Когда темнота заберёт нас. Сборник рассказов

– Чёрт, Хеллоуин ещё не начался, а ты уже травишь мне байки, – в голосе Кости звучали нотки поражения. – Всё, связь отстой. Я почти на перевале. Я буду у вас через пятнадцать минут и даже в сухих штанах, если ты перестанешь меня запугивать. Ты же не помрёшь от голода за это время…

Костя аккуратно отбросил телефон на пустое пассажирское сидение. Он не был уверен, что всё, что он сказал, услышал его друг. Меньше всего ему нравилось, когда его начинали предостерегать от чего-то или когда ему давали указания, что ему нужно делать. Возможно, это также являлось причиной, из-за которой он ненавидел своё начальство.

Пока он говорил по телефону, таймер успел отсчитать полторы минуты игравшего трека. Он глянул на экран магнитолы: «Pendulum – Slam».

«О, сойдёт. Ладно, ща пройду поворот и сразу за ним торможу».

Пальцы выкрутили регулятор громкости почти до максимума, затем водитель правой рукой переключил коробку в режим M, выставив пониженную передачу, а правая нога вжала педаль газа в пол. «Пежо» на едва ощутимое мгновенье просел, подобно гепарду перед рывком за добычей, а затем бросился навстречу самой высокой точке перевала.

***

Костровище уютно и скрытно тлело в специально подрытой ямке. В нём тихо потрескивали скрюченные ветки, а прямо на них языки костра беззвучно отплясывали мистический танец. В исходящем от него тепле грелись две руки, подсвеченные красно-оранжевыми бликами. Они потирали одна другую, издавая едва слышимый шелест огрубевшей кожи, перепачканной землёй и золой. Хозяин рук сидел на камне, покрытом засаленной и перепачканной тканью, и смотрел, как долину, лежащую у подножья горы, пожирают изголодавшиеся сумерки. С горы открывалось захватывающее зрелище, как разномастные домики тонут в чёрной растекающейся массе, вспыхивая один за другим электрическими огнями. Некоторые из домов бесследно тонули в тёмной бездне.

Он внимательно осматривал всю панораму, пока его губы беззвучно двигались. Взгляд мужчины плавно скользил по всей долине от края до края сверху вниз. Он провёл глазами последнюю невидимую линию, и губы замерли. Тогда мужчина вытащил из внутреннего кармана потрёпанного пуховика до смерти измятый блокнот. Пальцы нетерпеливо побежали по засаленным страничкам и, завершив пробежку, остановились на листе, расчерченным на большие клетки. Обтёсанный и потёртый карандаш твёрдыми и грубыми линиями начал выводить записи, похожие на смесь ходов морского боя и результатов матчей по футболу:

«А1 – 4:2; B1 —3:1; C1 – 4:1; D1 – 4:0; E1 – 4:1…»

Тупой грифель остановился после «H8 – 6:0», а затем перелетел к центру сетки и обвёл «E3 – 4:1» аккуратным кругом. Мужчина задумчиво перепроверил схему. Затем он принялся размеренно отлистывать страницы к началу одну за одной, внимательно сверяясь с предыдущими записями. Иногда его брови хмурились от увиденного сильнее обычного. Изредка таблицы с клетками, наполненные дремучими комбинациями цифр и букв, разбавлялись заметками или мыслями, набросанными в пару абзацев неразборчивым почерком. Иногда попадались кривые зарисовки горных пейзажей и аккуратно исполненные чертежи механизмов. Когда он дошёл до первой страницы, почти прогоревший костёр подсветил на форзаце алфавиты кириллицы и латиницы с покосившимися рядами. Прямо над ними значилась строчка:

«Заметки медвежатника».

Мужчина скользнул по ней взглядом и довольно хмыкнул. Он закрыл блокнот и торопливо спрятал его в недрах залатанного шкурами животных пуховика. В этот момент его внимание привлекли два жёлтых луча, заискрившиеся на дне долины. Они плавно, но быстро выплыли из-за чёрного силуэта горы и поспешили в сторону электрических огоньков. Немного попетляв, они свернули на 90 градусов и покатились, но уже медленнее, к одинокому огоньку из блока Е. Едва увидев это, мужчина задумчиво цокнул языком. Послышался едва различимый металлический грохот. Он раскатисто прокатился по утопленной во тьме долине. Лучи наконец замерли на месте, а затем растворились в толще ночной прохлады в одно мгновенье.

