Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Саломея, или Приключения, почерпнутые из моря житейского
Автор
Год написания книги
1848
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Pour sa moiti? depuis huit jours,
Brulait d'une ardeur?ternelle[286 - Наконец, отказавшись от амурных похождений, Юпитер, ставший верным супругом, уже восемь дней пылал вечной страстью к своей половине (франц.).].
– Пустяки, душа моя! Уверяю тебя, что Юнона – или несносная баба, которая мешалась не в свои дела, или холодная баба, или истерическая женщина, – иначе быть не может: с чего Юпитеру от своей богини гоняться за весталками?
Да на это есть и факт: помнишь, в первой песне Илиады она так привязалась к нему из ревности к Фетиде, что он хотел ее поколотить. Юпитер вышел из себя и хотел поколотить свою жену! Что ж делать с несносной бабой простому-то смертному? а? сам ты посуди! Жена будет пилить тебя: «Да это почему, да это для чего, да ты от меня скрываешь, да я знаю, почему ты вздумал помогать троянцам!» Поневоле скажешь, как Юпитер: «Послушай, душа моя, у тебя на каждом шагу подозренья, только и дела, что за мной примечать, только и занятия, что мешаться в мои дела да выпытывать, что и для чего я делаю; я тебе говорю, что этим ты ничего доброго не сделаешь, а только отвратишь от себя мое сердце!..» Ну, разумеется, и отвратила, и пошел добрый молодец на сторону; хорошо еще, что не запил.
– Хм! Ты славный чудак! – сказал Рамирский, рассмеявшись, – скажи, пожалуйста, любил ты когда-нибудь?
– Нет еще; если я влюблюсь, так женюсь; да влюбиться не в кого.
– Будто здесь нет ни одной женщины, которая бы могла тебе нравиться? – спросил Рамирский с пытающим ревнивым взором.
– Нравиться? Как не быть! особенно тдна: Нильская.
– Что же? – проговорил тревожно Рамирский.
– Ничего; очень хороша собой, мила как нельзя больше, умна насколько нужно, добрушка.
– Ну, так что же?
– Ничего.
– Как ничего?
– Да так, все есть для кого-нибудь, да для меня-то чего-то недостает.
– Чего же?
– Я думаю, любви.
– Стало быть, она влюблена в кого-нибудь? В кого? – торопливо спросил Рамирский.
– В кого! чудак! Почему ж я знаю. Может быть, в тебя.
– Полно, Дмитрицкий! – сказал встревоженный Рамирский, вскочив с места и схватив Дмитрицкого за руку, – что за шутки!
– Это что ж такое? – спросил Дмитрицкий, посмотрев на него лукаво.
– Я не люблю таких шуток! – отвечал Рамирский.
– Да помилуй! откуда, какие шутки?
– Послушай, Дмитрицкий, ты мне должен сознаться, почему ты это сказал.
– Что? что такое?
– Про мои бывшие отношения с нею? Верно, тебе что-нибудь сказал Чаров?
– Э, душа моя! – вскричал Дмитрицкий, – никто мне не говорил, ничего я не знал, ничего еще не знаю, а все понимаю!.. Так вот она откуда истекает любовь к морю, к кораблям и фрегатам!.. Я думал, что она сбирается вступить в морскую службу.
– Дмитрицкий! послушай! – вскричал Рамирский, и глаза его заблистали.
– Рамирский! послушай! – крикнул и Дмитрицкий, – ты, верно, изменил ей?
– Я? ей? нет! – проговорил, горько усмехаясь, Рамирский.
– Ну, так не понимаю. Говори мне свою историю любви.
– Нет! прежде всего я хочу знать твои отношения к ней. Мне Чаров сказал… но что об этом говорить… я прошу у тебя всей правды.
– Тебе сказал Чаров?… Хм! Ему можно, должно верить, нельзя не верить!
– Так… кажется, продолжать не нужно? – проговорил Рамирский, вскочив с места.
– Отчего же? – спокойно продолжал Дмитрицкий, – ведь тебе сказал Чаров?
– Об этом все говорят!
– А! ну, в таком случае опять-таки нельзя не верить; ведь это публика. Она все знает: знает даже, какие у меня имения в Венгрии, какие золотые рудокопни, сколько я получаю с них доходу, и даже говорят, что я происхожу от Атиллы, добивался престола великого своего предка; да Меттерних узнал… ну и все дело испорчено: никак не мог добиться и с досады уехал в Россию.
– Полно шутить!
– Говори-ка свою историю любви, говори!
– К чему?
– Да так, я хочу сделать из всего математический вывод. Говори, душа моя!
Рамирский, вздохнув глубоко, рассказал в коротких словах, как рушились пламенные надежды его сердца.
– Ты несчастный человек, Федя! – сказал Дмитрицкий, уставив глаза на Рамирского.
– Может быть! – отвечал он, вздохнув еще глубже.
– Совершенно несчастный, несчастнее быть нельзя! Ска-а-тина Чаров, у-урод! отбил влюбленную по уши невесту! Да что ж может быть этого несчастнее? Это, братец, муха слона проглотила, да желудок не сварил… ей-богу!
– Ах, оставь шутки! – вскричал Рамирский, – с такими понятиями, как твои, разумеется, ничего, что женщина одному отдает свою руку, а другому сердце!
– Да, да, да, именно: тебе руку, а Чарову сердце. Как ты думаешь, что это, естественное дело?
– Очень естественное!
– Ты сам своими глазами читал назначение свидания?
– Сам, своими глазами!
– Ее рука?
