Сонеты Шекспира: Вдохновение реальностью. Историческая головоломка

Поэтому поэт спешит заверить друга, что ничего не изменилось в его чувствах, они даже стали сильней: «Моя любовь сильней, хоть вид – слабее, Люблю не меньше – мало лишь на вид – My love is strength’ned, though more weak in seeming; I love not less, though less the show appear».

Такая трактовка намёков логично следует из сравнения сонета 102 с вышеперечисленными сонетами и однозначно указывает на адресата – друга поэта.

Ничего подобного в отношениях с возлюбленной никогда не было, вернее, было всё ровно наоборот. Поэт постоянно сожалел о том, что не его чувства к ней, а, именно, чувства возлюбленной к нему не так сильны, как ему бы хотелось, например, сонеты 89—93.

Поэтому можно было бы обойтись и без прямых указаний сонета 101 на адресата. Ведь знаков смены адресата – противоречий – не было, начиная с сонета 100.

Сонет 102. Оригинальный текст
My love is strength’ned, though more weak in seeming;
I love not less, though less the show appear :
That love is merchandised whose rich esteeming
The owner’s tongue doth publish every where.
Our love was new, and then but in the spring,
When I was wont to greet it with my lays,
As Philomel in summer’s front doth sing,
And stops his pipe in growth of riper days:
Not that the summer is less pleasant now
Than when her mournful hymns did hush the night,
But that wild music burthens every bough,
And sweets grown common lose their dear delight.
Therefore like her, I sometime hold my tongue,
Because I would not dull you with my song.

Также интересен ракурс значения «песни соловья», т.е. любовных сонетов поэта, в отношениях с другом. Любовь «как песня соловья в начале лета – As Philomel in summer’s front doth sing» – вот что является главным – словесное выражение любви, а не физический контакт. Ведь поэта заботит то, чтобы «не стать скучным в песнях – Because I would not dull you with my song», а не в чём-то другом. И поводом замолчать для себя поэт считает не физическую измену друга, а «гвалт», «толканья песен» других поэтов.

Кроме того, о какой Любви говорит поэт, если её силу и величину для друга определяет «вид» поэта, а её ценность специально не сообщается, чтобы никто не подумал, что она продаётся?

Но, очевидно, что другим способом – не внешним, не словесным – друг узнать эту ценность и не может, т. к. в его распоряжении только «вид» и «песни» поэта. Друг может только смотреть и слушать.

Также очевидно, что все проявления такой Любви – мысленные, душевные, а не физические, и для друга, которому «мало на вид» и «вид слабее», и для поэта, которому это же самое – «не меньше» и «сильнее».

Всё это подтверждает ещё раз, наряду с сонетами 20, 39, 42 и 88, характер отношений с другом, в которых нет ничего, кроме дружбы и восхищения.

Вероятно, что такое «упорное» (во многих сонетах) употребление поэтом обращения к другу «мой возлюбленный» как раз и вызвано стремлением показать уникальность (а не извращённость) отношений для поэта, т.е. вызвать интерес, т.е. «не стать скучным в песнях».

Сонет 103

Продолжает тему «воспоминаний и оправданий» перед другом, начатую в сонете 102.

Теперь поэт намёком вспоминает о «поражении» своих стихов перед образом друга, уничижая свои стихи и оправдывая своё молчание недостижимой для стихов красотой друга.

Как помним, именно такое отношение к сонетам другу было выражено в сонетах 72 и 83, но в сонете 72 не было объяснения причин, а сонет 83 также оправдывал молчание.

Теперь причины названы в виде комплимента красоте друга, «превзошедшей воображение – That overgoes my blunt invention quite», что подтверждает желание поэта восстановить прежние отношения.

Сонет 103. Оригинальный текст
Alack, what poverty my Muse brings forth,
That, having such a scope to show her pride,
The argument all bare is of more worth
Than when it hath my added praise beside.
О blame me not if I no more can write!
Look in your glass, and there appears a face
That overgoes my blunt invention quite,
Dulling my lines, and doing me disgrace.
Were it not sinful then, striving to mend,
To mar the subject that before was well?
For to no other pass my verses tend
Than of your graces and your gifts to tell;
And more, much more than in my verse can sit,
Your own glass shows you, when you look in it.

Попутно идёт перекличка с темой сонетов 100—101, где поэт упоминал свою Музу, обращаясь к ней напрямую.

Здесь же поэт вспоминает о ней в третьем лице, но преемственность смысла осталась – недовольство музой в хвале адресата.

Важно заметить, что образ зеркала использован здесь Шекспиром совсем в другом ракурсе, чем в сонете 3 молодому родственнику.

Если там поэт советует смотреть в зеркало для понимания недолговечности красоты, то здесь зеркало предстаёт предметом, где красота будет видна лучше всего, даже лучше стихов. И соответственно делаются разные выводы и даются разные советы адресатам: родственнику – подумать о продолжении рода, другу – любоваться собой.

Это ещё раз подтверждает разных адресатов в сонетах 3 и 103.

Сонетом 103, наряду с сонетами 18, 64 и 71, окончательно оформляется ряд аргументов в пользу другого адресата (не друга) в первых 17-ти сонетах.

Сонет 104.

Продолжает тему «воспоминаний и оправданий», начатую в предыдущих сонетах.

Теперь поэт говорит о давних отношениях с адресатом. Комплименты молодости и красоте друга, несмотря на прошедшие годы, подтверждают стремление поэта к восстановлению отношений: «Вы для меня не станете ни хуже, ни старше – To me, fair friend, you never can be old».

Преемственность смысла с сонетами 102 и 103 очевидна. Противоречия в этом нет, и, значит, адресат – прежний – друг поэта.

Сонет 104. Оригинальный текст
To me, fair friend, you never can be old,
For as you were when first your eye I eyed,
Such seems your beauty still. Three winters cold
Have from the forests shook three summers’ pride,
Three beauteous springs to yellow autumn turned
In process of the seasons have I seen,
Three April perfumes in three hot Junes burned,
Since first I saw you fresh which yet are green.
Ah yet doth beauty, like a dial-hand,
Steal from his figure, and no pace perceived;
So your sweet hue, which methinks still doth stand,
Hath motion, and mine eye may be deceived;
For fear of which, hear this, thou age unbred:
Ere you were born was beauty’s summer dead.

Сонет 105