– Конечно, – воительница кивнула. – Все изображения и предметы поклонения Старым богам должны были быть уничтожены. Ты это должен знать не хуже меня.
– Мы о старых верованиях знаем только из летописей первых монастырей. Летописцы переписывали древние сказания и поверья язычников на свой лад. Свидетельств самих языческих волхвов почти совсем не осталось, а те, что есть, написаны на древних языках, знание которых почти что утеряно…
– Старые боги теперь не интересуют тех, кто ищет могущества. Они сами его потеряли, да и сами… потерялись.
Инария запнулась, остановилась и очень легко потянулась к колчану со стрелами, но рука её так и не достигла оружия: сквозь заросли малины совсем рядом с путниками пробежал олень. Лит опознал его по характерным пятнам на боках, хоть самого зверя и было плохо видно сквозь широкие кроны.
– Ты думала, что там кто-то есть?
– Там мог быть кто-то, – откликнулась Инария, прислушиваясь к треску кустарников, которые топтал испуганный олень. – А ты ничего не почувствовал? – как будто бы рассеянно спросила она.
– Нет, совершенно ничего не почувствовал, – признался Лит. – Но если бы там кто-то был, то я бы наверняка почувствовал.
– Если бы.
Солнце ярко светило сквозь деревья. На небе не было ни единого облачка. Казалось немыслимым, что несколько часов назад здесь бушевал сильнейший ливень с градом.
– Если поднажмём сейчас, то можем поспеть в долину до заката. Мне совсем не хочется встречать ночь в лесу, когда рядом бродят хайноллары, – Инария внезапно вскочила на Эрго и, не дожидаясь Лита, поскакала по лесной тропе. Монах поспешил за своей спутницей верхом на своей верной Гевре.
Глава четвёртая
Варийская долина
Сумерки уже опускались над землёй, когда старая тропа вдруг кончилась, а лес вновь плотно обступил путников. Однако же, несмотря на это препятствие, поблизости был слышен стук топоров и молотков, что указывало на поселение людей.
– Это застава Хакнуф перед нами, – Инария казалась довольной, ведь безмолвная лесная тропа осталась позади, а впереди маячил безопасный гарнизон королевской стражи.
Лес уже не казался таким диким. По вырубленному подлеску и протоптанной земле было видно, что сюда часто приходят люди. Зверей не было слышно, лишь птицы пели где-то вдалеке. Над головой путников пролетел белоголовый ястреб, склонив голову: он высматривал добычу, не особо заинтересовавшись людьми.
Внезапно где-то в отдалении раздался резкий крик, от которого Лит вздрогнул. Вопль будто бы был человеческим, но Литу было сложно представить, какие ужасы должны происходить с человеком, чтобы его глотка исторгала подобные звуки.
– Кто это?! – прошептал монах едва слышно.
– Местная живность… Горлопаны.
– Горлопаны?
– Да. Речные обезьяны, которые расселились почти по всем здешним лесам. Раньше они жили возле рек, но позже, из-за прихода людей, стали уходить глубже в лес.
– Судя по крикам, твари не маленькие, – Лит начал с опаской оглядывать ветви деревьев, ожидая увидеть на них огромных диких тварей, кричащих на людской манер.
– Да, горлопаны могут вырастать очень большими, но не больше человека, не больше тебя уж точно… Их крики – это не более, чем просто крики. Они служат для устрашения. Горлопаны ими пользуются, когда их слишком мало, чтобы напасть. Когда же их много, эти обезьяны нападают беззвучно, и их слышно только в момент нападения. Так что услышать крик горлопана в этих местах – это хороший знак. Значит, нападать не будут.
– А часто эти обезьяны нападают на людей?
– Случается, – уклончиво ответила воительница. – Но не так уж, чтобы очень часто. Выжившие после их нападений рассказывали, что они любят атаковать сразу со всех сторон, окружая жертву. Набрасываются отовсюду и тотчас загрызают человека, – Инария повернулась к Литу, и чёрные глаза тревожно сверкнули в лесных сумерках. – Ещё рассказывали, что горлопаны перед нападением вымазывают свои морды соком красных ягод, чтобы выглядеть ещё более зловеще… Забавно, но местные племена поступали так же во время битв. Интересно, кто у кого это перенял?
