Поиск Анны

– Людмила Викторовна?

– Можно просто – Людмила, – сказала она устало и бесцветно.

– Я Анна.

– Что вам нужно?

Солнце медленно таяло за серыми высотками, растворяясь в осенней мгле. Что ей нужно? Если бы Смолина знала! Она смотрела в эти усталые серые глаза, словно пытаясь найти в них ответ.

– Я хотела поговорить о…

– Кате.

– Да.

Небо вновь заволокло – осенью это происходило почти мгновенно, словно кто-то подгонял облака, спеша погрузить мир во тьму. Прохожих в такую погоду почти не было, и шелест начинающегося дождя подчеркивал тишину и пустоту, которые вдруг стали физически ощутимыми.

– Катя… а что Катя? Ее нет больше. Была – и нет, – она говорила еле слышно, словно слова сдувал ветер.

– Как вы думаете, кто мог такое сделать с ней?

– Я не знаю. Но ему гореть в аду за такое. Господь не попустит, – сокрушенно произнесла Людмила.

– У нее кто-то был?

– Кто-то? Мужчина? – Людмила покачала головой. – Она и не искала. Отец ее ребенка бросил их сразу же… Она боялась снова обжечься.

– Друзья? Подруги?

Людмила медленно покачала головой.

– С кем-то же она общалась! Мне нужно зацепиться за что-то, чтобы… чтобы найти.

– Милиция уже искала… Ничего не нашли.

– Может, они что-то упустили?

– И вы думаете, что, поговорив со мной, найдете убийцу? Что вы хотите от меня? Что я могу вам дать? У меня ничего не осталось. Все, что было, у меня забрали три года назад.

– Вы были в квартире дочери? После… после той ночи?

Людмила покачала головой.

– Нет. Я так и не смогла зайти туда.

– Людмила, я понимаю, что это тяжело, но… я бы хотела осмотреть квартиру Кати.

– Зачем вам это?

– Я хочу понять ее. Может, там есть что-то…

– Я не про это. Зачем вам копаться в моем прошлом?

Анна не нашлась, что ответить. Людмила смотрела мимо нее.

– Вы знаете, что такое никогда больше не услышать слово «мама»? Никогда не обнять свою дочь? Я вижу ее во сне, хочу обнять, но она ускользает от меня…

Ветер трепал края ее зонта, снося нависающие гроздьями капли дождя и унося в пустоту. Зря она сюда приехала. Не стоит беспокоить старые раны.

– У вас есть дети? – внезапно спросила Людмила.

Анна сглотнула ком, внезапно подкативший к горлу.

– Девочка. Приемная.

Людмила впервые взглянула ей прямо в глаза.

– А свои?

Анна покачала головой.

– Я… я не могу…

Холодный воздух попал в горло, и Смолина захлебнулась им. Она ни с кем не обсуждала это. Тема была табу. Но она хорошо помнила тот день. Врач тогда сказал – такое бывает, не всем дано – каждая седьмая пара этому подвержена. Но жизнь продолжается, сказал доктор. А Анна сидела и не могла понять, как это. У него, может, и продолжилась жизнь. И у других. У всех, кроме нее, у семи миллиардов людей. А у Смолиной тогда остановилась.

Людмила ничего не ответила, но в ее взгляде Анна впервые увидела то бессловесное понимание, каким могут обладать только матери, пережившие утрату.

– Вы же… это вы тогда нашли мою Машеньку?

Анна кивнула.

– Иногда ночами я снова оказываюсь в том лесу, – тихо произнесла Анна. – Бреду сквозь дождь и тьму и ищу… ищу их. И каждый раз я верю, что смогу найти. Каждый раз.

– Уже не сможете. И никто не сможет.

Они стояли друг напротив друга в объятом моросью городе. Там, за серыми домами, очередной раз умирало солнце. Каждая из этих женщин похоронила что-то свое. Но вместе с вечерними тенями оживали и их призраки из прошлого.

– Мне не стоило приезжать, – произнесла Анна. – Извините, что потревожила.

Она уже хотела развернуться и уйти, когда женщина протянула руку.

– Вы все равно ничего не найдете. Потому что ничего нельзя вернуть.

На раскрытой ладони блеснули ключи. Анна взяла их и молча положила в карман. Слова и благодарности были излишни – две женщины уже все сказали друг другу и гораздо больше поняли без слов.

– Не забудьте вернуть вечером.

Анна кивнула Людмиле и пошла к машине, услышав негромкое, произнесенное в пустоту: