– Руфус! – как-то безжизненно крикнул он, подняв над головой руку.
Руфус подошел:
– Какой ты бледный. Вблизи кладбища все становятся мертвецами.
– Что это у тебя? – кивнул он на конверт.
Азраил криво улыбнулся:
– Завещание.
– Да ну! – угольные глаза Руфуса таинственно заблестели, и прежде чем Азраил успел что-либо сообразить, тот выхватил конверт.
– Ты что… – Азраил растерянно смотрел на друга.
– Денег там нет, – серьезно заключил Руфус, так же серьезно добавив, – ценных бумаг тоже.
– Отдай, Руфус, – устало попросил Азраил.
Руфус вернул конверт, испуганно вглядываясь в лицо Азраила.
– Да что с тобой такое? Не хочешь мне ничего рассказать? – он протянул Азраилу руку.
Тот схватился за нее со старческой беспомощностью и поднялся с лавочки:
– Нет.
Глава 8. Ночная память
Время текло, куда-то торопясь по вредной привычке. Давно перебравшись за полночь, оно не останавливалось, стремясь теперь к новому дню. Посетители ночного бара уходили и приходили, задерживались, одни – на минуты, иные – на часы, и те, и другие периодически бросали косые взгляды на столик в центре, за которым сидели трое молодых людей и что-то эмоционально обсуждали.
– Вальсам нам этого не простит, убьет, пожалуй, – решил Хэпи, высвобождая свою шею от объятий Квентина.
– Ты про репетицию? Да забудь! – воскликнул Гордас, и уронил лохматую, пьяную голову на плечо Хэпи. – Может у нас быть немного свободы?
– Свободу свободным актерам! – бодро поддержал Квентин.
Хэпи сдержанно улыбнулся:
– Слушай, Квентин, ты самостоятельно передвигаться в силах?
– Конечно – кивнул Квентин, заняв последнее дружеское плечо. – Отчего, скажи мне, ты никогда не пьянеешь, а? – проговорил он в шею Хэпи.
– Наверное, оттого… – Хэпи взял Гордаса и Квентина под руки и попытался с ними встать, – что я никогда не пью, – поскользнувшись, он приземлился со своей парой на то же место.
– А-а-а, верно, я опять забыл, – прошумел Квентин, ничего не заметив и готовясь, судя по всему, к ночлегу.
– Э-э-э, нет, вставайте, – Хэпи сильно тряхнул обоих.
– Ты чего, Хэпи? – Голубые глаза Квентина поползли на лоб. – Вставайте, говорю.
Квентин сполз с уютного места, сначала, правда, под стол, откуда его долго не было видно, но потом он все же появился, в вертикальном положении и с невинным лицом. Длинные его волосы, лишившись хитроумно затянутой ленты, были разложены по плечам, как у подарочной куклы.
– Ну что, пошли? – сказал он, деловито оглядываясь по сторонам.
– Пошли, – передразнил его оживленность Хэпи. – И вот что, Гордас, – он обратился к своему плечу, с которого так и не поднялся Гордас.
– Ты опять потерял театральный пропуск.
Гордас вздрогнул, крестик в его ухе угрожающе закачался.
– Отдай! – крикнул он раздраженно.
– Ну, разумеется, – успокоил Хэпи, отдавая ему пропуск. – Чего ты так переживал? Фотография – самая обычная. – Он разочарованно пожал плечами.
– Больше никогда, слышишь, никогда… – шипел Гордас, пытаясь выразить упрек, досаду и угрозу разом.
– Конечно, конечно, – поспешно согласился Хэпи.
Они вышли на улицу и направились прочь, не разбирая дороги.
* * *
Гилт медленно шел под сводами серебряных колонн, разглядывая миниатюрные плоские песочные часы, которые висели у него на груди.
– Гилт! – раздалось за спиной громкое эхо.
Быстрым движением Гилт спрятал часы под одежду.
– Где ты был, Гилт? Я искал тебя.
Гилт обернулся, но не ответил.
– Ты догадался, кем может быть один из хранителей в этой игре? – Красная Мантия вплотную приблизилась к нему.
– Нет. Я уже говорил, предположить задумку текущей игры по хроникам прошлых игр невозможно, пустая трата времени. – Гилт смотрел прямо в предполагаемые глаза красной Мантии, будто те и впрямь были. – Но вы – действующая фигура, неужели сложно догадаться?
– На этот раз поле битвы – театр. Догадаться сложно, когда ее участники играют дополнительные роли…
– Вот как… – произнес Гилт медленно. – И вы никого не подозреваете?
– Подозреваю всех. Все слишком запутанно.
– Однако подсказка есть: ради носителя он умрет в муках и снова воскреснет для мучений.
– Мне это хорошо известно, Гилт.
– Тогда в чем сложность? – Голос Гилта, если и не был таким громким, звучал так же властно. Подобно стеклянному, раскалывался он на острые осколки-отзвуки.