Мужчина перевёл взгляд на костёр. Тот погас, оставив после себя сочные и горячие угли. Активность вокруг того дома беспокоила его. Он должен был быть пустым уже давно.

Будто бы что-то вспомнив, мужчина привстал с камня и отошёл в размытую лесную темень. Послышались звуки возни. Он что-то перебирал среди своих вещей. Шорох прекратился, и мужчина снова сел на камень. В его правой руке была освежёванная и обезглавленная тушка белки. Рядом с костром стоял мешочек соли. Мужчина запустил в него пальцы свободной руки и, выхватив щедрую щепотку, принялась растирать влажное мясо. Грубая соль легко и быстро плавилась, въедаясь в плоть. Затем он насадил добычу на заострённую плотную палку и подвесил её над костровищем.

Мужчина привалился левым плечом к толстой сосне и слегка прикрыл глаза. Из его рта седой струйкой пара вылетел усталый и протяжный выдох. Усталость после хождения по окрестным горам приятно разливалась по телу.

Плотную тишину, нависшую хрустальным куполом над долиной, неожиданно разбил жалобный и протяжный вой, который разлетелся диким эхом и разорвался о щетину гор. Мужчина едва заметно вздрогнул и поднял голову. Он вслушивался во вселяющую инстинктивный страх песню в попытке определить, откуда исходит звук. Но вой неожиданно оборвался, и на мгновенье снова повисла густая чёрная тишина, которая теперь казалась ещё более жуткой. Теперь остывший воздух рассёк целый хор – завыли сразу несколько особей.

Слабый красный отсвет углей слабо подсвечивал в темноте лицо мужчины. Длинные и слегка вьющиеся на концах матовые волосы укрывали с обеих сторон засаленными чёрно-оливковыми прядями чуть потемневшее от лесной жизни лицо. Над глазами, в которых искорками дрожал костёр, сдвинулись густые брови. Такие же тёмные усы равномерно переходили в бороду, которая была грубо, но старательно обрезана примерно на уровне кадыка. Густая борода тщательно скрывала задумчивую ухмылку. Через всё лицо по диагонали тянулись четыре кривых тёмно-бежевых борозды – доказательство сильного духа и прочного тела.

Мужчина запустил руку в карман и вытянул оттуда маленькую грубо вырезанную из дерева фигурку оленя. Он покрутил её, пристально разглядывая. Ему казалось, что её угловатые и неотёсанные изгибы будто бы были обгрызены мощными зубами. Кое-где торчали тонкие колючие щепки. Мужчина снова посмотрел в чёрную пустоту долины. Шакалий хор напомнил ему кое о чём.

Тушка шумно зашкворчала. Он перевернул её на другой бок под протяжные завывания и снова прислушался. Выли с горы напротив, которая уже слилась с небом в единый чёрный холст.

Ему вспомнилось, как он только начинал охотиться в здешних краях. Каждый новый поход на охоту начинался с осмотра мелких ловушек, расставленных на белок и мелких птиц. Сразу после обхода он уходил подальше от своей стоянки и устраивал засады на зайцев, оленей, куниц. С собой он брал рюкзак, в который складывал мелкую добычу, растения, орехи, ягоды, а в качестве оружия использовал самодельное копьё средней длины, с помощью которого закалывал добычу. На случай встречи с медведем всегда брал с собой длинную рогатину. Такая осмотрительность однажды спасла ему жизнь.

Почти все его дни проходили на охоте, но удача не всегда была на его стороне. По несколько дней могло быть так, что ловушки оказывались пусты, а кабаны и шакалы будто бы знали, где он сидит, и не шли к нему. Странные вещи стали случаться спустя год, как он стал жить в этом лесу. Однажды рядом с пустой ловушкой он нашёл небольшую грубо выструганную деревянную фигурку зайца. Мужчина сильно удивился, что кто-то забрался так далеко в лес и обронил игрушку рядом с его ловушками. Прошло несколько дней, и около пустых ловушек он снова нашёл новый подарок. В этот раз это оказалась фигурка медведя. Вот тогда ему стало страшно.

Ему стало ясно, что его выследили. Нашли. Но он не мог поверить, что, несмотря на всю его осмотрительность и скрытный образ жизни, им это удалось. Пугала сама мысль о том, что они догадались, где искать.

