Слеза Будды

– Да, – ответила я, продолжая рыдать ещё громче.

– Татьяна Павловна, успокойтесь. Прошу вас, – сказал он, прислонив мою голову к своей груди, и начал ласково гладить волосы и вытирать слёзы, текущие непрерывным потоком из моих глаз, своим носовым платком.

Почувствовав себя защищённой в его объятиях, я быстро взяла себя в руки.

– Понимаете, насколько я поняла со слов следователя, Борис Львович был убит с субботы на воскресенье, как раз в то время, когда я возвращалась от него домой, оказавшись последним человеком, видевшим его живым, и у меня нет алиби на это время.

– Можете не беспокоиться на этот счёт. Алиби я вам обеспечу – скажу, что в это время вы были со мной.

– Нет, Александр Ромуальдович. Вас могут привлечь за дачу ложных показаний. Я не могу этого допустить, тем более это ничего не даст. Кроме того, что я вам перечислила, на бокале, да и не только, найдут мои отпечатки пальцев. А если следствие узнает о назначенном на понедельник нашем бракосочетании, ваши показания не только не примут во внимание, но и вас могут заподозрить в соучастии в убийстве. Представляете, какой ажиотаж будет в больнице? Вы сможете помочь мне, только если будете находиться вне всяких подозрений.

– Наверное, вы правы, – согласился шеф. – А для чего вы ходили к Борису Львовичу?

– Он сам меня пригласил. Хотел познакомить со своей новой помощницей, Зиной. Заодно и серёжку не терпелось ему показать. Кстати, чёрного бриллианта в ней не оказалось.

– О чём это вы? – искренне удивился шеф.

– Родовое проклятие на самом деле связано не с серёжкой, а с чёрным бриллиантом, в которой он находился, – ответила я со вздохом, поняв, что Рихтер не мог об этом знать.

– Так, может быть, и не было никого чёрного бриллианта?

– Был. Борис Львович сказал, что камень был подменён, но кем и когда – теперь уже никто не узнает, тем более что серёжка исчезла.

– Как исчезла? Вы разве не забрали её с собой?

– Борис Львович попросил оставить её до утра, чтобы проконсультироваться с ювелиром, у которого вы заказывали кулон. Может быть, он и есть убийца.

– На меня Евгений Борисович произвёл очень благоприятное впечатление. Я уверен, что он не мог этого сделать. И потом, я не вижу мотива для совершения такого злодеяния.

– Насколько мне известно из литературных источников, самые чудовищные преступления совершают как раз люди с незапятнанной репутацией. А что касается мотива, он совершенно очевиден – на свете не так уж много людей, способных устоять перед соблазном завладеть такой ценностью, а тем более ювелиров. Вы знаете, где он живёт? Я должна сейчас же поговорить с ним.

– Вы с ума сошли! У вас постельный режим. К тому же я не знаю его адреса. Мы встречались дважды и оба раза у Бориса Львовича – когда он заходил за эскизами его отца, чтобы изготовить кулон, и при получении мною заказа, хотя, думаю, для следствия не составит труда его узнать. Танечка, а вы говорили следователю, что на жизнь Бориса Львовича уже совершалось покушение? – спросил Рихтер.

– Нет. Я настолько была шокирована известием о его убийстве и тем, что меня подозревают в нём, что совершенно забыла об этом происшествии. Бедный Борис Львович! Не могу представить, что его больше нет, – произнесла я, всхлипывая, и слёзы невольно снова покатились из моих глаз.

– Слезами горю не поможешь. Нужно хорошо обдумать, кто мог вас подставить. А что представляет собой его помощница?

– Я видела её только один раз. На меня она произвела приятное впечатление.

– Так, Татьяна Павловна, прекращайте рыдать, – строгим голосом сказал шеф. – У меня есть знакомый адвокат. Я сегодня же с ним свяжусь. А сейчас вы должны лечь в кровать и постараться уснуть. Попрошу дежурную сестру дать вам снотворное.

– Спасибо, Александр Ромуальдович!

– До завтра! – сказал шеф, улыбнувшись. – И ни о чём не беспокойтесь. Всё будет хорошо! Я вам это обещаю.

Поняв, что моя выдуманная командировка в Ленинград может задержаться на неопределённое время, я позвонила с сестринского поста родителям, чтобы предупредить об этом.

«Недаром говорят: „От сумы и от тюрьмы не зарекайся“. Кто же всё-таки мог меня так подставить? О том, что я собиралась показать Борису Львовичу очень дорогую антикварную вещь, никому не было известно. Единственным человеком, которому антиквар хотел показать её, был ювелир. Кстати, Зина могла подслушать наш с ним разговор, притаившись за одной из колонн, вернуться в магазин после моего ухода под любым предлогом, убить его, забрать серёжку и спокойно уйти. Неспроста она так быстро засобиралась домой. Кстати, нужно узнать, как был убит Борис Львович и была ли дверь заперта, когда обнаружили его тело, – рассуждала я, всё ещё не в силах поверить в то, что весь этот кошмар происходит со мной и что именно я нахожусь в центре ужасной детективной истории в статусе подозреваемой. – А может быть, серёжка всё-таки не исчезла? Не мог же следователь запомнить все предметы, находящиеся в описи, после того как магазин был опечатан», – тешила я себя надеждой, направляясь в свою палату, рядом с которой на кресле дремал «бдительный» охранник.

Несмотря на то, что в голове продолжали роиться мысли, сильная усталость и снотворное сделали своё дело – я уснула. Весть о моём незавидном положении быстро разнеслась по больнице. На следующий день ко мне заглянул Кабан.

– Привет, Тыква! Слышал, скоро освободишь для меня место, – сказал он, выкладывая на тумбочку фрукты.

– Да, Кабанчик, даже сухарей не успею насушить, как окажусь в каталажке. Ты уж позаботься об этом. Надеюсь, по старой дружбе будешь передачки носить.

– Всенепременно. Слышал, антиквара какого-то замочила.

– Слухами земля полнится.

– Я серьёзно. Правда, что ли?

– Лёха, тебе так не терпится занять моё место, что ты всяким бредням готов поверить?

– А чё тогда этот хмырь за дверью делает?

– Как чё? Меня охраняет.

– А чё тебя охранять?

– Чтобы не выкрали или не добили на месте. Меня же убить хотели.

– Да кому ты нужна, чтобы тебя убивать. Говорят, это ты кого-то грохнула, – разразился хохотом Кабан.

– Вот чудак-человек. Ты сам-то хоть в это веришь? Трудно, что ли, догадаться, что это легенда? – входя в раж, серьёзно произнесла я.

– Да иди ты! Хватит меня разыгрывать.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но я – секретный агент под прикрытием, – продолжала я сочинять небылицы, чтобы хоть немного отвлечься от грустных мыслей, тем более что Кабанчик начал вестись на мои бредни. – Меня готовятся заслать в тюремную больницу, чтобы разоблачить одного предателя родины, связанного с американской разведкой. Может быть, даже в наручниках отсюда поведут для маскировки. Ой! Я же тебе секрет государственной важности выдала. Что теперь будет? – будто неожиданно спохватившись, вскрикнула я через минуту. – Лёха, я тебя умоляю, никому ни слова. Иначе вся операция будет на гране срыва. Да и тебе не поздоровится, если сболтнёшь что лишнее. КГБ тебя моментально загребёт. Мало не покажется. Так что завязывай свой длинный язык узлом и не развязывай, по крайней мере, до окончания операции… Ладно, Кабан, иди, – уловив страх в его глазах, сказала я. – У меня здесь встреча с шефом контрразведки назначена. Надо получить дальнейшие указания. Для тебя будет лучше, если он тебя здесь не увидит.

– Удачи тебе, Тыква! – нерешительно произнёс Лёха, закрывая за собой дверь.

«При других обстоятельствах я бы смеялась до колик, но, к сожалению, это был не тот случай», – подумала я, с грустью посмотрев на только что закрывшуюся дверь и вспомнив рассказы Пал Палыча о тюремной жизни. Мне живо представилась шконка, кишащая тараканами, клопами и вшами, которую мне предоставят в вонючей камере человек на двадцать, рядом с парашей. От мысли о тех унижениях, которым меня будут подвергать по ложному обвинению, мне стало не по себе. «А какой это будет позор для моих близких! – думала я. – Лучше бы мне оказаться на месте Бориса Львовича».

В этот день Тася с Люсей заглядывали ко мне. Конечно же, они не верили предъявляемым мне обвинениям, но ничем помочь не могли. Я с нетерпением ждала Рихтера, но и он не принёс мне утешительных вестей:

– Танечка, я говорил с адвокатом. У Игоря Абрамовича, как и у любого другого адвоката в нашей стране, к сожалению, очень ограниченные возможности принимать участие в досудебных разбирательствах. Он обещал помочь только советом и поговорить с одним человеком из органов.

– Спасибо и на этом, Александр Ромуальдович! Это уже кое-что. У меня же есть знакомый следователь! – вдруг вспомнила я. – Виктор. Он недавно перевёлся в Ригу из Подмосковья.

– Ваш бывший?

– Он мне никакой не бывший. Виктор – просто мой друг.

– Друг так друг. Сейчас помощь любого друга не помешает.

Постаравшись перевести разговор на другую тему, я начала расспрашивать Рихтера, что нового в отделении.

– Да всё по-старому. Вас только не хватает.