– Демов – тот самый герой, который все время целовался с парикмахершей? – спросил Мирославов.
– Видите, и вы заметили их скверную игру.
* * *
Поцелуй перед несколькими сотнями зрителей и история, рассказанная словоохотливой Зинаидой, зацепили Мирославова. Пока и сам не мог понять, чем. Но история постоянно всплывала в памяти, манила в бездну интересных размышлений и рассуждений с самим собой, что особенно любил в своей профессии Мирославов.
* * *
Мирославов вышел на балкон покурить, чтобы обдумать услышанное.
На секунду в двери проявилась и тут же исчезла голова Майи.
Только и услышал:
– Священнодействует!
Он вспомнил театр, его сумрачную атмосферу с шевелящейся массой людей, пригнанных сюда жаждой получить некую встряску своих зачерствелых чувств или просто убить время.
Мирославов гнал от себя актера Демова и театр, принуждал думать о другом. Один раз даже встал, чтобы пойти посмотреть бокс Виталия Кличко. Но видел не увальня с мощным джебом, а парочку, основательно усевшуюся на сцене и целующуюся взасос (слово-то какое противное, впервые обратил внимание Мирославов).
На балконе с подносом стояла Майя в своем легком синем халате с большими ромашками.
– Хватит морщить лоб, пора и в перекуре перекур сделать, – сказала Майя, пододвинув маленький столик, специально купленный для кофепития на их хорошо меблированном балконе, увитым диким виноградом.
– Можно и так, – согласился Мирославов. – Пахнет, во всяком случае, замечательно.
Каждый сделал по глотку, Мирославов закрыл глаза от удовольствия.
– Ты знатный кофеготовщик.
– А ты знатный следователь. Все думаешь о театре, зацепило?
– Зацепило, – признался Мирославов. – Почему и нет, живое дело? Могу тебе сказать с уверенностью: там есть состав преступления. Этот Демов двигается нечестно.
– Как ты сказал? – расхохоталась Майя. – Настоящий перл. Можно ли двигаться нечестно – это вопрос диссертационный!
– Можно. Учти, люди ничего скрыть не могут. Они себя не видят со стороны. И вся хитрость или упрятанная тайна тоже написаны – или на лице, или в движениях. Ты посмотри, как двигается этот Демов. Подлость читается в его крадущихся шагах.
– Но он же актер? Профессия такая есть, знаешь?
– В том и дело. Он спрятал свое преступление в себе и заиграл, а оно висит над ним, его видно со всех сторон.
Так что могу смело сказать, когда освобожусь от дела сынка, тут же переключаюсь на это.
* * *
Паталогоанатом Александр Михайлович, всегда при градусах и хмуром веселье, дал толстенную книгу, в которой числились все, побывавшие в заведении за последние три года.
Мирославов с трудом нашел свою клиентку.
Диагноз гласил – сердечная недостаточность.
Иными словами – женщина умерла не от того, чем болела, а от сердца – самый простой путь отправиться к праотцам.
Александр Михайлович, просмотрев заключение врача, ухмыльнулся и глотнул из фляжки.
– Отделаться хотел. Пойди докажи. Сердце ведь у всех больное. 70 процентов вот этих, кивнул на дверь, за которой находился холодильный зал, считай, все от этого помершие. А если проверить, так половина диагнозов – ошибки врачей. Я-то знаю.
У самого сердце шалит, вот я ритм и восстанавливаю. Александр Михайлович опрокинул металлическую спасительницу и удовлетворенно констатировал:
– От аритмии дюже помогает, советую.
– Вы ведь врач, Александр Михайлович, – сквозь улыбку сказал Мирославов. – А что советуете!
– Хорошее советую – сжигает всякое дерьмо, в котором мы живем. Вот только у нашего народа с тормозами плохо, тогда от этого божественного напитка можно попасть и туда, кивнул он снова на дверь холодильника. А так – дюже помогает!
Значит – сердечная недостаточность.
На очереди был разговор со следователем, закрывшим дело Демовой.
Оказалось, следователь Путов уже в управлении не работал. Несколько месяцев назад был осужден за взятку.
Дело явно списано в архив. Хождение по второму кругу затруднено отказом свидетелей отвечать. Сколько можно? Сегодня народ, как огня, боится свидетельствовать, того и жди пулю в лоб.
Предстояла работа с чистого листа. Дело расследовано непрофессионально. Взятка, за которую сел Путов, была не такой уж и большой – 10 тысяч долларов.
Значит, подобное могло быть и с закрытием дела Демовой. Слишком торопливы заключительные действия следователя.
* * *
Майя ждет с ужином. Нужно поспешить. Есть Мирославову не хотелось, но аппетит приходит во время еды. У Майи это так. Она прекрасно готовила, в своих ученых лабораториях они не только науками занимались, а еще и соперничали, кто лучше «изобразит» (как у них говорилось) то или иное блюдо. Майя удачно претворяла в жизнь знания, полученные из разных источников информации.
Дома было пусто. Странно, обычно Майя приходила на два часа раньше его. Сейчас в институтах давали такую поблажку ввиду нестабильной и низкой зарплаты, чтобы хоть как- то удержать нужных специалистов.
Мирославов же позвонил жене на работу. Никто трубку не брал. Набрал номер приемной.
Узнав кто звонит, дежурная сделала паузу, а потом увлажнившимся голосом произнесла:
– Вашу жену отвезли в больницу. У нее что-то с животом. Стало плохо, директор дал машину, ее отвезли в двенадцатую, там у директора хороший знакомый завотделением.
Мирославов тут же начал звонить.
Майю поместили в 8-ю палату хирургического отделения.
– Что-то серьезное? – спросил Мирославов дежурного врача.
– Ее готовят к срочной операции.