Когда он сбегал из города, то не взял с собой ни денег, ни вещей. Лишь одну небольшую вещицу. Этой же ночью поймал неприметную попутку и превратился для них в бесследно исчезнувшего утопленника, который так нигде и никогда не всплывал уже на протяжении нескольких лет. Но даже к такому случаю медвежатник был подготовлен. У него была выкопана небольшая, но глубокая яма ростом с него прямо рядом с костровищем. Стены ямы были обложены высушенной травой, а кое-где в них были проделаны специальные ниши-полки, на которые он складировал небольшое количество вяленого мяса, орехов, воды, пустые пластиковые бутылки, целлофановые пакеты. Сверху яма накрывалась большим приплюснутым валуном. Всё это он подготовил на случай, если они подойдут слишком близко, и он смог бы спрятаться до тех пор, пока они не уйдут.

Вот и после нахождения фигурки медведя мужчина бросился в свой лагерь и, убедившись, что вокруг никого нет, скрылся в яме, задвинув сверху над собой валун. В сыроватой темноте он провёл сутки и хотел уже было выходить, как сверху раздался хруст сучьев. Кто-то явно пришёл в его лагерь. Мужчина с ужасом затаил дыханье. Он выжидал. Хруст периодически повторялся, но звуков шагов расслышать не удавалось. Это ввело его в замешательство. Он не мог понять, как можно так тихо ступать и в то же время быть таким неуклюжим. Но он явно чувствовал, что над ним кто-то ходил. Ему даже казалось, что они разглядывают его вещи. Правой рукой мужчина сжимал рукоятку наточенного ножа. Хруст прекратился так же неожиданно, как и раздался в первый раз. Медвежатник прислушивался, но не мог различить больше никаких звуков, кроме размеренного стука своего сердца и почти беззвучного дыхания. Из осторожности он просидел в укрытии ещё два дня, разоряя запасы на полках.

Ночь после выхода наружу прошла бессонно. Долго выли шакалы, а когда они перестали, ему послышались странные шорохи, тихие вздохи; мерещился мутный силуэт, выглядывающий из-за стволов сосен время от времени. Один раз ему даже показалось, что из-за дерева сквозь иссиня-чёрный мрак за ним подсматривает неестественно высокий человек с рогатым черепом вместо головы. Увидев этот образ, медвежатник ощутил, как застыла кровь в венах. Затем начали громко и знакомо похрустывать сухие ветки, а мутные очертания мрачной фигуры растворились во мраке. Что-то медленно перемещалось вокруг его лагеря и, казалось, не переставало наблюдать за ним. Больше всего ему хотелось укрыться в своём убежище, но на виду у странного наблюдателя делать это было опасно и бессмысленно. Густая ночь не давала разглядеть ничего дальше трёх шагов от костра, оставляя медвежатника, подсвеченного тусклыми отсветами догорающего костра, лишь беспомощно дрожать. Лишь когда оранжево-розовый рассвет выполз на небо, к нему стал медленно возвращаться трезвый рассудок и смутное осознание, что что бы то ни было в темноте прошедшей ночью – это были не те, кого он так боялся. Это было нечто во много раз опаснее, чем его криминальное прошлое.

С тех пор прошло уже несколько лет, а фигурки продолжали появляться рядом с его расставленными силками. Он даже пытался менять расположение ловушек, но загадочным образом фигурки оказывались на новом месте. Со временем он к ним привык. Страх тоже прошёл. Он даже скопил из них коллекцию. Ещё через какое-то время у него получилось установить странную и необъяснимую связь – если есть фигурка, то дальше на охоту можно было не идти. Он стал записывать в свой блокнот все результаты охоты и сопоставлять их с фактами нахождения фигурок. Сто процентов совпадений. Ещё через некоторое время он с удивлением обнаружил, что в ночь того же дня, когда нашлась фигурка, выли шакалы. Как и сегодня – в этот раз это была деревянная лисица.

Тушка вновь громко зашкворчала, и мужчина снял её с углей. Шакалы как раз угомонились и наконец затихли, оставив рассыпанную горсть электрических звёзд дрожать на дне долины, выжидая первых лучей солнца. Он откусил небольшой кусочек на пробу и довольно причмокнул языком. Его глаза ещё раз скользнули по дрожащим огням внизу, а мысли попытались снова собраться в стройную линию. Но вкус мяса заглушил все мысли.

