Первый, второй, третий…

Баба Женя показала Тимуру как растет морковка, чем она отличается от сорняков. Тимур с энтузиазмом принялся за работу. Он лихо выдергивал сорняки, складывал в жестяное ведро. Прошло минут пятнадцать. Тимур оглянулся, но оказалось, что он продвинулся в выполнение задания на полступни. У бабы Жени на соседней грядке получалось гораздо веселее.

– Баба Женя, а ты что пропалываешь? – спросил Тимур.

– У меня здесь лук растет. А что?

– Давай поменяемся, а то мне кажется, что морковка не хочет полоться.

– Давай поменяемся. Мне без разницы. От перемены мест слагаемых, сумма не меняется.

Они поменялись местами. Прошло двадцать минут, и оказалось, что баба Женя продвинулась на середину грядки, а Тимур топтался на одном месте.

– Почему у меня медленно получается? – рассеянно спросил Тимур.

– Потому что ты этим раньше никогда не занимался. В любом занятии нужен навык. Он приобретается только упражнениями. Другой хитрости нет, – ответила баба Женя.

– Я хочу сейчас же научиться.

– Не переживай, если захочешь – научишься чему пожелаешь. Главное не бросай, сделай сколько сможешь. Я тебе помогу закончить грядку, одного не брошу.

– Спасибо, бабушка.

– Не за что, внучек.

– Бабушка, а у тебя был дедушка? И где он сейчас? – спросил Тимур.

– Был, а как же. А чего это ты про него спрашиваешь?

– Мне интересно. Он ушел из семьи, как наш папка? Он тоже был редкостным эгоистом?

– Нет. Мой муж, отец твоей мамы был хорошим человеком. Настоящим, мужественным, честным, работящим. На него можно было положиться в любом деле. Про таких говорят, что с ним можно идти хоть на край земли, хоть в разведку.

– Расскажи мне про него. Хочу знать про деда – настоящего мужчину.

– Хочешь стать настоящим мужчиной? И защищать женщин от бед и напастей?

– Да, хочу, – твердо ответил Тимур.

– Ну тогда слушай. Как-то в наш колхоз приехал молодой специалист, инженер Михаил. Он был неимоверно красив, статен, волосами кудряв. Все наши местные девчонки сразу положили на него глаз. Нарочито проходили мимо, улыбались и строили глазки. А я, надо сказать, не обратила по первости на него внимания. Был у меня тогда ухажер Санька, тракторист из деревни Микулино. Ну, а Миша выделил меня среди многочисленных подруг. Потом он зачастил к нам на склад, где я работала кладовщицей. То конфету принесет, то яблочко свежее, то ромашку с поля. Говорит мне: «Евгения, очень у вас замечательное имя. У меня так первую учительницу звали». Я в краску, значит. А он на завтра опять тут как тут: с клубникой стоит и улыбается. Такое поведение не скрылось от Саньки, люди добрые все рассказали. Ну, он его и подкараулил вечером у тына. А Санька был здоровый, кулачище как две мои головы. Навалял он сопернику по первое число. Лежал Миша долго на больничном. В милицию заявление не стал писать. Не хотел неприятностей Саньке. Пришла к нему я один раз, принесла молочка парного. Говорю: «Михаил, вы простите, но у меня есть жених. Он шибко ревнивый. Вы ко мне больше не ходите». Михаил только и ответил: «Хорошо, Женечка». А сам глазищами меня испепеляет, ресницами – хлоп, хлоп. Ушла я от него, а у самой сердце не на месте. Иду домой плачу, жалко мне его стало. За меня же дуру пострадал, а я такая не благодарная оказалась. Санька ко мне вечером приходит, зовет на танцы. Идем мы с ним под ручку, а он сам не свой. Донесли ему, что ходила к Мише и навещала. Спрашиваю его: «Чего сопишь? Говори, если что хочешь сказать». Он мне: «Ходила к нему?» Я: «Ходила. А тебе какое дело? Я не твоя собственность». Он замолчал. В тот вечер Санька с друзьями сильно напился. Я ушла с танцев одна. Он вечером пришёл к дому, сломал забор, полез в окно ко мне. Батя его вышвырнул на улицу. И говорит: «Санька, если ты любишь Женьку, то женись. А непотребство чинить не позволю. Стыдно перед людьми». Санька и говорит мне пьяным языком, дыша перегаром: «Евгения, краса моя, выходи за меня». Я смотрю на него: грязный, противный, а у самой перед глазами Миша – красивый, всегда причёсанный, одеколоном от него пахнет, разговаривает культурно, ручку всегда подаст, грубого слова от него не услышишь, глазищами на меня посмотрит – у меня сердце стынет. Я и рубанула: «Не пойду я за тебя, Санька, замуж». Он как заорет: «Курва, пожалеешь, локти кусать будешь». У меня в тот момент прямо глаза открылись, чего я с этим Санькой столько времени ходила на танцы? Через пару дней смотрю стоит у ворот склада Миша с букетиком незабудок: «Извините, – говорит, – Евгения, не могу забыть вашего лица, вашей улыбки. Не прогоняйте, не могу я без вас жить». Ноги у меня в тот час покосились, сползла я тихонечко по стеночке. Он меня подхватил, на скамейку усадил. Сама рыдаю, ничего поделать не могу. У него самого слезы по лицу ползут. Все мы про друг дружку поняли в энтот момент. Уткнулась я ему в плечо, говорю: «Хорошо, Михаил, давайте попробуем подружиться. Не буду вас больше прогонять». Миша просидел остаток дня на скамейке, пока я работала. Проводил до дома. Начали мы с ним ходить на танцы, гулять по берегу вдоль реки. И так через полгода догулялись до свадьбы. Санька пытался еще прийти ко мне, чтобы извиниться. Приходил и угрожал Мише, но мы попросили с ним поговорить участкового, и Санька вроде отстал. Перестал буянить и успокоился. Потом Санька женился на моей подружке Вере. Ты знаешь их внука – Сережку. Верка его строго так взяла в оборот. Санька, в принципе, хороший мужик, работящий, мне иногда приходит помогает, если что сломается.

