Культурные особенности – II. Божья воля

– Две машины и танк. Точно под камеры. На рации что?

– В Сан-Торресе пустили трамвайную ветку. От рынка до квартала святой Натали. Извини, это мы их радиопередачу поймали. А на федеральных каналах тихо. Тихо, пока… – а в глазах Ирины обида и легкое недоумение. Как же, мол, так. Это был ее план. Тормозить чужие машины, подставляя армию вторжения под камеры Венуса. По идее все правильно – вот серый, мерцающий экранами стен куб наблюдательного пункта, вот пульт посредине, вот, за пультом – полусонный сержант. Кто там сейчас? Толстяк Болтон из второй смены или вечно помятый, красноглазый Финч из третьей? Сонные, небось, все. Только это неважно: камеры поймают непорядок внизу, сирена взвоет, оторвав дежурного от бутерброда с колбасой или стопки затертых, сальных журналов. Запищат телефоны, пойдет информация по палубам и этажам. От усталого дежурного рапорта: «Хрень какая-то тут, внизу». Через офицерские, строгие «разобраться и доложить по форме» – на самый верх. А там устав, инструкции и простой здравый смысл потребуют от корабельных вмешаться. Их ведь планета, как – никак. Стратегическая. Только в рациях – тишина. Где-то застряло на полушаге, между «разобраться» и «доложить». Эрвин устало пожал плечами.

– Отпуск же… На постах половинная смена и те, небось, хорошо перепилась. Проспятся рано или поздно.

Другого плана у них все равно не было. Прорваться к городам на севере не удалось, наступающая орда ломила, походя отжимая и отжимая их группу в леса к востоку. Глухой рык плыл в небе над головой. Слишком далеко, тихо, не страшно – там, вдалеке, бил хвостом невидимый за ветками хищник. Орлан хлопнул крыльями, взлетел – тяжело, разгоняя пернатую яркую мелочь. Защекотал ноздри запах – аромат дыма и булькающего над огнем котелка.

– Ладно, пошли. У девчонок обед уже, наверное, сварился.

Хрустнули ветки, вначале легонько, потом тяжело – Эрвин шагнул за Ириной вперед, на поляну их лагеря. Там и впрямь дымился очаг. Беловолосая туземка – высокая, статная, на зеркальных скулах горит руна «огонь» – выпрямилась, помахала рукой. Приветливо так. Кожу выше ботинок обожгло холодом. Змея мимоходом задела, скользнув у Эрвина между ног. Развернулась, встала на хвост, загремела – радостно, приветствуя королеву. Орлан укоризненно каркнул ей в след.

«Магия», – подумал Эрвин опять, глядя, Ирина и Эви разговаривают друг с другом. Легко, тихо, речь – как журчание, блестящий на солнце поток родника. Туземная речь, звонкая и переливчатая. У Ирины из горла – легко, будто здесь родилась, а не прилетела вместе с Эрвином на месяц в отпуск. Сам Эрвин без переводчика понять туземцев не мог, хотя даже пытался.

На поляне – дым колесом. Аккуратная, неспешная, деловая возня. Их сводная группа собиралась с рейда. Сводная, разная, но сжатая событиями в одно – Эрвин, Ирина и чернявый Пабло ДаКоста, матрос первой статьи – отпускники с корабля. Станислав Лаудон, учитель латинского языка – просто встретили по дороге. Старый Яго, истребитель чудовищ, его «коммандо» и Эви, королева змей – это он подбил на поляне грузовики, залив огнем синее, безбрежное небо. Сурово, но – на бамперах чернели кое-как замазанные христианские кресты. Трофей первого дня войны. Друга Яго «перечеркнутые» убили тогда, в Фидлите. У него на глазах, и спускать это за-так старый охотник не собирался.

И – последнее из того, что сейчас попалось Эрвину на глаза, но далеко не последнее по значимости:

Миа, дочь туманного леса. И беха, то есть списанный на гражданку БТР тип 82, старой десантной модели.

