– Все, дальше только добрый Китай! – радовался Сева.
Метров двести ехали вдоль сетки пограничного ограждения. Андрей смотрел на ту сторону, где тянулась нейтралка, а за ней – российская территория. Пустые, покрытые снегом поля.
Что ж, удалось выскочить – следственный изолятор теперь, видимо, не светит. Из родной страны удалось-таки смыться.
«Кем-кем, а беглым преступником я еще не был», – вздохнул Огневский.
Сева все что-то оживленно говорил, снова вспоминал свои обиды на родину, твердил, что к людям там относятся, как к скоту. Уже и не такой глупой стала казаться эта болтовня…
Но как-то противно было злиться на место, где ты родился и вырос. Где живут друзья и похоронена мать. Это словно унижать самого себя – таким, как Сева, может, и нравится, но Огневскому от подобных мыслей становилось мерзко.
Он грустно улыбнулся и махнул рукой заснеженным пустошам на той стороне забора: «Счастливо! Еще увидимся».
Так в последние дни 2007 года Андрей Огневский впервые попал в Азию.
На китайской стороне были те же поля и сопки, что в Приморье. Скоро начался город Хуньчунь – большой, людный, несуразный. Между цветных иероглифов, пылавших на серых домах, попадались и надписи на русском, со смешными ошибками: «Алтека», «Ристаран»…
– В Хуньке я не останусь, и тебе не советую, – бросил Сева, отворачиваясь от окна при виде кириллицы.
Они вышли в переполненное здание автовокзала. Остро пахло краской и почему-то красным перцем. Вокруг гудела толпа китайцев в одинаковых черных пуховиках.
– Хуньчунь – это почти Россия… – продолжал Сева. – Такое же свинство… Надо брать автобус до Яньцзи, там уже все по-человечески, по-китайски, и ж/д вокзал есть, на поезд до Пекина или Шанхая оттуда можно запрыгнуть. Вон касса, пошли!
Он опять начал что-то говорить, на что-то жаловаться…
Но его голос потонул в криках китайцев – на платформе неподалеку народ шумно грузился в большой автобус. Толстый кондуктор с пачкой билетов махал руками, видимо, зазывая пассажиров. Загудел мотор, машина двинулась, но люди все еще запрыгивали на ходу.
Огневский умел двигаться очень быстро. Метнулся к платформе, проскочил в закрывающиеся двери автобуса.
Удивленное лицо Севы, все еще что-то говорившего, мелькнуло за окном и исчезло, автобус покатил прочь.
Огневский улыбнулся пораженному кондуктору, уселся на свободное место возле какого-то деда в ушанке. По крайней мере, от нытья и жалоб удалось избавиться. А куда он теперь едет – не все ли равно?..
Вечная весна
Автобус был большой и новый, как почти все в Китае. В ноздри бил запах свежего дешевого пластика, видимо, обивка сидений. Это неожиданно напомнило о детстве – так пахли игрушки с китайского рынка в Южно-Сахалинске, которые когда-то приносила Огневскому мать.
Упитанный кондуктор вручил Андрею билет, показал четыре пальца. Огневский протянул четыре бумажки по одному юаню – еще во Владивостоке обзавелся китайскими банкнотами с хитро улыбающимся Мао.
Город за окном быстро кончился, пошла сельская местность. Вместе с новыми, блестящими, словно игрушечными машинами по ней двигались дребезжащие мотоблоки и старики на ржавых велосипедах. Попадались даже живые ослы, тащившие телеги с овощами. И здесь же, у обочины – ряды мощных, новехоньких экскаваторов, готовых ваять светлое будущее исполинскими ковшами.
В глаза бросилась еще одно: почти под каждым мостом спали люди, устраивали целые гнезда из всякого хлама. Бездомных было много, куда больше, чем пресловутых бомжей в России. Похоже, что билетов в будущее хватает далеко не всем…
Пошел сухой колючий снег. Автобус выбрался на пустое шоссе и помчался на запад, в свой неизвестный пункт назначения. Электронное табло над местом водителя показывало температуру за бортом – минус 33 градуса.
«Надо было все-таки ехать в Таиланд… – вздохнул Огневский. – Там хоть тепло. А то променял одну ледяную империю на другую».
– Бу дао Хуанхэ синь бу цы! – заорал где-то рядом мужской голос.
Огневский едва не подскочил, но оказалось, что это всего лишь телевизор.
На экране в передней части салона начался какой-то нелепо-яркий фильм. С воплями и пафосной музыкой носились туда-сюда и лупили друг друга китайцы в одежде под старину. Бюджет у картины был минимальный – декорации явно из фанеры, а про уровень актеров лучше вообще молчать. Впрочем, движения, имитирующие кунг-фу, впечатляли своей замысловатостью.
