Глазами маски

Исходившее от незнакомца серебряное свечение ослепляло. Даже огонь сторонился его. Человек медленно моргнул.

– Уже умеешь говорить? – Вопрос не предполагал ответа. – Мое имя тебе знать не нужно. – Он посмотрел на стену, что казалась монолитной. – Ты не войдешь сюда. В колодце – множество дверей. Однако, чтобы войти в некоторые из них, нужен ключ. Не думаю, чтобы милорд одобрял твои перемещения.

– Его нет, – ответил юноша.

– Вот почему ты бродишь в одиночестве… – догадался Гилт. – У меня есть для тебя подарок. – С этими словами Гилт протянул ему оранжевый цветок с заостренными лепестками. – Пройдет немало времени, прежде чем двери, в которые мы хотим войти, откроются. – Ни один мускул на его лице не выдавал эмоций.

Рыжеволосый юноша взял цветок, рассматривая его с любопытством. Никто еще не дарил ему подарков. Никто ради этого не прерывал его одиночества.

* * *

По деревянным ступеням со стороны сцены широкими шагами поднимался Гордас. Вальсам с любопытством посмотрел в сторону доносившихся звуков.

Гордас влетел на сцену:

– А, вот вы где. О чем ваш спор? – спросил он с привычной дерзкой улыбкой, от которой на этот раз веяло бесцеремонной радостью.

– Повеселел? – Хэпи нахмурился.

– Вы мне не рады, вижу?

– Что ты, только тебя и ждали. – Голос Хэпи звучал уверенно и оттого убеждал в своей правоте.

– Довольно, избавьте. Вот что, – Вальсам натянуто улыбнулся. – Вы так похожи друг на друга. Крайне тщеславны, вы носитесь со своим талантом, стараясь выделиться, затмить и переиграть соперника. Звучите в одной тональности, не выдерживая своих ролей. Вы сейчас, как хорошо подобранные шаблоны, отличаетесь разве что незначительными характеристиками. Вот они: Гордас – заносчив, Верти – покорен, Квентин – благороден, Хэпи… – Вальсам сделал паузу, словно бы проверяя все существо Хэпи на прочность. – …скрытен.

– Скрытен? – Хэпи не удержался от усмешки. – Всего то… Между тем Вальсам продолжал.

– Или нет. Хотите, я раздам эти незначительные отличительные черты заново? Особой разницы не обнаружится. Будьте собой, перестаньте звучать в одной тональности. Я очень недоволен вами. Актеру одному нет места на великой сцене, и театр – не театр, когда в нем торжествует один герой. Вы вместе есть талант. – Вальсам был чрезвычайно искренен, даже трогателен, и все в большей или меньшей степени это почувствовали. – Недавно мы поставили новый спектакль. Теперь мне поручили найти еще одну пьесу. Сезон обещает быть насыщенным, – продолжал он с тем же нежным оттенком в голосе, вызывавшим на откровенность.

Сола посмотрела на Гордаса. Он поймал ее взгляд, вспыхнул и резко отвернулся. Девушка нервно улыбнулась и поступила так же. Все произошло очень быстро, однако Хэпи это заметил.

– А где Азраил? – вдруг спросил Вальсам, озираясь по сторонам. – Он опять не пришел?

Квентин и Хэпи переглянулись.

– Новая пьеса – это пьеса Солы? – с трепетом в голосе спросил Квентин.

– Она тоже рассматривается, – кивнул Вальсам: видно было, что затронутая тема его беспокоила куда больше, чем отсутствие Азраила. – Прошу, соберитесь: постановка новой пьесы требует большой сосредоточенности в работе. – Вальсам строго обвел всех глазами и медленно спустился вниз по ступеням сцены.

Глава 7. В средиземной круговерти

Раннее утро пробивалось в окна свежим дыханием, роняя золотые брызги солнца на стены. Тихий шум проснувшегося города фонил привычно и назойливо, дополняя картину повседневными звуками. Недавний сон еще сквозил в сознании, не давая шагнуть в мир настоящего, но лежащий на столе распечатанный конверт скоро развеял его безмятежность.

Звонили в дверь. Заретта смутилась. Отдаленный лай собаки перебил ее мысли, заставив улыбнуться. Торопливо пройдя в прихожую, она открыла. Вбежала смешная неуклюжая собака, заливаясь приветственным лаем. Следом за ней показался и хозяин, держа в одной руке поводок, в другой – длинную трость. Это был молодой человек высокого роста и замечательной наружности. Светлые волосы обрамляли одухотворенное лицо, немного отрешенная улыбка пряталась в мягкой бороде.

– Илвис! – Заретта ласково взяла гостя за руку.

– Слишком рано для приемов? – спросил он утвердительно.

– Нет, я тебе рада, – выдохнула Заретта с нежностью.

– Джексон сегодня такой беспокойный, все рвался в твою сторону, я не мог ему отказать, – прибавил молодой человек лукаво.

– Правда, Джексон?

Большая собака, слыша свою кличку, вертелась рядом, добрыми глазами смотря по сторонам.

Этот утонченный в манерах юноша был близкий друг Заретты. Когда-то они вместе учились: она – живописи, он – скульптуре. Студенческие годы пролетели, Илвис и Заретта на них не оглядывались. Мелкие разочарования, большие потери, ненужные связи, редкие друзья и частые знакомства. Впереди мерцало многообещающее будущее.

Грандиозные планы носились в их головах, подпитываемые жаждой жизни, жаждой деятельности. Но нет! Ни шага более. Трагический случай лишил Илвиса этого будущего, – он ослеп. Оставшись наедине с талантом, посреди молодости, желаний и недавних надежд, Илвис думал, что, скорее всего, умрет. Но шло время, а смерть так и не приходила. Обладая стойким характером, преодолев страх, весь ужас своей трагедии, Илвис все же нашел в себе силы для жизни. Он был скульптор, не художник, и этот факт смягчал приговор. Задача казалась решенной. Он завел собаку, сам обучил ее нужным командам. Дни напролет посвящал себя любимому делу, интересовался современными мастерами и не замечал времени. Но скоро опомнился, тяжело разочаровался, замкнулся в себе. Илвис так же шутил, рассыпал остроумные мысли, спорил, но смех его изменился, звучал глухо и как будто бы отдельно от души. Еще немного помудрив над исправлением судьбы, измучившись от неудач, казалось, он тихо жил для того, чтобы так же тихо умереть.

– Представь… – Илвис откинулся на спинку кресла, сложил руки крест-накрест. – Недавно читаю в газете… – он намеренно сделал акцент на слове «читаю».

Несмотря на то, что Илвис был абсолютно слеп, чувство собственного достоинства в сочетании с памятью блестящего прошлого не давали ему опуститься до напоминания о своем непростом положении, поэтому он так же делал комплименты девушкам, одевался со вкусом и пользовался тем же набором слов, что и прежде.

Заретта не поправляла Илвиса: она все понимала, все чувствовала.

– Что же? – вежливо поинтересовалась она, разливая душистый чай по чашкам.

– Ограблен модный салон. – Илвис для большей убедительности вынул из внутреннего кармана пиджака аккуратно свернутую газету. – Что же украдено? – Голос его опять облачился загадочной интонацией.

– Интересно, – улыбнулась Заретта отрешенно: было заметно, что она не слушала.

– Можно было много чего украсть… А они? – Илвис, казалось, играл сам с собой: сам себя дразнил любопытством, сам себе задавал вопросы и отвечал на них. – Украли один манекен только! – Илвис беззвучно отпил чай из чашки, медленно опустив ее на блюдце. —…Один манекен… – повторил он. – Или вот еще… – продолжал Илвис, чуть помолчав, и пустился в пространное объяснение причин, побудивших молодого миллионера к покупке древнего замка. Затем последовали эмоциональный пересказ истории об одной уважаемой особе, что великодушно усыновила двоих несчастных детей, доклад о новых вышедших книгах и курсы мировых валют.

Заретта не могла слышать его: она думала о другом, поэтому эпатирующая пресса с пристрастными комментариями осталась без внимания.

* * *

Азраил вышел из дома. От ярких красок дня в глазах запрыгали цветные кольца. Вдруг что-то задержало его внимание в одной точке. Это была девушка. Копна шоколадных волос и обворожительная улыбка. Азраил невольно забылся. Воображение его, всегда взволнованное, нетерпеливое, начало прилаживать к образу незнакомки, потерянные ею крылья бабочки.

– Азраил! – позвала девушка, приблизившись к нему с недорисованными крыльями шоколадницы.

Азраил вздрогнул, воображение смущенно потупилось и отлетело.

– Азраил, ты не узнаешь меня? – Девушка улыбнулась.

– А-а-а. – Азраила будто бы что-то душило, что-то рвалось с языка, неведомое, тайное, совсем не подходившее для данной минуты. – Сола, – вымолвил он наконец, – я…

– Я вижу. Не совсем понимаю, но вижу. Впрочем, уже обычное дело. – Сола покачала головой. – Но вот что, – добавила она громко, – моя пьеса разрешена к постановке. Послезавтра приступаем к репетициям. Роли, конечно, уже разобраны: тебе, как ведущему актеру, Вальсам отвел одну из лучших, на мой взгляд. – Сола замялась: она хотела что-то добавить, но не решалась. Наконец она выговорила. – Вальсам ждет от меня режиссерского подвига: хочет, чтобы я вами руководила.

– Неудивительно, Сола, это же – твоя пьеса. Никто не сможет распорядиться ею лучше автора.

– Думаешь? – Неуверенно спросила девушка.

– Конечно, – кивнул Азраил. – Когда, говоришь, предварительные читки?

– Азри, ты сделался глух, и не только к словам моим», – произнесла Сола вдруг изменившимся тоном.