Этих двоих Эрвин не заметил сперва – восьмиколесная стальная машина спряталась от его глаз за вековым, в три обхвата стволом местного дерева. Услышал тяжелый железный лязг, шагнул в сторону и слегка обомлел. Было с чего.

Миа кормила бэху.

Стальную машину – с руки, как Ирина – птиц на поляне.

То есть не кормила, конечно – невысокая, тонкорукая и статная туземка сейчас осуществляла то, что в уставе походной службы косноязычно обозвано «процедурой заправки и первичного обслуживания боевой техники».

То есть выдвинула из-под днища машины револьверный станок и – медленно, неторопливо, загоняла в него по одной тяжелые топливные капсулы сверхвысокого давления. Движения тонких рук точны и плавны, даже торжественны. Гнезда проворачивались с тихим стуком, довольно урчал электромотор. Щурились на железном загривке стволы – два тяжелых ствола зенитного, спаренного пулемета. Трепетали на бампере пестрые ленты, трепетали темные волосы на ветру, Миа улыбалась, провожая ласковым словом каждую капсулу. «Ложечка за маму, ложечка за папу»…

Улыбка на лице пляшет – будто и впрямь похоже на то…

Капсулы были для женских рук тяжелы, но предлагать помощь Эрвин не стал. Не решился. Знал по опыту – дочь туманного леса тут же его пришибет. То есть вначале удивится, потом пришибет. Дикие люди на звездах, мол, живут, простых вещей не понимают.

На лице у Мии – татуированный соком «тари» ромб. Волонтерский знак, такой же, как у Эрвина на шевроне. И у бехи на избитой броне – он же, белой краской, в обрамлении резных оберегов и ярких, шелковых лент.

Миа поднялась, увидела Эрвина и улыбнулась.

– Удачна ли охота? – спросила она, на певучем туземном наречии. Последнее слово – звонкое, звенящее весенней капелью. Туземное Шай, то есть муж. Эрвин как слышал – все поминал про себя матом устав, инструкции и не вовремя заглючивший переводчик. Культурные особенности, мать их растак. Те самые, что уважать, в соответствии с уставом, положено. Одно радует – язык у туземцев очень певучий, плавный, за длинным словом – россыпь звенящих, непонятных машине рулад. Где то там, возможно, пряталась уточнение «бывший». А, возможно, и нет. Эрвин пожал плечами, ответил коротко:

– Да.

– Хорошо, – кивнула она. Улыбнулась. Жалеть не стала – «Перечеркнутые молнии» чуть не загнали ее на плантации тари. Повезло. Спасибо случайной встрече, Эрвину и тяжелой броне десантного БТР-а.… На которой, кстати, красуется все тот же ромб.

– Эрвин, есть иди… – окликнули его. Ирина улыбнулась ласково от костра… Потом поймала взгляд Мии, подмигнула ей и добавила. Эрвину, то же слово, звенящее бубенцами в мороз. Только огласовки в конце слогов другие. Чуть – чуть… Отчетливей, прямее и суше. Знать бы еще, что они значат, такие звонкие…

И Эрвин пошел, поминая про себя матом культурные особенности туземного населения. Все, какие есть. Ирина дала ему в руки дымящийся походный котелок – торжественно, и так же плавно.

«Как Мия – бэхе, недавно, – подумал Эрвин, церемонно благодаря, – с ума тут посъехали все с культурными, мать их, особенностями».

После туземных, зеркальных, мерцающих лиц – земной загар Ирины выглядит глубоким и черным. У нее тоже вязь по щекам. И на высоком лбу, под смоляной челкой – такой же волонтерский ромб. Хоть и странно для нее, всегда такой собранной, деловой и изящной.

Культурные особенности, мать их разтак.

Случайно же вышло.

Впрочем, зачем себе врать – только почти.

Глава 4 Пабло. Состав семьи

Уже третий день Пабло ДаКоста пытался напиться. Не получалось. «Даже странно», – удивлялся бравый матрос. Над головой, по сини неба плыл стальной серый клин. GS VENUS парил в вышине, в рамке из влажных зеленых веток. Покачивался, словно еще ждал обратно Пабло ДаКосту, своего матроса первой статьи пятой боевой части. Но, еще подождет, а мы пока.… И вообще, Пабло ДаКоста пока еще в отпуске. Только выпить здесь нечего, жаль. Обычно такие идеи Пабло реализовывал мгновенно. Но сейчас – сейчас, во первых, вокруг него были не серые переборки родного корабля а зелёные джунгли, затхлые, тихие и шелестящие опасностью на ветру, во-вторых… Над головою качались небо и толстые ветки, сидение под ДаКостой ощутимо трясло, трехсотсильный движок бехи мерно рычал ему в ухо. Бэха шла – наугад, без дороги, давя ветки и раздвигая кусты тяжелым ножом волнореза. Абы куда, лишь бы подальше от места засады. Над лобовым стеклом впереди – темная фигура. Эрвин на месте стрелка. И он не старшина, стукнет сразу, без сантиментов. Нервный он в последнее время стал, совсем характер испортился. С тех пор, как…

Додумать Пабло опять не успел – бэху мотнуло, колеса чавкнули, глухо лязгнули рычаги. Из-под колес, фонтаном, брызнула жидкая красная грязь. Движок истошно взвыл и затих. Долетел приглушенный ладонью мат – от носа, спереди, с места стрелка. Миа запричитала. ДаКоста обернулся – как раз вовремя, чтобы поймать взглядом сурово сжатые губы и волосы ершиком – уже все в грязи. Эрвин как раз спрыгнул вниз, под замершие колеса машины. Красно-бурая жидкая грязь довольно чавкнула, взлетая в воздух, и принялась с энтузиазмом засасывать флотские сапоги. Шелестели толстые листья, негромко журчала потревоженная вода. Капли звенели и падали с деревьев вниз, разбиваясь. Колеса провернулись, без толку взрыв алую грязь. Эрвин – тоже уже весь алый до пояса – сердито махнул Мие рукой. Движок чихнул и затих под мелодичные, но беспомощные причитания водительницы. Эрвин вырвал сапог, осмотрел ушедшие в грязь по оси колеса, присвистнул, пригрозил опять кулаком – за баранку, Мие, виновато разводящей руками в водительском кресле. Заходящее солнце растекалось блеском по земле, плескало золотым светом с вершины холма. Поток прошел с гор – недавно, оставив на их пути озера вязкой багровой грязи. А ветер припорошил их ковром веток и зеленой листвы – аккуратно, будто ловушку бэхе готовил.

Лязгнул стопор – ДаКоста в два удара ладонью сбил и сбросил вниз заначенное как раз на такой случай бревно. А потом спрыгнул сам. Чавкнула алая грязь, захлюпала в сапогах липкая, теплая жижа – как показалось матросу довольно и с энтузиазмом.

