Тьма веков

– Господь всемогущий, господин Шмитц! – воскликнул Эйхман, будто бы совершенно не ожидал увидеть здесь сотрудника гестапо.

– Какое милое совпадение! – с как можно большим отвращением ответил единственный на ближайшие двенадцать тысяч квадратных километров сотрудник гестапо, даже не пытаясь поверить в случайность этой встречи.

– А я как раз ехал мимо, и, смотрю – машина гестапо. Да еще в таком необыкновенном месте. Свастика с цветами – просто удивительная находка, господин…

– Брандт, – робко отозвался бледный падишах, для которого визит представителей двух могущественных спецслужб рейха, да еще и в один день, кажется, был перебором, – Б-б-благодарю.

– Вкусно тут кормят? – поинтересовался Эйхман, заглядывая через плечо более высокого Шмитца в пустой обеденный зал.

– Оставайтесь и сами узнаете, – ответил Шмитц, – А нам пора.

– Куда вы так спешите? Отобедаем вместе. Поделимся новостями. Слыхали, Бенеш спелся со Сталиным, и они вместе решили попилить маленькую гордую республику? Фюрер в бешенстве.

– Как мило, Эйхман. Как мило, что вы должны быть в Вене, штамповать выездные визы евреям, а вместо этого стоите в дверях этого чудного кафе…

– …и мешаю вам пройти, Шмитц?

– Нет, как вы могли подумать? Всего лишь рискуете получить ревматизм. На выходе такой сквозняк. К тому же дунайская осень сырая и промозглая.

– Так куда вы едете, мой заботливый Шмитц?

– В Гроссамберг, навестить некоего Теодора Арльта. Кстати, обермейстер, вы что-то можете рассказать про этого Арльта? Всё-таки в Урфаре не так много больших роскошных поместий, населенных сектантами.

Мозер, во время диалога сотрудников двух специальных ведомств, стоял по стойке смирно, боясь шелохнуться, и вопрос Шмитца застал его врасплох. Рот он открыл чуть раньше, чем вообще понял, о чем, собственно, его спрашивают, и так и застыл с комичным выражением лица. Выжидательно смотрящие на него сотрудники специальных служб ввели бедного обермейстера в еще больший ступор. Наконец, найдя в памяти нужные слова, он громко, не закрывая рта, сглотнул комок, застрявший в горле, и произнес:

– Он крупный фермер. Спонсор местной национал-социалистической ячейки с двадцатых годов. Его сын погиб в тридцать четвертом, во время штурма канцелярии Дольфуса.

– И он стоял у истоков тридцать седьмого штандарта СС, – добавил Эйхман почтительным тоном.

– Вот это да. И он поставляет вам сандаловые палочки? – усмехнулся Шмитц, – Достойный человек.

– Значит, вы желаете навестить Теодора Арльта? – спросил унтерштурмфюрер, уже без всякой иронии.

– Еще как хочу, – сказал Шмитц, который всё еще никак не мог выйти в виду стоявшего между ним и дверью Эйхмана, – А что у вас за интерес?

– Он мой старый друг и наставник. Потому мне непонятно, почему гестапо им интересуется.

– Не могу сказать, господин Эйхман. Служебная тайна, если вы понимаете, о чем я.

– Позволите вас сопроводить?

– Конечно. Сядете на заднее сидение?

– О, нет, благодарю, у меня своя машина с водителем.

– Отлично. Раз вы не желаете отведать вкуснейшую курочку масала, то предлагаю отправиться в путь.

На улице Шмитца ожидал неприятный сюрприз. Его вороненый «железный конь» грустно стоял, накренившись набок, поскольку два левых колеса его оказались пробиты. Густав, и так не слишком веривший в случайность его встречи с офицером СД, при виде обездвиженного «мерседеса» отринул всякие сомнения и инстинктивно нащупал «вальтер» в наплечной кобуре, скрывавшейся под форменной шинелью. Однако, Эйхман и впрямь был в сопровождении лишь одного водителя, деловито протиравшего отполированную поверхность вычурного автомобиля, словно ничего и не произошло.

Не обращая внимания на наигранное сочувствие, которое унтерштурмфюрер выразил по поводу поломки, Шмитц обратился к обескураженному Мозеру:

– Почините автомобиль и живо в поместье Арльта.

– У вас есть два запасных колеса, господин криминаль-инспектор?

– Заклейте. Придумайте что-нибудь. А я поеду с Эйхманом.