Лит не успел толком обдумать последние слова Инарии, как впереди, среди раскидистых деревьев, стал виден просвет.
– Лучше нам выехать к дороге, она здесь совсем рядом сворачивает, а то мы подходим со стороны леса, прямо как разбойники, – Инария повернула к югу у огромного замшелого камня, на вершине которого была выбита надпись на старом наречии Игносии. Лит прочитал надпись как «межевой камень владений дома ран Турниев».
– Консул Ремара ведь происходит из дома Турниев? – спросил Лит после того, как понял смысл перевода.
– Точно, консул Клавдий ран Турний является главой своего рода. Один из самых знатных домов Игноса. Турнии уже в пятом поколении управляют северо-восточной провинцией, и сейчас мы идём по бывшим землям этой фамилии. После игносийской войны Турнии сильно потеряли во владениях. Император, конечно, постарался им это возместить, наделив их новыми правами в налоговых сборах, но всё равно это подкосило их позиции в Сенате. Они упустили возможность посадить на игносийский трон своего родича, и это жутко их злит. Даже спустя столько лет Клавдий не упускает возможности вернуть утраченные позиции.
– Вернуть утраченные позиции? Консул хочет взять реванш у нашего короля?
– Совершенно верно, именно этого он и хочет. Вернув свои старые земли, Клавдий ран Турний возвысится в глазах остальной знати, а для простого люда и вовсе станет общепризнанным героем. И к тому же нынешний император Луций ран Краст стар и немощен, а род Крастов не имеет достойных претендентов на трон, так что тут можно делать выводы…
– Много ли людей претендует на титул император?
– Все благородные фамилии империи мечтают завладеть верховной властью. Это бесконечная борьба за трон, полная самых разнообразных интриг. Императора выбирают на общих собраниях, на которых собираются все, даже демосы – самая низшая ступень в среде граждан Игносии, простые люди, если по-нашему. Но демосы ничего не знают о том, что происходит в реальности. Богатые дома покупают голоса простого народа на собраниях зерном и зрелищами. Так обычно побеждают наиболее щедрые семьи. Но если какой-то знатный владыка совершит великий поход и дарует народу новые земли, то исход выборов предрешён, ведь все игносийцы чтят своих победителей. Можно прийти в лачугу к самому нищему гражданину и не найти там хлеба и вина, но зато ты обязательно там найдёшь походные списки – когда и где воевали его предки и какую славу они стяжали.
– Честь превыше всего, – задумчиво проговорил Лит один из наиболее знаменитых девизов Игносии. Сообщение Инарии о выборах императора дало определённый повод к размышлениям. Он читал о том, как устроена империя, в книге Велерана, но почтенный историк лишь ограничился перечислением земель огромной страны и наиболее примечательными войнами. Велеран упустил интересную деталь о том, что должность императора является выборной и что за неё идёт постоянная борьба знати. Ученик Гирта в очередной раз пожалел о том, что его образование было таким отрывочным.
За разговорами о своих западных соседях путники подошли к воротам заставы Хакнуф. На языке рондаларов – племени, которое населяло земли междуречья от великой реки Карны до Горлицы, – это слово означало «быстрый бобёр». До прихода на свою землю игносийских колонистов рондалары были речным народом. Они жили за счёт воды и леса; не знали каменных жилищ и изделий из стали, но при этом превыше всего ценили природу. Некоторые из них всё же прониклись высокой культурой детей Игноса: они покинули свои лесные жилища и перебрались в деревни игносийцев. Вместе с ними они основали Рондил, который был главным городом в междуречье до тех пор, пока Рондил не был разрушен в ходе последней войны. Здесь теперь не было больших и значительных городов, а всё больше деревни и заставы энелианцев, обнесённые частоколом. Рондалары спокойно приняли новых хозяев своего края, хотя о гибели Рондила они искренне горевали. Это был их первый город.
Ворота заставы ещё были открыты, хотя солнце уже давно закатилось, а горн протрубил приготовление ко сну. Во внутреннем дворе их уже ждали: стражу Хакнуфа предупредили постовые. Инария нарочно ехала последние часы значительно медленнее, чтобы не стать неприятной неожиданностью для стражников на стенах заставы.
– Кто едет в ночи через лес? – спросил один из воинов сильным, твёрдым голосом, когда они подъехали достаточно близко, чтобы быть услышанными. В свете факелов было видно, что поверх доспехов на нём был надет плащ жёлтого цвета. На голове десятника не было шлема, так что его длинные русые волосы свободно спускались до самой груди, защищённой кольчугой.
– Инария – посланница Григория Клеона из Стального Ручья!
– Тебя я узнаю, – сказал воевода Инарии, когда путники спешились. – Но кто твой спутник?
– Монах-лукрецианец Лит, милостивый государь. Еду поклониться святым мощам основателя своего ордена в Столпы Лукрециана.
Стражник внимательно посмотрел на монаха и после весьма долгой паузы пришёл к какому-то заключению:
– Путники в ночи, воин и монах – звучит как начало песни, что барды поют у горячих очагов.
– Доброй песни или нет? – Инария подалась вперёд. Пламя факелов плясало тенью на её лице.
– Я ещё не решил, но мы были предупреждены о вашем визите, – ответил десятник. – Только по этой причине вы проведёте ночь в тёплых постелях, а не на голой земле в лесу. Моё имя Тенгол, десятник королевской стражи на службе у короля Павла, – Тенгол привычным жестом приложил руку к груди при представлении. Сразу было видно, что он относился к своей службе как к призванию. – Рад вас приветствовать в Хакнуфе, в лагере верных слуг короны. Сейчас вас отведут в казармы и определят место для ночлега для вас и место для ваших лошадей. Ваше оружие… – Тенгол окинул взглядом меч Заступник и тисовый лук за спиной Инарии, – можете оставить при себе. Наутро вас представят заставному голове Индару Сребролисту. Таково было его личное распоряжение.
– Хорошо, это хорошо, на бо?льшее гостеприимство сложно и рассчитывать, – Инария быстро поблагодарила десятника и, передав Эрго подошедшим конюхам, пошла за Тенголом и другими стражниками в казармы.
Лит посмотрел на ночное небо, полное звёзд. Тишину нарушали только уханье совы и тихие, еле слышные разговоры стражников, собирающихся у костров внутри двора. На небе не было луны, но Литу показалось вдруг, что некоторые звёзды погасли, а затем зажглись вновь, как будто огромная птица пролетела в ночной выси. Лит вновь обратил взор на других стражников. Никто из них не смотрел вверх и никто ничего не заметил. Монах пошёл за всеми в казармы.
Путников накормили холодной похлёбкой, оставшейся от ужина, но хоть пища и была холодна, в ней было мясо. Лит оценил прелесть ратной службы, потому что даже в его монастыре далеко не каждый день было мясо. А после того, как они насытились, Тенгол, как и обещал, определил им две кровати в казармах заставы.
Здесь было тихо: почти все уже спали, и только у узкого окна в дальнем конце сидел воин, лица которого было не разглядеть. Он смотрел в окно и курил длинную трубку, отчего по воздуху плыл лёгкий и приятный аромат. Лит потянул носом и узнал табак из Линдиорского княжества. Такой иногда курили моряки в порту. Это был один из лучших сортов, выращиваемых на всём Северном Инафоре.
Аромат табака стал для Лита сладостным воспоминанием о днях детства, которое запоминается только радостью и счастьем, а всё плохое для человека стирается из памяти. После вечерней молитвы монах сразу же забылся спокойным сном и наутро, ещё до общего подъёма, проснулся отдохнувшим.
В семь утра горнисты, определив время по песочным часам, пропели подъем, и сразу после последовала команда на построение всей стражи на главной площади заставы. Застава Хакнуф служила расположением для Второго Варийского полка.
Лагерь был последовательно разделён на ровные квадраты, и в центре каждого располагалось здание, а вокруг проулки, сходящиеся друг с другом под прямыми углами. Все проулки были вымощены деревянной брусчаткой, а сами постройки были сплошь из крупного тёмно-коричневого, почти чёрного кирпича. Их крыши были покрыты черепицей. Застава жила органичной воинской жизнью пограничной крепости. Хакнуф закрывал собой выход из Варийской долины к реке Горлице, следя за юго-западным подступом к внутренним землям Энелии.