– Насосы – это вы?
– Я. Это был мой катер, я на нём пятнадцать лет прослужил, до пенсиона. Когда началось всё это – крах Чехословакии, обмен территориями, венский арбитраж и всё такое – наши корабли стали бесхозяйственными.
– Бесхозными. – Поправил Савушкин.
– Да, бесхозными. Мы поставили «Гизеллу» в затон, сняли с неё радио, я со Штефаном, моим механиком, сняли насосы. Катер наш старый, четырнадцатый год вошел в строй; сначала на нём были моторы бензиновые, «Ганц-Моваг», а в тридцать втором году их сменили на американские дизельные моторы фирмы «Колер». Я знал, что ни мадьяры, ни немцы топливных насосов к этим моторам не найдут.
– А пулемёты? Я видел в боевой рубке…
– Есть пулемёты. Три «максима». Два в броневой рубке на оточных… шкворневых установках, один на корме на вертлюге – как противосамолётный.
– Зенитный.
– Да, зенитный. Но патронов нет – перед уходом из Комарно чешская армия всё забрала с собой. У мадьяр иной калибр, поэтому они их не сняли. Зачем пулемёты без патронов?…
Савушкин усмехнулся.
– Ну, с патронами заминки не будет – у нас с собой двенадцать тысяч винтовочных маузеровских патронов. Даст Бог, не пригодятся…А с топливом что?
Томек вздохнул.
– С топливом плохо. Нет топлива. У мадьяров есть, но… – И старик сделал движение пальцами правой руки, как будто пересчитывал купюры.
– Нужны деньги? – Савушкин улыбнулся.
– Да.
– У нас есть. Марки или фунты стерлингов?
Старик уважительно покачал головой.
– Тогда не вижу препятствий. Канистры у вас, в вашем камьоне, есть?
– Пару штук найдется.
– Маловато. Ладно, я что-то придумаю. Давайте марки… Хотя нет. Лучше фунты.
Савушкин кивнул, достал из верхнего накладного кармана кителя кисет, и выложил из него на стол десять банкнот по пять фунтов стерлингов. Старик кивнул.
– Отлично. Этого должно хватить. – Подумав, добавил: – Через час иду.
Савушкин, вспомнив Нитранске Правно, спросил:
– А вы такого Йожефа Пастуху знаете?
Томек подумал с минуту, а затем неуверенно уточнил:
– З Нитранского краю?
– Да, из Правно.
Старик кивнул и улыбнулся.
– Да, помню. Нас в корпусе было двадцать тысяч человек, но очень много кого я помню, особенно словаков… Он из четвертый артиллерийский полк, до войны был в Нитра. Остался в Америке. Да, помню. – И ещё раз улыбнулся.
– Эк вас судьба побросала – по всему миру… – Сочувственно произнёс Савушкин.
Старый Томек вздохнул.
– Не по своя воля. Мы, словаки – домоседы.
Савушкин кивнул.
– У вас тут почти что рай. Вон, – он кивнул на сад, – Завтра ноябрь, а листья ещё на деревьях. В шинели жарко. И хоть война – нет проблем с продуктами…
– Земля хорошая. И руки. Мой сад каждый год даёт тридцать пять или сорок центнер яблок или абрикосов – но надо за ним каждый день ухаживать. Обрезать, окучивать, лечить… Каждый день!
– Хм… А что вы с такой уймой фруктов делаете?
Бывший легионер ухмыльнулся.
– У меня своя винокурня, как это называют в России. Делаю или абрикосовицу, или яблоковицу.
– Это в смысле… фруктовый самогон? Палинку?
Хозяин кивнул.
– Можно и так их назвать. Продаю большой склад алкоголя. Продавал… Сейчас не знаю, что делать с палинкой этого года – все бочки залил. Мадьяры не берут, война. – Подумав, добавил: – Я вам с собой дам бочку сто литров!
Савушкин хотел было отказаться – но в последнее мгновение спохватился и удержал в себе вежливый отказ. Чёрт его знает, как дальше пойдёт, а сто литров палинки – это сто литров палинки, всегда может пригодится…
– Спасибо!
Старый легионер махнул рукой.
– Не про что говорить. – Затем, взглянув на настенные часы, деловито произнёс: – Пора к мадьярам, за топливом для лодки.
Савушкин кивнул.
– Хорошо, когда вернётесь – будет кто-то из наших. Мы думаем грузиться завтра утром.
– Правильно. Сегодня я с Иржи поставлю насосы, зальём соляр, проверим моторы, ночью кто-то из вас будет спать на «Гизелле» – а на рассвете пойдёте в Будапешт. Вечером будете там. Знаете, куда вам надо?
– Остров Чепель.
– Я дам вам карту реки – старая, но другой нет.
– Ещё раз спасибо!