– Еле отмыл, – тяжело вздохнул Колька.
– Добрая химия. Всех жуков потравила. Их потом, почитай, лет десять ни одного не было.
– Васька, сосед, водки налил, а она не идет, – продолжил разговор Треха.
– Да ну? Водка? Не идет? – удивился самогонщик.
– Пошли к фельдшеру. Тот спирта налил. Две кружки выпил и ничего, – печально уточнил Колька.
– Да ну? И ничего? – в тоне собеседника послышалось недоверие.
– Васька видел. Соврать не даст, – твердо заявил гость.
– Васька? Васька не даст. Где ж ему дать то? С яво, чтобы взять, сперва найти надо. Опосля спрашивать. Да где ж его ноне найтить, когда он еще на подходе стрекоча дал? – снова сочувственно покачал головой хозяин, – Беда…
– С глазами сделалось что-то, – печально продолжал Колька, – Вижу хреново. Вернее хрень всякую. Ее вроде как нет, а я ее вижу. У Васьки с Филипычем дым из ушей прет. Я его вижу, они – нет. Кирилыч рожи страшные корчит. А у тебя на плече черт сидит. Как теперь жить?
– Да ну? Черт?
– Может и не черт. Дым у тебя фигуристый. Точно черт, – уточнил Треха.
– Эка…
– Думал, выпью пройдет. А не выпить. Не берет спирт. Не забирает. Пью, будто воду. Что водка, что спирт, все одно. Ничего не помогает. Одно сплошное страдание. И за что мне так? – закончил Колька и уставился тупо в землю промеж своих башмаков.
– Погоди-ка. Посиди тут, – Степаныч поднялся и зашаркал своими стоптанными сандалиями на босу ногу по деревянным ступенькам высокого крыльца дома. Едва скрылся за входной дверью, как тут же вернулся с литровой бутылью мутной жидкости в руках. Неторопливо вытащил пробку, извлек из кармана пузыристых штанов граненый стакан, наполнил на две трети и протянул Трехе, – На-ка, выпей моего. Мое-то не фабричное. Мое приличное. Мое возьмет. Полегчает.
Колька с обреченным видом принял подношение, глотнул и выплюнул на землю.
– Издеваешься, дед? – сердито стрельнул глазами.