– С ним? – Мозер уже не побледнел, а побагровел и покосился на здоровяка-водителя в форме СС, у которого на поясе болтался увесистый кинжал. Шмитц проследил за взглядом обермейстера и, решив, что дело, принявшее неожиданно угрожающий уже непосредственно ему оборот, улыбнулся и обратился к Эйхману:

– Быть может, ваш водитель поможет моим сопровождающим с починкой автомобиля? А мы с вами прокатимся к господину Арльту. Я задам ему пару вопросов, а там, глядишь, и мой «мерседес» подъедет за мной, а заодно и привезет вашего водителя.

Унтерштурмфюрер понимающе ухмыльнулся и кивнул:

– Конечно. Клеменс, будь добр, достань инструменты и помоги бедолагам с починкой.

Клеменс удивленно поднял брови, но, заметив едва уловимый, однако не ускользнувший от внимательного Шмитца, жест начальника, нахмурился и пошел к багажнику. – Какая роскошная машина, господин Эйхман, – искренне восхитился Шмитц, буквально утонувший в мягком кожаном сидении после строгого аскетизма своего служебного «мерседеса».

– Австрийская. «Грэф-унд-Штифт», прошлого года выпуска. Принадлежала главе политической полиции Вены. Теперь он в концлагере, со своим ненаглядным Шушнигом. А машина далека от политики. Кто её холит и лелеет, тот на ней ездит. Как женщина, знаете ли.

Крысиное лицо перекосила самодовольная улыбка. Видимо, он только что сказал какую-то шутку, решил Шмитц, но не стал уточнять, какую. Криминаль-инспектор сидел на переднем сидении, рядом с Эйхманом, который и вел роскошный Grf & Stift SP 8 Pullman, легко вращая покрытый серой кожей руль. Хромированная приборная панель была подсвечена так ярко электрическими лампами, что слепила пассажира отражаемым светом. Но, чуть насладившись комфортом и запахом дорогого парфюма, исходившего от унтерштурмфюрера, Шмитц вернулся к совершенно не праздным размышлениям касательно сути происходящего. Еще четверть часа назад он откровенно развлекался, посмеиваясь над разодетым в пух и прах Брандтом, а теперь, неожиданно, находился в компании очень влиятельного и опасного функционера НСДАП, который тщательно скрывал от него цель их незапланированной встречи. Как всё это было связано с найденышем из Гроссамберга, Густав мог только догадываться.

– Простите, господин Эйхман, так как вы, всё-таки, оказались в Линце?

– Вообще, Шмитц, можете называть меня по имени. Это первое, – насмешливым тоном ответил Эйхман, – Во-вторых, Линц – моя родина. Я здесь родился, вырос, и, даже, ходил в ту же школу, что и фюрер.

– Приехали навестить родительское гнездо?

– Вы думаете, мой приезд как-то связан с вами, Густав?

– Вы отвечаете вопросом на вопрос, как еврей, Адольф.

– Остроумно. Но я, правда, приехал сегодня в полдень, проведя три с половиной часа в пути, не ради вас.

– И что же заставило вас покинуть ваш уютный кабинет в Вене?

– Я планировал заполучить не менее уютный кабинет в Праге уже к следующему году. Но, в связи с демаршем Бенеша и всей этой заварушкой вокруг Польши, у меня возникли серьезные проблемы. Чертовы евреи никому и так не были нужны, а теперь, кроме как в Швейцарию, их не депортировать. А швейцарцы перекрыли границу.

– В концлагерях закончилось место?

– Шутишь, Густав? Давно. Они переполнены. Сейчас идет срочное строительство двух десятков лагерей по всему рейху. Я буду курировать специальный лагерь для евреев, здесь, под Линцем, в Маутхаузене. И это вместо Праги. Чертов Бенеш. Чертов Сталин.

– Да ты плотно увяз в еврейском вопросе, Адольф. Слышал, до Вены, ты даже летал в Иерусалим для встречи с сионистскими боевиками.

– Ну, в Иерусалим нас не пустили британцы, а в Каире мы, и правда, встречались с этими… Короче говоря, даже в Палестине евреи не особо нужны. Что тут поделать? Придется тратить на них деньги и строить чертовы лагеря.

– Какая незадача, – посочувствовал Шмитц.

Машина въехала на железный мост через Дунай, ведущий в Урфар, обогнала трамвай и уперлась в экскаватор, медленно переваливавшийся через улицу на, запачканных сырой землей, широких гусеницах.