Славянское сердце

По лицу матери вновь пробежала тень.

– А младшие? Виктор, Ладислав?

Небрежно махнул рукой.

– Они в учебном полку, пока их натаскают, обучат, обтешут – и война кончится! До середины мая можешь о них не беспокоится – кроме, разве что, по поводу еды – кормёжка там слабая. … Хотя в Ружомберок не наездишься – по военному-то времени!

Мать тяжело вздохнула.

– Что ж, раз ты решил идти на войну – мне тебя не переспорить…. Ты всегда был упрямым. Но только помни – мы будем ждать тебя, поэтому уж постарайся не лезть в самое пекло…. Одевай шерстяные носки, что я тебе связала, не береги их – если надо, я тебе ещё вышлю, шерсти у меня полная кладовка, осенью её некому было сдавать…. Возьми в дорогу сыра, сухарей – ведь вас там не сразу покормят?

– Не сразу. Возьму.

– И сливовицы кувшинчик возьми – тот, что приносил Пастуха, когда ты болел; она тебе тоже не помешает, если спать на земле или если у реки просквозит…. Только перелей её себе во фляжку – ту, что ты в декабре принёс.

– Хорошо, мама, перелью.

– Возьми с собой меховую безрукавку Виктора – она хорошая, почти новая, и тебе впору. Будешь под китель одевать – если будет холодно.

Ага, а заодно и кожушок, и меховую шапку, и стёганые штаны….

– Мама, через неделю апрель кончится, вон, Кисуца как бурлит! Весна – а ты мне меховую безрукавку!

– Это днём тепло, а ночи ещё холодные…. Не спорь со мной, Руди, возьми тёплые вещи, мне будет спокойней…

Минут десять заняли сборы – спокойно и деловито, как будто он снова собирался на учёбу в Зволен, и не было вокруг никакой войны; и только стоящая в углу винтовка, за которой он долгими зимними вечерами ухаживал, как за маленьким ребенком – молча напоминала ему о цели этих сборов…. Ну, кажись, всё. Можно выдвигаться на исходную – десантники во дворе уже, небось, заждались!

– Ну всё, мама, я пойду.

И опять – по лицу слёзы, крупные, как горох. Ну что ты будешь делать!

– Мама, не плачь. Я буду писать, да и сколько тут осталось? К лету мы загоним немцев за Берлин!

Всхлипнула, но, взяв себя в руки – уже без слёз ответила:

– Сынок, мы будем ждать тебя. Возвращайся!

– Я вернусь, мама. Я обязательно вернусь!

– Подожди. Дай перекрещу…

Перекрестила, поцеловала в лоб; ну что ж, теперь уже и в самом деле можно выходить!

Закинул на плечо рюкзак, на второе – винтовку, вышел во двор – и остановился, зажмурившись: солнце на миг ослепило, терпкий запах свежей земли закружил голову, живой дух набухших почек опьянил, как добрый глоток вина…. И до чего ж хороша в этом году весна!

Завтра он снова наденет военную форму. Завтра снова будет война, кровь, раны, гибель товарищей…. Завтра он снова станет солдатом – чтобы эта весна была последней военной весной; ведь что может быть нелепее и глупее весной, чем смерть?

Но война сама не кончится; значит, ему и его товарищам придётся её поторопить; и если кому-то будет суждено заплатить за это своей жизнью – что ж, они эту цену заплатят. Ведь они слишком старые и слишком опытные солдаты, чтобы воспринимать смерть всерьез!

Июнь сорок первого. Роковая ошибка монсеньора Тисо

В тридцатые годы в Словакии расстановка политических сил была достаточно своеобразна – и весьма расходилась с таковой в Чехии, хотя номинально обе этические территории составляли одно государственное образование – Чехословакию.

Ключевым игроком на пространстве к востоку от реки Грон были словацкие клерикалы – наиболее влиятельной силой которых была «Slovenskа ludovа strana», «Словацкая народная партия», или «народники» – существовавшая ещё со времен Австро-Венгрии и в период Первой республики возглавляемая Андреем Глинкой. Опиралась эта партия на словацкое крестьянство, которое хранило верность своим национальным традициям, консервативность, искреннюю религиозность (большинство словаков – глубоко верующие католики) и приверженность довольно патриархальному укладу жизни. Кроме того, в среде словацкого крестьянства сильны были ксенофобские (по отношению к венграм и, как это ни покажется удивительным, к чехам) настроения и довольно сильный антисемитизм (чему не стоит удивляться, еврейская диаспора Словакии на конец 1930-х гг. насчитывала около 90 тыс. чел. (более 4 % населения) и занимала выгодное положение в торговой и финансовой сферах национальной экономики). Авторитет «народников» в среде простых словаков постоянно подпитывался их непримиримой позицией по отношению к официальной Праге, «забывшей» о Питтсбургских соглашениях; к тому же смерть Милана Штефаника «народниками» целиком и полностью относилась на совесть Бенеша и Масарика – что, естественно, не прибавляло симпатий к центральным властям. К 1935 году популярность «народников» в восточных районах Словакии достигала девяноста процентов!