Пару минут Огневский пытался смотреть местный кинематограф и радовался, что не понимает грозных речей персонажей. Уровень громкости был на максимуме, но пассажиров это совсем не смущало.
«Языковой барьер – это счастье, – подумал Огневский. – Не надо знать, что люди говорят».
В салоне было очень жарко, отопление работало вовсю. Так что, несмотря на вопли киногероев, Андрея стало клонить в сон. Все-таки встать сегодня пришлось в четыре утра, чтобы поспеть к автобусу через границу.
…Темно, лишь изредка луна пробивается через рваные облака. Огневский смотрит под ноги. Его черные берцы ритмично бьют по густой траве.
Почему-то из всего, что было в командировках на Кавказ, вспоминается обычно именно это – долгие часы бега по пустынным горам. Не боевые стычки, не казарменный быт, не полевые испытания новых устройств. Первым в памяти оживает ощущение монотонного, но быстрого движения, вес жилета разгрузки и тяжелого ранца с оборудованием. Сотни минут молчания, прерываемые редкими тихими командами, гул ветра и шорох травы.
В тот день стартовали затемно. Вертолет высадил их на блокпосту, считавшемся относительно безопасным. Служащие на блоке были люди ученые, ничего спрашивать у четверых бойцов спецгруппы не стали, вообще словно не заметили их. Отряд выбрался за периметр и растворился в темноте.
Дальше долго бежали вдоль хребта, обдуваемые сырым ветром. Первым шел Мурзинов, он предпочитал вообще не говорить лишний раз, давал команды знаками. По самому гребню идет неплохая тропа, но на ней группу будет видно из долины, а неподалеку, по сведениям, есть несколько вражеских точек.
Поэтому двигались чуть ниже водораздела, по криволесью на северной стороне. К горам Огневский привычный еще с юности, с походов по Сахалину. Там, правда, не нужно было постоянно ждать нападения.
Уже часа полтора, как они без остановок, не сбавляя темпа, бегут. Интересно, планирует Мурзинов хоть одну передышку? Огневский устать пока не успел, он еще часа два сможет так марафонить, но вот сам старший группы заметно полноват, и слышно, как он тяжело дышит.
Темноту озаряет бледно-желтое пламя. Все четверо на рефлексе бросаются в стороны, залегают в траву, но нет – этот огонь не по их души. Слева, в долине, в километре от группы вспыхивает новый взрыв.
Андрей вспоминает карту – да, там же у наших маленький пост, у моста через узкую речку. Похоже, духи налетели среди ночи, палят из гранатометов. Судя по количеству вспышек, их целая толпа.
Огневский стискивает зубы, представляя, каково сейчас солдатам на том посту. До них всего километр, есть возможность быстро прийти на помощь, но нечего и думать об этом. У отряда свое боевое задание, и рисковать его выполнением, обнаружить себя – немыслимо. Да и что могут четверо, пусть даже спецназовцев, против толпы с гранатометами?
«Хотя не… – думает Огневский, чувствуя на спине увесистый ранец. – Как раз можем, очень даже можем. Но нельзя…»
И от этой мысли только хуже.
Впереди поднимается тяжелая фигура Мурзинова. Быстрый взмах его длинной руки – продолжаем движение…
Андрея разбудил женский голос, что-то протяжно запевший по-китайски. Фильм про древние времена кончился, в салоне автобуса включили музыкальную программу.
Снова разозлился на себя. Чем больше гонишь из башки проклятые воспоминания, тем настырнее они лезут обратно…
Взглянул на часы – проспал чуть больше часа, но голова вся мутная и мышцы затекли, словно полдня продрых. За окном уже метет вовсю, а вот пейзаж не изменился – все то же шоссе, окруженное сопками. В Приморье любят говорить, что на китайской стороне каждый метр распахан и засеян гаоляном, а вот неправда. По крайней мере, тут, в Маньчжурии, как именуют иногда север Китая. Полно пустой земли, заросшей лесом, похоже на окрестности Владивостока… Если бы не гигантские иероглифы на склонах холмов (соцлозунги?).
«Интересно, куда я все-таки еду? – подумал Андрей. – И сколько еще чалиться в этом автобусе, под музычку и вопли из телека?»
Достал из кармана билет, – может, там указан пункт назначения английскими буквами? Нет, только колючие китайские письмена. Красивая штука – иероглифы, выглядят куда занятнее, чем просто буквы. Жаль только, что их много тысяч штук… Как это все вообще можно выучить?
На билете красовались два больших символа: ?? – это, наверно, и есть название точки, куда несет его неведомая китайская судьба.
За день до отъезда Андрей купил во Владивостоке путеводитель по Китаю. В местном книжном магазине их было на выбор штук десять, взял тот, где меньше всего картинок – а значит, больше текста, информации.
Теперь достал его, полистал, но все географические названия – как назло, кириллицей, без иероглифов.