– Дядя Пабло, а вы на черта похожи, – окликнули его спустя полчаса. Веселым, звенящим озорными струйками голосом. Спустя полчаса, когда они с Эрвином уже с грехом пополам затолкали под колеса бэхи бревно, позволив Мие вытащить бтр задним ходом. А потом вытащили и само бревно, загнанное в грязь колесами тяжелой машины. Потом понаблюдали, как бэха пробирается сквозь красно-бурый поток – теперь осторожно, по краю, подняв волнорез и таща на сцепке древний трехосный грузовик со Станиславом за рулем и туземным коммандо в кузове. Старый Яго так и не повернул головы, сидел неподвижно – даже когда Станислав зевнул и его машина, под брызги и вой разбрасывающих густую жижу колес, опасно накренилась над ямой. Эви тревожно свистнула, помахала рукой, Миа довернула руль бэхи, дернула, добавив газ – и, под разочарованный хлюпанье и потоки брызг, красная грязь выпустила обе машины на волю. Эрвин запрыгнул на борт. ДаКоста – за ним, обтрясая с сапог пласты земли – темной, влажно-бурой и алой. Назад, на свой пост в корме, у рампы тяжелой десантной машины. Присел, облокотившись о борт и вытянув под солнце намокшие, тяжелые сапоги. Протер рукава – форменная рубашка на глазах меняла цвет, превращаясь из зеленой с пятнами алой грязи в равномерно-неопределенно-бурое нечто. Пробурчал под нос неизменное: «обсохнет – само отвалится» и махнул рукой. От носа машины летел тихий и вежливый, но довольно оживленный спор. Эрвин изгваздался не меньше него, но, на свою беду, залез на место стрелка, куда ближе к Ирине Строговой. Не вытерев сапоги. И ему сейчас за это выговаривали. Вежливо, но с пальцем, угрожающе поднятым вверх. Строго, под стать фамилии. Закатное солнце играло на пере в ее волосах, пуская в глаза игривые зайчики перламутра. Птица кричала вдали. А карие глаза сурово стянуты в нитку. Хорошо, что она далеко, почти у руля, а в середине машина плотно завалена всякими нужными ящиками. Не видно, если что. Миа чуть приглушила мотор, украдкой смахнула грязь, всунула Эрвину в руки термос с дымящимся чаем. Тот кивнул. Солнце сверкнуло, подсветив алым пятна земли на волосах. ДаКоста аккуратно спрятал за ящик грязные сапоги и подумал, что хорошо бы это дело запить. Сейчас. Во флотскую норму, душевно, как после работы водится. Благо Ирина занята, солнце еще светит на небе, и фляжка сорокоградусной спрятана загодя в надежное место, а место это совсем даже недалеко. И тут его дернули за рукав. И окликнули – голосом веселым, звенящим по туземному: ручейком на камнях.

– Дядя Пабло, а вы на черта похожи…

Голосок тонкий, звенящий и, на туземный манер, мелодичный до ужаса. ДаКоста повернул голову. Быстро, пока за волосы дергать не начали. Мелкая Маар. Шустрая, смешная и неимоверно любопытная туземная особа восьми – на матросский взгляд – лет. ДаКоста уже рассказывал ей, и не раз, что звездные едят детей. Жаль, но мелкая ему почему-то не верила.

– Дядя Пабло, а вы на черта похожи…

– Бу, – ДаКоста честно сделал в ответ страшную рожу: вытаращил глаза, и скривил рот в то, что по идее должно было быть зверским оскалом. Хорошая попытка, но не сработало. Или сработало наоборот: Маар засмеялась и пошла дергать ДаКосту за рукав с утроенной силой.

– Дядя Пабло, нарисуй дракона…

Листов в блокноте осталось мало, и те Пабло пытался беречь. С переменным успехом – когда надо Маар могла дать фору иным флотским интендантам – по настойчивости. Но попробовать надо:

– Щас… Домашку сделала? Сейчас «Венус» зайдет, остановимся – тетя Ира проверять будет.

Вместо ответа – старательно показанный язык и искренняя, на вид, обида:

– Сделала. Усе.

ДаКоста лениво усмехнулся:

– Покажь…

– Вот еще. Сказала же уже… И вообще – нарисуешь дракона, тогда покажу.

За лесом взревел натуральный дракон. Глухо, раскатисто, как грузовой флайер на взлете. Затряслись, попадали с веток на головы листья – дружно, будто сама земля затряслась. Дракон, Сотрясатель точнее – этих гигантских двулапых зверей тут иногда так называли. Далеко и не страшно – Маар даже не повернула головы. Чистые листы в блокноте, вроде, еще оставались.

– Что Ирина задавала-то?

– Состав семьи расписать. На двух языках. Только… Дядя Пабло, на нашем я сделала, а на звездном не смогла. У вас таких слов и нету…

– А словарь? – Пабло старательно изобразил удивление. Планшетку со словарем Ирина мелкой туземке уже показывала. Только ненадолго – мудреные защиты от дурака с трудом держали натиск туземного любопытства.