– Дед Миша умер? – спросил Тимур.

– Погиб. Сейчас расскажу. Через год после свадьбы у нас родилась Верочка, твоя мама. Чуть позже еще родился сыночек – назвали Матвеем. Но в возрасте трех лет Матвей простудился, заболел воспалением легких и умер. Мы очень сильно горевали. Хотели еще детей родить, но что-то не получалось. Уж не знаю почему. В возрасте семи лет твоя мать с подружками пошла за скотный двор на болото. Цветы там видите ли красивые были, желтенькие. Там была узенькая тропочка, по которой можно было пройти. Подружка Света неосторожно шагнула в сторону и начала тонуть, Верка кинулась ее спасать, и сама угодила в эту лужу. А топь коварна тем, что чем больше барахтаешься, тем она тебя сильнее засасывает. Самостоятельно выбраться из трясины невозможно. Они начали кричать, звать на помощь. Третья подружка побежала в деревню за помощью, на встречу ей Миша. Он бегом прибежал на болото, вытащил девчонок, но сам завяз. Он приказал девчонкам бежать и звать взрослых на помощь. Девчонки побежали. Когда помощь пришла Миши на поверхности не было. Его, конечно, достали. Делали искусственное дыхание, но было слишком поздно. На других мужчин после Миши, я смотреть не могла. Так и прожила остаток жизни одна с Веркой. Когда дочка уехала в Москву, мне тяжело было одной. Да, слава богу, подружки помогали понемногу. Их мужья старались, если что надо прибить или починить по мужской части. Вот такая история, – баба Женя задумчиво поглядела в небо – где ты, мой любимый Миша?

Рассказывая свою историю, бабушка не переставала полоть сорняки. Слезы иногда вытекали из глаз и скользили прямо в землю по морщинистым щекам бабы Жени. Она их не вытирала, не размазывая по щекам грязь. Тимур же, слушая бабушку, совсем перестал полоть, проникся историей.

– Вот это, да! – сказал после минутного молчания Тимур, – совсем как в кино.

– И не говори, внучек. Когда вырастешь большой, напиши книгу или сними фильм. Дед Миша тебе будет благодарен за память. Никто не хочет умирать молодым. И он не хотел, очень жизнерадостным был и веселым. Сколько еще можно было сделать хорошего.

Бабушка с внуком допололи грядки в тишине. После обеда Тимур пошел на площадку к друзьям.

– Привет! – радостно приветствовал его Илья.

– Здравствуй, – Сережка уверенно пожал руку.

– Здорово, пацаны, – бодро поздоровался Тимур.

– Ну, что на корабль? – задорно пригласил Илья.

– Ребята, а можно мне попросить, показать болото, где погиб мой дедушка Миша? – спросил Тимур.

– Знаем мы это место, – ответил Илья.

– Но, вообще-то, туда не рекомендуется ходить, а детям без взрослых особенно, – добавил Сережка.

– На карьер, можно подумать, ходить детям настоятельно рекомендуется? – съязвил Тимур.

– Ладно, ладно, не кипятись. Я же не сказал нет. Я просто предупредил, что это не приветствуется, – ответил Илья.

– Я – против. Делать там нечего, – не отступал Сережка.

– Боитесь, можете не ходить. Расскажите, где это болото, я один схожу, – решительно отрезал Тимур.

– Пошли, – Илья шагнул в сторону леса.

– Ты куда? – спросил Сережка.

– По деревне нельзя. Засекут, будут ругать, начнутся проблемы. Обязательно кто-нибудь наябедничает. Мне не хочется сидеть под арестом, – ответил Илья.

Троица ребят пробиралась вокруг деревни по кустам и оврагам, перелезая ручьи и перебегая полевые дороги. Наконец, перед Тимуром открылась ровная, заросшая мхом, поверхность болота, с кочками и чахлыми деревцами.

– Вот смотри. Это болото, – показал вперед рукой Илья.

– Примерно вон там направо и утонул твой дед, – уточнил Сережка.

Тимур сделал шаг вперед на мягкий зеленый мох. Нога утонула в мягком ковре по щиколотку. Тимур сделал еще шаг, мох пружинил, но держал. Тимур сделал еще пару шагов вперед.

– Я не проваливаюсь, хотя ощущения странные, как будто я на ковре-самолете, – крикнул друзьям Тимур.

– Ты бы вернулся, это не шутки, – предупредил его Илья.

Тимур сделал еще шаг, и ощутил ногой воду. Она быстро проникла в правый кроссовок. Обувь стала тяжелой и неприятной. Из-под ног потянуло болотной тиной и сыростью. Холодок пробежал по спине Тимура. Он медленно развернулся, и пружинящей походкой вернулся на твёрдый берег.

– Зачерпнул воды, – оправдываясь, сообщил он приятелям.

– Довольный? – спросил Сережка.

– Знаешь? Да, довольный, – ответил Тимур, – я ощутил кончиками ног эту таинственную и зловещую мощь болота. Мне было страшно, почти как вчера на карьере.