Вторыми по значимости и политическому «весу» в Словакии были демократы – чьей социальной опорой была городская интеллигенция, коммерсанты, лица свободных профессий, представители национальных меньшинств – в общем, все те, кому местечковый словацкий национализм «народников» казался атавизмом средневековья, но кому также претил и «пролетарский интернационализм» коммунистов. На западе Словакии, и особенно в Братиславе, влияние демократов было весьма значительным.

Третьими по силе и политическому влиянию в Словакии были коммунисты – опиравшиеся, главным образом, на промышленных рабочих и сельскую бедноту горных деревушек; впрочем, коммунистов официальная Прага гнобила куда более целенаправленно и изощрённо, чем тех же «народников», поэтому действовать они вынуждены были полуофициально, отсюда – и слабость их позиций в легальной политике. Правда, радикальные лозунги коммунистов в пору экономического кризиса начала тридцатых годов изрядно добавил им симпатий простого народа, но все же превзойти по уровню влияния на массы «народников» и «демократов» коммунисты до самого конца существования независимого чехословацкого государства так и не смогли.

Если говорить о внешнеполитических предпочтениях словацких политических сил, то «народники» ориентировались на Рим и Берлин (в 20-е годы Андрей Глинка с искренней симпатией писал о фашизме Муссолини, в то же время словацкие «народники» стали одной из первых европейских правых партий, установивших связи с германскими национал-социалистами. Профессор Войтех Тука в 1923 г. посетил Германию, где встречался с руководством НСДАП и вернулся под сильным влиянием идеологии германского национал-социализма). Демократы полагали разумным и правильным «держать равнение» на Лондон и Париж, коммунисты, естественно, смотрели на Москву.

После Мюнхена акции «народников» взлетели весьма резко – их партия, всегда и во всем придерживавшаяся идей словацкого национализма, смогла быстро и грамотно сориентироваться в новой политической реальности: 6 октября 1938 года в Жилине Словакия (устами монсеньора Тисо) провозгласила автономию, Сам монсеньор Тисо стал премьер-министром первого самостоятельного словацкого правительства, компетентного в самом широком спектре внутриполитических вопросов; фактически и внешнюю политику Словакия проводила самостоятельно, поскольку влияние Праги на Братиславу даже в этом вопросе постоянно слабело. Ничего удивительного, кстати, в этом не было – «народники» задолго до Мюнхена готовились к захвату власти, в июле 1938 года ими были созданы первые отряды «Глинковской гвардии» («Нlinkova garda»), ядром для которых и элитными подразделениями стали ячейки «Родобраны». К тому же достаточно плотные контакты с Берлином позволили монсеньору Тисо и его коллегам иметь дополнительные козыри в разговорах с Прагой.

Но автономия – была лишь этапом на пути к полной и безусловной независимости Словакии; политические события весны 1939 года позволили словацким «народникам» добиться куда большего…

За Словакию, юнаки!
За огонь родного храма!
В униформе цвета хаки –
Возродилась Родобрана!

В наших кулаках железо,
В нашей крови Рода слава!
Мы чисты, как Штрбске Плесо,
Наше сердце – Братислава!
И летит в бой предков имя,
Как печать рдяного блеска,
Пока жив я, нерушима, –
Ты, республика Словенска!
Пойте славные гусляры
О победах Родобраны,
Пойте гордые бояны
О победах Родобраны…
Надевает шлем рогатый
Грозобьющий князь террора,
В бересте витиеватой
Чертит: Мёртвым нет позора!
Сокол веры белокрылый,
Взгляд змеи из турмалина,
На вершине тинг Ветрилы
Принимает Верховина.
И летит в бой предков имя,
Как печать рдяного блеска,
Пока жив я, нерушима, –
Ты, республика Словенска!
Пойте славные гусляры
О победах Родобраны,
Пойте гордые бояны
О победах Родобраны…