– Говорят, время лечит. Я уже почти привыкла. Почти.
Ветер унес конец ее фразы, но Анна поняла, что хотела сказать Людмила.
* * *
Двухэтажный многоквартирный дом на окраине Петрозаводска разительно отличался от всего того, что Анне приходилось видеть раньше. Это была одна из нескольких ветхих построек, судя по всему, еще чуть ли не довоенных времен. Наверняка раньше здесь были какие-нибудь бараки для офицеров, но сейчас дома выглядели не просто обветшалыми, а откровенно аварийными.
Сулажгора был из тех районов, по которым Смолина предпочитала ночью не ходить. Серые панельки, гаражи, исписанные маркером остановки. Дорога шла вдоль окраины района, слева тянулось дикое поле, заросшее бурьяном. В нем, словно облысевшие ели, торчали скелеты высоковольтных вышек.
Оставив машину на обочине, Смолина включила карманный фонарь и осторожно вошла в неосвещенный подъезд. Краска здесь облупилась, да и сам дом как-то скособочился, просев в фундаменте – стены были покрыты трещинами. Нужная квартира была на втором этаже, и Анна удивилась, увидев широкую деревянную лестницу. По всему было похоже, что дом доживал последние годы, и было странно, что здесь кто-то еще живет – в паре окон она еще с улицы заметила свет.
Дом был старинной планировки, и на этаже было всего две квартиры. Нужная Смолиной дверь была самая старая и ободранная. Анна замерла перед ней на несколько секунд, словно не решаясь вторгнуться в чужую жизнь, давно ставшую смертью. Прошлое, до этого лишь эфемерно преследовавшее ее во снах, становилось все более реальным, обретая физические формы. Это пугало, но, с другой стороны, делало видимым, осязаемым. А значит, с этим уже можно было что-то сделать.
Смолина сунула ключ в ржавый замок, и в это время слева от нее раздался скрежет. Анна вздрогнула от неожиданности и выронила ключ. Соседняя дверь открылась, осветив темный коридор.
– Вам что здесь надо? – послышался старческий голос. В дверном проеме Смолина увидела древнюю старушку с мусорным пакетом в руке.
– Я подруга Кати… – растерянно произнесла Анна, шаря руками по пыльному полу в поисках ключа.
– Громче говори, дочка, я глуховата! – проскрипела соседка.
– Я говорю – я к Кате!
– К Катьке-то? Так она не живет здесь уже года, почитай, два! – прошамкала старушка.
– Три. Ее убили, – тихо сказала Анна. Под рукой звякнул ключ.
– Страсти-то какие! – всплеснула руками старушка. – А я?то и не знала! То-то смотрю – не приходит никто! Думаю, съехали, что ль?
Анна вновь вставила ключ и повернула, но ничего не произошло – он застрял в замочной скважине.
– На себя дерни дверь-то, дочка, – подсказала старушка. – Катька-то всегда с ней тоже колупалась… Вишь, дом старый, ремонт не делали испокон веков…
Анна дернула дверь и с силой вогнала ключ, тут же провернув его вправо. Замок щелкнул, и дверь открылась.
– А что случилось с Катенькой? А как же Машенька, дочка-то?
– Я не знаю, извините… – буркнула Анна и проскользнула внутрь.
– Господи помилуй, жуть-то какая творится… – слышались причитания старушки. – Я?то вон одна живу, никому не нужна…
Соседка поплелась выносить мусор, и Смолина поспешно прикрыла дверь.
Квартира встретила ее темнотой и запахом пыли и плесени. Анна нашарила выключатель, но он лишь сухо щелкнул – электричество давно отключили за неуплату. Она осветила фонарем прихожую.
Она чувствовала себя словно вор, тайно прокравшийся в чужую жизнь. И если бы не грязный сверток в ночном лесу – она бы не имела права на это. Но та ночь сделала эту трагедию для нее личной.
Смолина огляделась. В тесной прихожей стояло несколько покрытых пылью пар недорогих, но изящных туфель. На крючке, вбитом в стену, висело женское пальто, элегантный зонтик и шляпка. Видимо, Катя при жизни любила наряжаться, хотя денег у нее явно было не много. В углу стояли аккуратные оранжевые резиновые сапожки.
Квартира была двухкомнатная. Анна прошла в гостиную. Если здесь и побывала милиция, то бардак они не навели – квартира выглядела словно древняя девственница, про которую все забыли. Анна поняла: здесь все было точно так же, как и три года назад.
Никто не приходил сюда протирать полы, стирать пыль со стола и поливать цветы, которые осыпались высохшими в труху лепестками, словно у них была своя, личная осень. Мусорное ведро так никто и не успел выкинуть – оно было наполовину заполнено. На стене висел отрывной календарь с датой: одиннадцатое сентября две тысячи третьего года.
