Кимри подошла к человеку и осторожно коснулась плеча. Человек вскочил, как подброшенный, и завизжал так оглушительно, что кэриминка сама шарахнулась от него. Человек, продолжая истошно вопить, прянул в другую сторону и мгновенно скрылся где-то в глубине строения.
«Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха!!!» – прогрохотало вдруг у Кимри прямо над головой. Следом мерзко прозвучало нечто булькающее, срежещущее, визжащее; кэриминка шарахнулась следом за человеком в лохмотьях и…
…едва не грохнулась с кровати.
6. Подозрения
Разбуженная гадким сном на рассвете, Кимри не смогла больше уснуть и села записывать в дневник события вчерашнего долгого дня. Когда проснулся Роддвар, она привычно спустилась с ним на площадку и с удовольствием позанималась акробатикой, радуясь тому, что всё внимание отнимают упражнения, и можно хоть на время перестать думать об остальном. Впрочем, прежде чем отправиться в купальню, Кимри попросила брата-северянина дождаться её.
До завтрака оставался ещё почти час, и они устроились на скамейке в алхимическом саду, окружающем башню Совета Кадая в центре замкового двора. Некоторое время они просто наслаждались свежестью утреннего ветра и ароматами буйно цветущей сирени и азалий, болтали о пустяках и о занятиях. Наконец, Кимри решилась:
– Послушай. Мне неловко просить, но… можно я посмотрю кое-что?
Роддвар озадаченно обернулся.
– Посмотришь? Это в смысле?
Кэриминка вздохнула.
– Ну… даже не знаю, как объяснить… Я научилась видеть некоторые вещи. Эмоциональные связи. Но я очень многого ещё не понимаю. Поэтому хочу посмотреть и сравнить кое с чем.
– А, – северянин улыбнулся беззаботно, – всего-то. Да смотри, конечно! Чего такого?
Кимри опять вздохнула: ей было жаль расстраивать названного брата напоминанием о погибшей родной сестре. Но и вторгаться в это тайком казалось неправильным. Так что она всё-таки пояснила, невольно торопясь:
– Видишь ли, мне нужно понять, что становится со связями, когда… когда мы теряем кого-то. Я думала посмотреть у наставника, но ему столько лет, и он окутан такой сетью, что у меня ничего не получилось. А своих родителей я потеряла слишком рано, и, наверное, поэтому не могу найти нитей, связанных с ними. И мне больше некого попросить…
Роддвар прервал её, положив тяжёлую ладонь на плечо и усмехнувшись.
– Ким, ты так оправдываешься, будто просишь меня сгонять в Яму[28 - Яма – Удел Бога-Хозяина О'ай.] за чешуёй с задницы Скитта[29 - Скитт – (китадинск.) то же, что О'ай (имперск.) – один из Богов-Хозяев, покровитель всяческой скверны: червяков, праха, тлена, телесных болезней и разных нечистот, не только физических, но и духовных (лживость, склочность, подлость, предательство); антропоморфен, но покрыт змеиной чешуёй и обладает длинным змеиным хвостом с погремком на конце.]!
– Кого? – растерянно моргнула кэриминка.
– О'ай, Хозяина Скверны. Да не важно. Можешь смотреть что угодно. Что я должен делать?
– Ну, в общем, ничего. Наверное. Просто посиди.
– Хорошо.
Северянин снова откинулся на спинку скамьи, закинув руки за голову и глядя в небо. Кимриналь собралась с духом и сосредоточилась. Сначала ей показалось, что ничего не вышло. Но чуть изменив угол зрения, она поняла, что нити брата-северянина просто потерялись на фоне ясного неба, потому что оказались окрашены в тот же цвет. Кимри задумалась было, почему у всех нити разных тонов, и от чего зависит оттенок, но тут же одёрнула себя: этот вопрос можно и после исследовать. Сейчас нужно найти те связи, что ни к кому не ведут.
Рассматривая чуть светящиеся сплетения, Кимриналь подспудно удивилась, до чего красив и сложен оказался узор. Роддвар был так прост с виду, что она втайне ожидала и в незримом найти такую же незатейливость. Оказалось иначе – и очень гармонично, и неожиданно сложно.