***

Через горный лес, присыпанный опадающей листвой, шагал охотник. Компанию ему составлял приземистый гладкошёрстный фокстерьер молочно-белого цвета с большим шоколадно-коричневым пятном на спинке. Собака бодро трусила рядом с ним, забежав чуть вперёд хозяина, и периодически останавливалась, чтобы повести носом и прислушаться к притаившемуся лесу. Охотник уверенно ступал по едва заметно продавленной на траве тропке, частично заваленной листвой. В руках на изготовку он держал начищенную, играющую вечерними сумерками на отполированном стволе винтовку «Аншутц». Его лицо выражало самоуверенную готовность ко встрече со зверем: карие глаза тщательно осматривали на предмет добычи горный хребет, бесконечно ползущий вверх; губы плотно сжаты; плавная, но быстрая походка, почти не издающая звуков. Тяжёлое дыхание выдавало в нём человека, которому уже глубоко за сорок. Хоть горная местность и развила у мужчины чрезвычайную выносливость, но возраст начинал брать своё, и блуждания по осенним лесам давались с каждым годом всё труднее. Дыхание начинало сбиваться всё раньше, а притупившееся зрение становилось всё чаще причиной промахов. Осознание, что наступает старость, которая скоро может лишить его самой настоящей страсти в его жизни, заставило его найти способ, как повысить свои шансы на поимку добычи. Запасной вариант. К нему и возвращались время от времени его мысли, пока охотник шагал по лесу.

Собака остановилась на дольше, чем обычно.

– Кто там, Шеди?

Пёс повернул голову вправо и застыл. Было слышно, как его нос усиленно обрабатывает поступающий в две влажные кожаные ноздри воздух.

«Капканы…»

Подумав несколько секунд, охотник твёрдо скомандовал:

– Взять!

Собака сорвалась с места и припустила под нечастый и пронзительный лай, оставляя позади себя кружиться опавшую листву небольшими коричнево-жёлтыми облачками.

– Молодчина, Шед! Взять!

Охотник побежал за псом, а сам подумал на бегу: «Хоть бы лиса!»

Собака быстро и легко отрывалась, оставляя его позади. Шед всегда терял голову, стоило ему учуять дичь. Мужчине же бег давался с трудом. Сноровка, выработанная годами, не выручала. Иногда он разбавлял свои сбивчивые вдохи и выдохи выкриками «Молодец!» или «Взять! Взять его!»

Местность была хорошо известна мужчине. И он знал, куда приведёт его собака. Оставалось пробежать примерно сто метров и пробраться через густой кустарник, широко расползшийся в разные стороны, словно стена. В этот момент Шед как раз смело занырнул в него и затих. Охотник перешёл с бега на трусцу, а поравнявшись с живой изгородью, остановился, переложил винтовку в левую руку и осторожно протиснулся сквозь ветки.

Когда охотник пробрался через цепкий куст, его взгляд первым делом упал на Шеда. Тот настороженно, вытянувшись стрелой, обнюхивал капкан. Мужчина растерянно огляделся вокруг, на ощупь убедился, что предохранитель включён, и закинул винтовку за спину в кожаный чехол. Он устало присел на корточки рядом с Шедом и осмотрел добычу в капкане.

Металлические поржавевшие челюсти были намертво сомкнуты, удерживая лисью лапу. Чёрный мех плавно переходил в рыжий, и где-то в середине цветовой градации нога была перебита стальными зубьями, а мех был перепачкан багряными, ещё влажными каплями. Ещё чуть повыше нога заканчивалась торчащей обгрызенной костью. Самой лисы нигде не было видно. Он поднял голову и присмотрелся к земле.

«Хм… Листопад спрятал следы! Чёрт возьми!» – с тоской подумал охотник и перевёл взгляд на капкан.

Сделав глубокий вдох, мужчина развёл дуги капкана в стороны до плотного металлического щелчка. Освобождённая лапка свалилась на листву, как отсохшая ветка. «Ладно, может, ещё попадётся, плутовка. Пусть ещё денёк-другой тут постоит. Зря только издохла, – продолжал размышлять охотник. – Шкура пропадёт почём зря. Хотя… Вдруг недалеко ушла». Его взгляд упал на собаку. Та с любопытством глядела на лапку. Мужчина взял сухую палку и осторожно отодвинул лапу от капкана, а затем подтолкнул прямо под нос псу:

– Шед, след! Ищи!

Собака поводила над ней носом, замерла в стойке и посмотрела куда-то в сторону подъёма. Затем пёс вопрошающе поглядел на хозяина.

– Веди! Только рядом!

Шед дёрнулся было вперёд, но охотник сразу же сердито вскрикнул:

– Куда? Рядом, сказал! Пошли.

Он встал и решительно зашагал вслед за собакой, которая с лёгкостью преодолевала крутой подъём. Через десяток шагов дыхание мужчины снова сбилось.