Смолина медленно прошлась светом фонаря по комнате. На прикроватной тумбочке лежал потрепанный женский журнал, стояла шкатулка с дешевыми украшениями, косметичка. На полках, покрытых сантиметровым слоем пыли, рядком виднелись корешки книги – Ремарк, Набоков, какая-то беллетристика по саморазвитию, «Сто лет одиночества» Маркеса. Среди такого соседства нелепо смотрелся диск с какой-то компьютерной игрой, непонятно как оказавшийся среди книг. Анна повертела его в руках – на обложке было написано «Клуб одиноких китов», но на самой картинке ничего про китов не было. Девочка с внешностью северянки и глазами цвета ледяной голубизны, словно глядящими откуда-то из бездны. Но привлекала она в первую очередь не огромными глазами, а чрезмерно выпуклой формой груди в стиле аниме, короткой юбочкой и глубоким декольте. Она хищно улыбалась, а в ее окровавленной руке виднелся ритуальный нож. Все это напомнило Смолиной детство, и она поспешила отложить диск. Странный выбор, особенно учитывая, что компьютера в квартире она не заметила. Впрочем, кто знает, что в голове у восемнадцатилетней девчонки? Она и сама была такой когда-то давно.
Анна перевела луч фонаря дальше. На стуле навалены шмотки, на спинке до сих пор висит женское белье. Все было как в обычной комнате обычной одинокой девушки, за исключением некоторых моментов, заставляющих сердце Смолиной каменеть. Вот посреди комнаты повесил голову деревянный пони, у которого вместо ног – выгнутые полозья, благодаря которым он может раскачиваться туда-сюда. Около кровати – детская колыбель. Под стулом лежит никому не нужная пластиковая кукла. На кровати разбросана детская одежда – штанишки, кофточка, носочки, – все такого игрушечного размера, что сложно поверить, что это все принадлежало когда-то живому маленькому человечку. Комната закружилась перед глазами, и Анна по стеночке добралась до ванной. Она нервно крутанула вентиль холодной воды, но кран лишь издал жалобный скрип – вода была отключена. Смолина уперлась рукой в стену и медленно опустилась на край ванны. Слезы сами собой потекли из глаз. Не надо было ей приходить сюда. Она думала, что это касается и ее, но сейчас она убедилась: здесь была другая жизнь, чужих людей. И их больше нет – ни людей, ни жизни.
Анна с трудом встала и оперлась о раковину. Из зеркала, спрятавшегося за толстым слоем пыли, на нее смотрела бесконечно усталая и несчастная женщина. В голове крутилось: «Какого черта ты тут делаешь, Смолина? Людмила была права – три года прошло, пора забыть. Время лечит».
Она уже собралась уходить, когда взгляд зацепился за что-то странное. Анна даже не сразу поняла за что. Просто где-то на границе сознания поселилась мысль, что что-то не так в этом жилище одинокой девушки. Но что именно?
Она осветила фонарем ванную комнату – ничего необычного. Полотенца на сушилке, сложенная гладильная доска в углу, тюбик с пастой и зубная щетка на раковине, набор шампуней и ополаскивателей на полочке у ванной. Но именно там что-то было не так. И только присмотревшись, Анна поняла – один из шампуней был мужским.
Теперь она осмотрелась более внимательно и вскоре заметила то, чего не видела раньше, – из-под ванны торчали тапочки примерно сорок третьего размера. Смолина вспомнила аккуратную обувь Кати – она бы ни за что такие не надела.
Анна еще раз прошлась по квартире, подмечая мелочи. В шкафчике в ванной она нашла еще одну зубную щетку – не новую – и дорогущий мужской одеколон «Северное сияние»; на кухне явно больше посуды, чем необходимо одинокой девушке с грудничком; на столе ваза с осыпавшимися розами. Напоследок Анна решила покопаться в мусорном ведре и нашла то, что искала, – коробку от конфет и пустую бутылку шампанского.
Она вышла из квартиры и, подумав, аккуратно постучала в соседнюю дверь. В квартире явно кто-то был, но Анне пришлось постучать еще трижды, прежде чем за дверью послышались шаркающие шаги, щелкнул замок и в неширокой щели появилось подозрительное лицо старушки в огромных очках в роговой оправе.
– Чего тебе, дочка?
– Скажите… Катя красивая была?
– Твоя правда, – вздохнула старушка. – Красавица, упокой Господь ее душу…
– К ней кто-то ходил?
Старушка аж отпрянула, словно Анна вторглась в святая святых.
– Да что ты говоришь такое, дочка! Никто не ходил к ней! Катя порядочной девушкой была, нечего тут выдумывать!
– Она же молодая была совсем! Не может быть, чтобы совсем одна была! – не отставала Анна. – Ну вы же наверняка видели!
– Да что я видела! У меня вон очки, зрение плохое, да и слух ни к черту! – запричитала бабка. – А по пятницам я на все выходные вообще на дачу уезжаю.
– Ну ведь кто-то к ней приходил! – не унималась Смолина.
– Ничего я не видела! – отрезала старушка и захлопнула дверь перед лицом Анны.
Руна 5
Из огнем кипящей бездны,
Из больших порогов Рутья,
Из стремнины водопада,
С половины задней неба,
С облаков далеких, тонких,
Со стези ветров весенних,
С места их отдохновенья.