Спустя пару минут Кимри разглядела нить, не ведущую вовне – та замыкалась сама на себя. И ещё одна. Кэриминка столкнулась с проблемой: она не знала, как определить, с кем связывает та или иная ниточка, и как спросить об этом, тоже понятия не имела. Если только…
– Роддвар, можно я… прикоснусь? Я не знаю, что будет, если плохо – скажи сразу, ладно?
– Давай, – кивнул он. – Не бойся.
Кимриналь протянула руку и едва-едва, самым кончиком пальца, притронулась к бирюзовой петле.
– Что это?
– Мама, – немедленно отозвался северянин.
Кимри отдёрнула руку, потом тронула другую, чуть более тёмную петлю.
– А это?
– Отец, – тут же откликнулся Роддвар и посерьёзнел, опуская руки. – Странное чувство…
– Плохо?! – вскинулась Кимриналь.
– Нее… – он нахмурился, подбирая слова. – Как будто только что видел сон про детство. Куча картинок перед глазами.
И тут Кимри нашла свободную нить. Она не уходила прочь, не повисала безвольно, а словно стремилась тоже свиться в петлю, тянулась сама к себе, подрагивая напряжённо. Кимриналь чуть коснулась её.
Роддвар вдохнул и выдохнул:
– Руни…
Тонкая ниточка вдруг поросла густым искристым инеем, замерцала и зазвенела – и в разум Кимри хлынул поток образов: высокая девушка-подросток, одетая в тёплую куртку из волчьего меха и песцовую шапку, бежит по снегу, хохочет, подхватывает пригоршню снега и, оборачиваясь, бросает прямо в него; та же девушка зовёт его к колодцу, склоняется над стоящим рядом ведёрком и вдруг достаёт из него ледяную корону, тонкую, с длинными прозрачными зубцами – за ночь забытая вода застыла на поверхности, вырастив ледяное чудо; а вот он неловкими пальцами сплетает кожаный шнурок, увязывает в него пихтовые шишки, ястребиные перья и сухой черноягодник – завтра у сестры день рожденья; вот они вместе лежат на огромной копне, накрывшись тяжёлым одеялом из медвежьих шкур – и смотрят в небо, обвитое трепетным зелёным огнём…
Кимриналь очнулась от глухого сдавленного звука. Роддвар сидел, закрыв лицо руками.
– Что я натворила! Прости!
– Не, – он поспешно утёр глаза рукавом и обернулся с улыбкой. – Не-не-не! Слушай, это было… Я боялся её вспоминать, понимаешь. Боялся думать о ней. И мне уже начало казаться, что кроме того дня, когда она погибла – нет и не было ничего… Праматерь Химлен! Ты натворила чудо, сестрёнка!
Роддвар сгрёб кэриминку лапищами и крепко стиснул, горячо дыша ей в макушку.
– Ты натворила чудо, – повторил он шёпотом. – Спасибо!
Кимри чувствовала себя странно. Было радостно, что она, кажется, сделала доброе. Но и слегка неуютно. Как-то много стало в последнее время объятий. Ей, сторонившейся лишних прикосновений, сложно было воспринимать их как должное. Она даже не могла разобраться, приятно ли это. Но не вырываться же, когда человек так искренне радуется…
Отпуская названную сестру, Роддвар в придачу взял её обеими руками за голову и одарил крепким поцелуем в лоб.
– Ты-то увидела, что хотела? – спросил он, пока Кимри приходила в себя.
Она кивнула:
– Думаю, да. Хотя, это нужно ещё осмыслить.
– Ну, если надо будет, ты говори. Я всегда рад помочь. А теперь пошли в столовку, а? Жрать хочу, мочи нет!
Соклубники уже сидели за столом, когда подошли Роддвар и Кимри. Эйно улыбнулся обоим, хёдин сонно промурчал приветствие. Только Лиснетта изменилась в лице и уткнулась в тарелку. Когда же северянин принёс еды себе и Кимриналь и сел рядом – рыжая отшвырнула ложку, вскочила и выбежала прочь.
– Э? Чего я опять не так сделал-то? – опешил Роддвар.