– Ее рука.
Brulait d'une ardeur?ternelle[286 - Наконец, отказавшись от амурных похождений, Юпитер, ставший верным супругом, уже восемь дней пылал вечной страстью к своей половине (франц.).].
– Пустяки, душа моя! Уверяю тебя, что Юнона – или несносная баба, которая мешалась не в свои дела, или холодная баба, или истерическая женщина, – иначе быть не может: с чего Юпитеру от своей богини гоняться за весталками?
Да на это есть и факт: помнишь, в первой песне Илиады она так привязалась к нему из ревности к Фетиде, что он хотел ее поколотить. Юпитер вышел из себя и хотел поколотить свою жену! Что ж делать с несносной бабой простому-то смертному? а? сам ты посуди! Жена будет пилить тебя: «Да это почему, да это для чего, да ты от меня скрываешь, да я знаю, почему ты вздумал помогать троянцам!» Поневоле скажешь, как Юпитер: «Послушай, душа моя, у тебя на каждом шагу подозренья, только и дела, что за мной примечать, только и занятия, что мешаться в мои дела да выпытывать, что и для чего я делаю; я тебе говорю, что этим ты ничего доброго не сделаешь, а только отвратишь от себя мое сердце!..» Ну, разумеется, и отвратила, и пошел добрый молодец на сторону; хорошо еще, что не запил.
– Хм! Ты славный чудак! – сказал Рамирский, рассмеявшись, – скажи, пожалуйста, любил ты когда-нибудь?
– Нет еще; если я влюблюсь, так женюсь; да влюбиться не в кого.
– Будто здесь нет ни одной женщины, которая бы могла тебе нравиться? – спросил Рамирский с пытающим ревнивым взором.
– Нравиться? Как не быть! особенно тдна: Нильская.
– Что же? – проговорил тревожно Рамирский.
– Ничего; очень хороша собой, мила как нельзя больше, умна насколько нужно, добрушка.
– Ну, так что же?
– Ничего.
– Как ничего?
– Да так, все есть для кого-нибудь, да для меня-то чего-то недостает.
– Чего же?
– Я думаю, любви.
– Стало быть, она влюблена в кого-нибудь? В кого? – торопливо спросил Рамирский.
– В кого! чудак! Почему ж я знаю. Может быть, в тебя.
– Полно, Дмитрицкий! – сказал встревоженный Рамирский, вскочив с места и схватив Дмитрицкого за руку, – что за шутки!
– Это что ж такое? – спросил Дмитрицкий, посмотрев на него лукаво.
– Я не люблю таких шуток! – отвечал Рамирский.
– Да помилуй! откуда, какие шутки?
– Послушай, Дмитрицкий, ты мне должен сознаться, почему ты это сказал.
– Что? что такое?
– Про мои бывшие отношения с нею? Верно, тебе что-нибудь сказал Чаров?
– Э, душа моя! – вскричал Дмитрицкий, – никто мне не говорил, ничего я не знал, ничего еще не знаю, а все понимаю!.. Так вот она откуда истекает любовь к морю, к кораблям и фрегатам!.. Я думал, что она сбирается вступить в морскую службу.
– Дмитрицкий! послушай! – вскричал Рамирский, и глаза его заблистали.
– Рамирский! послушай! – крикнул и Дмитрицкий, – ты, верно, изменил ей?
– Я? ей? нет! – проговорил, горько усмехаясь, Рамирский.
– Ну, так не понимаю. Говори мне свою историю любви.
– Нет! прежде всего я хочу знать твои отношения к ней. Мне Чаров сказал… но что об этом говорить… я прошу у тебя всей правды.
– Тебе сказал Чаров?… Хм! Ему можно, должно верить, нельзя не верить!
– Так… кажется, продолжать не нужно? – проговорил Рамирский, вскочив с места.
– Отчего же? – спокойно продолжал Дмитрицкий, – ведь тебе сказал Чаров?
– Об этом все говорят!
– А! ну, в таком случае опять-таки нельзя не верить; ведь это публика. Она все знает: знает даже, какие у меня имения в Венгрии, какие золотые рудокопни, сколько я получаю с них доходу, и даже говорят, что я происхожу от Атиллы, добивался престола великого своего предка; да Меттерних узнал… ну и все дело испорчено: никак не мог добиться и с досады уехал в Россию.
– Полно шутить!
– Говори-ка свою историю любви, говори!
– К чему?
– Да так, я хочу сделать из всего математический вывод. Говори, душа моя!
Рамирский, вздохнув глубоко, рассказал в коротких словах, как рушились пламенные надежды его сердца.
– Ты несчастный человек, Федя! – сказал Дмитрицкий, уставив глаза на Рамирского.
– Может быть! – отвечал он, вздохнув еще глубже.
– Совершенно несчастный, несчастнее быть нельзя! Ска-а-тина Чаров, у-урод! отбил влюбленную по уши невесту! Да что ж может быть этого несчастнее? Это, братец, муха слона проглотила, да желудок не сварил… ей-богу!
– Ах, оставь шутки! – вскричал Рамирский, – с такими понятиями, как твои, разумеется, ничего, что женщина одному отдает свою руку, а другому сердце!
– Да, да, да, именно: тебе руку, а Чарову сердце. Как ты думаешь, что это, естественное дело?
– Очень естественное!
– Ты сам своими глазами читал назначение свидания?
– Сам, своими глазами!
– Ее рука?
– Ее рука.
Другие электронные книги автора Александр Фомич Вельтман
Другие аудиокниги автора Александр Фомич Вельтман
Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее